Ольга Грибова - Скорбный день. Часть 1 (СИ)
Слуга направился к следующему курфюрсту – Вельзевулу. И снова чаша вспыхнула алым. Вслед за Вельзевулом сидел Самаэль. Ева ожидала увидеть привычный красный, но под рукой Самаэля вспыхнул голубой. Теперь уже два цвета, соперничая друг с другом, наполняли чашу.
Еще дважды чаша наполнилась голубым: под ладонями Асмодея и Велиала. К тому моменту, когда очередь дошла до Мамона, Ева смекнула, что красный цвет – голос против нее, голубой – за. Она напряглась в ожидании того, чью сторону примет Мамон. Хотя проиграть ей не грозило, ведь ничья это не поражение, сердце испугано билось о ребра.
Мамон подчеркнуто неторопливым движением распростер руку над чашей. Он получал удовольствие, заставляя братьев напряженно ждать его решения. Пошевелив пальцами, удобнее устраивая ладонь над чашей, он скосил глаза на братьев. Те в свою очередь, не мигая, глядели на него, напоминая игроков на скачках. Каждый сделал ставку и теперь с замиранием сердца следил за тем придет ли его лошадь первой к финишу.
Наконец, Мамон разомкнул губы и прошептал заветные слова. В ту же самую секунду чаша полыхнула голубым, закрепив победу за Евой – четыре:два в пользу предводительницы.
Глава 3. Книга Судного дня
Так или иначе, но каждый всадник прошел испытание. Пусть Ева не могла похвастаться результатами, но она была рада, что все закончилось. Она, наконец, сняла несуразное платье, избавилась от приспособлений, висящих на ней как новогодние игрушки на елке, и добралась до ванной. Последнего она хотела больше всего. Но стоило выйти из ванной в плюшевом халате с тюрбаном из полотенца на голове, как в комнату постучали.
Ева поморщилась, но деваться некуда, пришлось открыть незваному гостю. На пороге, подперев косяк плечом, стоял демон Зенита курфюрст Асмодей собственной персоной. Эх, надо было притвориться, что ее нет.
Секунду назад Еве было плевать, что на ней надето, но ситуация изменилась как только демон разврата глазами цвета спелого апельсина осмотрел ее оголенную шею, заглянул в вырез неплотно запахнутого халата и, склонив голову на бок, изучил лодыжки. Ощущение было такое, словно она вышла обнаженной на улицу.
− Добрый вечер, − Ева затянула пояс. Подобно Церберу на страже адских ворот она стояла перед дверью, мешая Асмодею войти.
− Добрый, − согласился демон. – Пустишь?
Ева замялась. С одной стороны она бы с удовольствием сказала «нет», с другой Дей пару часов назад голосовал за нее на собрании. Не хватало ей прослыть неблагодарной.
− Что-то случилось? – поинтересовалась Ева, не двигаясь с места.
− Неужели я на ночь глядя надоедал бы тебе из-за пустяка? – демон улыбнулся одной из тех улыбок, при виде которых у представительниц слабого пола подгибаются колени.
Не дождавшись приглашения, Дей нагло протиснулся в комнату. Проходя мимо, он как будто невзначай прижался к Еве. Она отскочила назад, как если бы прикосновение демона было заразно, и застыла с пылающими щеками. Как бывало ни раз, Асмодей без труда смутил ее.
− У тебя уютно, недотрога, − вспомнил демон данное им прозвище.
Дей обошел спальню: полюбовался кроватью, рассмотрел сотовый телефон на тумбе и задержался у вазы с фруктами. Взяв яблоко, он произнес:
− Самый неоднозначный фрукт во вселенной. Чего он только не повидал. Это и запретный плод – символ искушения, и источник молодости, и яблоко раздора. Любишь яблоки, недотрога?
− Не особо.
− Убежден, я бы обожал этот фрукт. Если бы, конечно, мог есть.
Демон, вернув яблоко на место, чуть ли не поклонился ему, словно яблоко − царственная особа.
− Сегодня был тяжелый день, − сказала Ева. Она все еще держала дверь открытой, поступая так из двух соображений: во-первых, в случае чего она успеет позвать на помощь, во-вторых, она как бы намекала гостю, что ему не рады. Несмотря на хорошее к ней отношение, Асмодей, прежде всего, демон, и рядом с ними не следовало забывать о безопасности.
− Не переживай, − глаза Дея сделались колючими, из оранжевых став ржавыми. Он весь подобрался. На смену развязности пришла строгость, превратив очаровательного шалопая в официального глашатая. Время забав окончилось. – Я пришел от лица совета курфюрстов, чтобы передать тебе послание, − Асмодей чеканил слова, как солдаты строевой шаг. – Совет постановил, что предводительница и всадники Судного дня готовы к выполнению своего предназначения. Завтра утром ты возьмешь книгу и узнаешь, кто хранится ключ от первой печати.
