Осенние (СИ) - "Джиллиан"
Представив, как он удивится, получив письмо с рисунками прямо сейчас, я еле удержала улыбку. Он-то, наверное, думает, что я уже сплю. Ведь в Канаде сейчас время ближе к вечеру… Посмотрела на часы — тихо засмеялась. Ничего себе — расписалась! И правда — почти два!
Мама вошла, строго проследила, чтобы компьютер был выключен, чтобы обезболивающие таблетки были выпиты. Спрятала собранные листы с рисунками в папку, положила на полку книжного шкафа, выключила свет в комнате — и ушла.
Стало темно и тихо… Постепенно глаза привыкли к темноте. Стали различать тени от предметов. Но всё это проходило как-то мимо. Я всё ещё была там, в цветных рисунках, где мы с Костей бродили по осенним аллеям.
А я улыбнулась снова: нужны ли эти таблетки? Даже скорчившись в кресле, я почти не чувствовала боли. Хотя на ногу лучше не смотреть — выглядит она сейчас просто угрожающе!.. И не нужны мне эти таблетки, потому что я будто выплеснула из себя что-то, что до сих пор переполняло меня, будоража…
Сон медленно надвинулся на меня. Я снова услышала тихий Костин голос: «Спи, моё солнышко!» И мягко уплыла в тёплый тёмный мир сновидений.
20
Утро началось с беспокойного солнечного света, который то и дело пропадал в тучах, и в комнате мгновенно становилось темно и тревожно. Но ветер гнал серое марево, как сумасшедший, снова и снова открывая не только ярчайшее солнце, но и прячущееся за бегучими облаками холодно голубое небо.
И мой день начался именно так — с разных лоскутов событий.
Только успела присесть к компьютеру за работу, как зазвонил домофон. Предупреждённая заранее, я было решилась ждать появления Тани на пороге комнаты. Подружка ещё с вечера объявила, что отпросилась с работы до обеда. Но, слушая шум ветра за окнами, я внезапно вскочила со стула и бросилась к шкафу. Впихивая многострадальную ногу с синячищем в штанину джинсов, я быстро соображала, как объяснить Тане своё странное решение, потом бросилась к столу — схватила мобильный:
— Ты где?!
— В лифте!
— Скажи Паше, чтобы подождал нас, — мы с тобой идём гулять!
— Ты что?! — ужаснулась Танюшка. — С твоей ногой?! Ты сама говорила, что…
— А мы эту ногу не возьмём! — машинально сказала я.
— Не пугай меня! — завопила подруга.
— Я хотела сказать, что мы не будем думать о моей ноге, — снова рассеянно сказала я, пыхтя в джемпере, рукав которого, оказывается, слегка вывернулся, запутав меня, и снова напомнила: — Звони Пашке, а то уедет!
Ещё услышала её бессвязный крик и выключила телефон. Некогда. Меня подзуживало страшно сильное желание немедленно попасть на ту улицу — кажется, какого-то Александрова? — посмотреть, что там! Я горела в этом желании, потому что это Костя мне сказал — прогуляйся! А мне теперь стало не под силу выжидать, пока нога перестанет болеть. Я хочу посмотреть, что там, прямо сейчас!
Ну, что… Костёр моего любопытства горел так, что я подожгла им и Танюшку, объяснив, куда именно мы поедем. Теперь загорелись и её глаза! Она только и успела зашвырнуть к нам в прихожую сумку с продуктами для меня болезной, и мы, с трудом протараторив изумлённой нашей скоростью маме наши извинения, помчались вниз. Естественно, я — приволакивая ногу, но уже внизу болезненных ощущений уже не чувствовалось. То ли набегалась — притупилось, то ли любопытство перебило всё.
— Вы куда?! — теперь изумился Паша. — Мне сказали — ты, Алён, вообще безногая!
Подпрыгивая у дверцы, я нетерпеливо ответила:
— Безногая, безногая! Но погулять хочется!
Он удивлённо пожал плечами и пустил нас в машину, на заднее сиденье, где мы могли вволю похихикать, восторженно представляя, что же там, на той улице, а главное — почему мы туда должны сходить вместе. Первое предположение: потому что я ходить одна, без посторонней помощи, не могу, отмели сразу. Мы рассуждали так: если вдвоём — значит, нас ожидает что-то этакое. Но что?!
Паша добродушно косился на нас в верхнее зеркальце и только раз спросил:
— Может, вас на ту улицу проводить? Да и по самой улице прогуляться с вами?
— Ты что?! — замахала на него руками Таня. — А вдруг там такое, такое… Ну, такое, что тебя испугается?
Паша, кажется, чуть руль из рук не выпустил от хохота. А когда он замолк, Таня погладила его по затылку и задумчиво сказала:
— Не мешай нам мечтать, понял? Рули давай дальше!
Он чуть повернул голову — шутливо приласкаться щекой о её ладонь, и снова затих. А Таня снова затараторила про улицу, что может нас там ожидать… Я сидела, затаившись, как мышь, и всё прокручивала перед глазами, как легко подруга погладила мужа по затылку, а он, повернувшись… Костя, долго ли ты будешь далеко от меня?…
Паша оставил нас в начале улицы, которая спускалась затем вниз, к площади. Ещё раз удостоверившись, что нам не нужен провожатый, что Таня вполне может, если что, дотащить меня до скамейки, он попрощался и уехал по делам. А мы медленно двинулись по улице. Точней — по пешеходной дорожке, параллельно дороге. Здесь в основном административные здания да солидные пяти-семиэтажные дома. Людей мало — возможно, потому что утро. Таня, наверное взволнованная даже больше моего, то и дело озиралась вокруг и встревоженно говорила:
— Надо же — придумал! Но что?!
— Тань, успокойся, — не выдержала я и засмеялась. — Если что и увидим, то скоро — улица небольшая, скоро закончится.
— А если ничего не будет? Алён, миленькая, ну убеди меня, что он придумал для тебя что-то потрясающее! Ведь недаром он сказал, чтобы мы пошли вместе!
— Танюш, ну что я тебе могу сказать, если ничего не знаю? Ну подумай сама… Может, мы сейчас всего лишь дойдём до места на дорожке, где будет надпись: «Алёна, привет!» И больше ничего.
— Алёна, ну как ты можешь так говорить? — возмутилась подруга. — Это слишком мелко! Я представляю, что он где-то спрятал настоящий клад!.. Ну конечно, не тот, который обычно прячут. Но что-то такое — потрясающее!
Если честно, то больше хотелось, чтобы Танюшка заткнулась. Здесь, на этой улице, было тихо. Редкая машина проезжала по дороге мимо нас — и я машинально всматривалась в водителя со слабой надеждой, что Костя никуда не уехал, а готовит что-то загадочное… Слева тянулась низкая решётка, за которой застыли английские клёны, их листва под ногами пахло невыносимо сладко, и вскоре даже Таня заметила это.
— Алён, чувствуешь, как здорово тут пахнет?
— Чувствую…
Мы медленно (из-за меня) шагали вниз, и подруга вдруг неожиданно заметила:
— Слушай, а улица какая интересная, оказывается! Я и не думала, что здесь столбики у заборов такие оригинальные! Как старинные!
— Почему — старинные?
— Ну, у них наверху горшки с цветами…
Она что-то ещё говорила, а я вдруг увидела эту улицу иначе и подумала: «Жаль, Женьке некогда. Его б сюда. Здесь такие краски — сплошная мягкая и прозрачная акварель… Наверное, здесь красиво — в дождь». А потом по глазам снова полыхнуло привычным мне в эту осень цветом — багрянцем, и я, удивлённая, заметила, что впереди клёны сменились густой рябиной, стоящей настоящей стеной. Вот уж где листья почти не опали, полыхая тёмным огнём!
— Алёна?
Мы остановились. Через дорогу стоял какой-то парень и улыбался, глядя на нас.
— Мы знакомы? — решилась ответить я. Таня только с ожиданием хлопала глазами.
— Девочки, а вы не могли бы перейти сюда?
Мы, оглядевшись и не обнаружив нигде машин, протопали через дорогу.
Парень, одетый странно легко — почти в летнее: джинсы и рубаху (я скосилась вниз, стараясь сделать это незаметно: и в сандалиях!), — оказался высоким и улыбчивым. Он слегка поклонился нам обеим, а потом спросил у моей подруги:
— Вы — Таня?
— Ага, — чуть осипло откликнулась подруга, снова взволнованно дыша.
— Пойдёмте за мной.
Этот парень оказался очень самоуверенным: нисколько не сомневаясь в нашем послушании, он развернулся к нам спиной и зашагал к какому-то маленькому, полуподвальному пристройчику. Мы азартно переглянулись (неужели сейчас будет то, из-за чего Костя нас сюда позвал?) и поспешили за ним.