Уходя, Асмодей оглянулся на Еву.
− Удачи, недотрога, − он провел указательным пальцем по ее щеке, снова став самим собой - бесстыжим демоном разврата.
Захлопнув дверь, Ева с шумом выдохнула. Час от часу не легче. Едва она успокоилась после собрания курфюрстов, как нарисовалась новая проблема.
− Взять книгу, − повторила она вслух. А что если у нее не получится? Сумеет ли она коснуться книги Судного дня, если Тьма до сих пор ей неподвластна? Вдруг это ее убьет? Идея обмануть курфюрстов - хитрая ловушка, в которую она угодила по глупости.
Почему Мамон проголосовал за нее? Уж не из желания ли посмотреть, как она будет корчиться в муках после прикосновения к книге? Днем Ева убедила себя, что Мамона подкупил Самаэль. Тогда эта мысль выглядела здравой. Ведь демона скупости проще всего соблазнить деньгами. Но ей уже доводилось ошибаться в мотивах демонов. Причины их поступков не поддавались просчету.
Ева вытерла и расчесала влажные волосы; переоделась в пижаму с котятами; приготовила одежду на завтра и уже собралась лечь спать, когда в комнату опять постучали. На этот раз она сделала вид, что заснула и не слышит гостя.
Стук повторился. Кто-то настойчиво добивался ее внимания, но Ева была непреклонна. Она дала себе слово не открывать и сдержала бы его, не раздайся из коридора голос Макса:
− Ева, ты там?
Она бросилась к двери, схватила Макса за руку и втянула в спальню. Закрыв за ним дверь, Ева привалилась к ней спиной.
− Ух ты! – Макс потряс головой, приходя в себя после бесцеремонного обращения, и шутливо добавил: − я проверял: за мной не было слежки.
С неохотой Ева отошла от двери, не нуждающейся в столь ярой защите, и сказала в свое оправдание:
− Ко мне заходил Асмодей.
− Принес новости от совета?
− Ты был в курсе, что он заглянет? – догадалась Ева.
− Я не знал наверняка, кто это будет, − Максим спрятал руки в карманы брюк. – Что он сказал?
− Что завтра я возьму книгу.
− А ключ? Он упоминал ключ?
− Кажется, да. Но мне пока неизвестно, где он.
Плечи Макса расслабились:
− Как только выяснишь, где ключ, тебе надо будет забрать его. Это может быть опасно, учитывая твои отношения с Тьмой.
Напряжение Макса было вызвано тревогой за нее. Приятно видеть, что он печется о ней. Именно поэтому она с ним. Долгих шестнадцать лет никому не было до нее дела, и вот нашелся тот, кто искренне за нее переживает. Это дорогого стоит.
− Брось, − она протянула руку к Максу. – Это лишь ключ. Мы справились с курфюрстами, разберемся и с ним как-нибудь.
Макс привлек Еву к себе. Волнения и страхи дня растворились в страстном поцелуе. Он одновременно придавал Еве сил и лишал их. Она слегка нервничала из-за своего внешнего вида. Фланелевая пижама с котятами не тот наряд, в котором она хотела предстать перед своим парнем. Но такой выдался день - сегодня на ней было что угодно, кроме нормальной одежды. К счастью Макса не волновал ее наряд, а вскоре одежда перестала иметь какое-либо значение.
Ева бы упала, не подхвати Макс ее на руки. Он отнес ее на кровать, где она без сожаления избавилась от проклятой пижамы и прильнула к Максу, прикрыв глаза, пока его губы исследовали ее шею и грудь. Стон наслаждения должен был показать Максу, как ей это нравится, как она любит его. Любит – ключевое слово. Она сто раз повторяла его про себя и ни разу вслух. Даже сейчас, будучи с Максом единым целым, отдав ему всю себя, она не могла произнести это простое слово.
Они заснули в объятиях друг друга, а проснувшись, Ева первым делом потянулась к часам на прикроватной тумбе. Без них невозможно было определить время суток − за окном царила вечная ночь. Электронные часы показывал половину восьмого утра. Ева с детства привыкла рано вставать: перед тем, как отправиться в школу, а затем и в колледж, она часто помогала матери справиться с похмельем. При воспоминании о маме засосало под ложечкой. Их последний разговор прошел неудачно. А тот факт, что Самаэль приказал демонам-теням куда-то ее увести, не давал покоя Евиной совести. По слухам в подвалах дома располагались камеры, где души подвергались пыткам. Не удивительно, что они предпочитали держаться от Дома подальше. Ева дала себе слово выяснить у Самаэля, что сталось с матерью.
