Джон Бойн - Здесь обитают призраки

Придя в себя, я отправилась в прежний кабинет мистера Уэстерли, обыскала ящики письменного стола и обнаружила пачку бумаги для замет и конверты с гербом Годлин-холла. Из ящика я извлекла лист, достала перо и приступила. Дописав, я встала посреди кабинета и принялась декламировать — со всем ораторским мастерством, на какое была способна, тщась выдержкой не уступить Чарльзу Диккенсу, не так давно явившемуся зрителям в найтсбриджском лектории. Ясным голосом я зачитывала свое письмо, отчетливо произнося каждое слово, дабы не возникло ни малейших сомнений в моих намерениях.

Уважаемый мистер Рейзен (начала я)!

С величайшим сожалением я вынуждена отказаться от места гувернантки Годлин-холла. Мне представляется нежелательным в подробностях объяснять, отчего я принуждена покинуть сей дом. Довольно сказать, что обстановка здесь для жизни не пригодна. Я убеждена, что в подобных условиях нельзя растить детей, а посему намерена забрать с собою Изабеллу и Юстаса. Куда именно мы отправимся, я Вам сообщить не могу. По причинам, кои я изложу Вам позднее, я бы не хотела предавать бумаге место нашего назначения. Достаточно сказать, что я вновь Вам напишу, едва мы устроимся.

Уверяю Вас, что детям ни в чем не будет отказано. За их благополучие стану отвечать только я.

Прошу меня простить за подобную внезапность, однако, отправив настоящее письмо, я займусь сборами, дабы мы с детьми отбыли утром. Я хотела бы поблагодарить Вас за всю заботу, что Вы мне выказывали с первого дня, и надеюсь, что Вы всегда будете почитать меня своим другом.

Декламация подошла к концу, и я некоторое время подождала. Я предчувствовала ярость; шторы колыхнулись, но не возникло оснований полагать, будто призрак вошел и готовится к атаке. Может, просто сквозняк. Тем не менее я сочла, что она, где бы ни была, услышала каждое слово и раздумывает, что предпринять.

Я сунула письмо в конверт и вышла на двор; поднимался ветер, и я покрепче закуталась в шаль. Я направилась к домику Хеклинга. Уже стемнело, но стояло полнолуние. Лошадь в конюшне провожала меня глазами; проходя мимо, я встретилась с нею взглядом и помедлила, припомнив, как эта самая лошадь, одержимая дьяволом, преследовала мисс Беннет. Я боялась, что она сорвется с привязи и погонится за мною, вряд ли я останусь в живых при таком повороте событий. В тот вечер, впрочем, лошадь сохраняла невозмутимость — она лишь тихонько заржала мне вслед и продолжила жевать сено.

Взойдя на крыльцо и постучавшись, я пожалела, что не надела пальто, ибо стремительно холодало, и меня била крупная дрожь. Наконец дверь отворилась и на пороге возник Хеклинг в рубахе; за спиною у него мерцали две высокие свечи, и при таком освещении он представал гостем из мира иного. Мое появление не слишком его обрадовало.

— Гувернана, — проворчал он, выковыривая крошку табака из зубов.

— Добрый вечер, Хеклинг, — промолвила я. — Я прошу прощения за столь поздний визит, однако мне потребно отправить письмо.

Я протянула ему конверт, и он сощурился, разбирая имя адресата в лунном свете.

— Мистер Рейзен, — пробубнил он. — Ладненько, а то. С утра пораньше в первую голову отвезу.

Он шагнул было в дом, но я удержала его за локоть. Столь дружественный жест насторожил его. Он обернулся, и на миг мне почудилось, будто он сейчас меня ударит. Я в страхе попятилась.

— Простите, мистер Хеклинг, — сказала я. — Но это послание чрезвычайной важности. Мистер Рейзен должен прочесть его сегодня же.

Хеклинг уставился на меня, словно ушам своим не поверил.

— Час-то поздний, гувернана, — сказал он. — Мне бы покемарить.

— Повторяю, мне очень жаль. Но, боюсь, ничего поделать нельзя. Это безотлагательно. Я вынуждена просить вас доставить письмо немедленно.

Из глубин своего существа он испустил ужасный вздох. Я понимала, что он мечтает лишь остаться в одиночестве, безмятежно посидеть у камина с трубкою в зубах и, может, кружкою эля, беспрепятственно поразмыслить о бренности мира.

— А то, — в конце концов промолвил он. — Уж отвезу, раз такая важность. Ответа ждать?

— Просто удостоверьтесь, что он прочел, — сказала я. — Полагаю, ответ себя ждать не заставит. Спасибо вам, Хеклинг.

— А то, — буркнул он и отбыл в свое жилище на поиски сапог.

Я возвратилась к дому и толкнула парадную дверь, но другая сила, гораздо могущественнее меня, держала ее с другой стороны. Меня не допускали в дом. Над моей головою раздался скрежет — горгулья сорвалась с крыши и, вращаясь, устремилась вниз; я отпрыгнула, а она невероятным своим весом грохнулась наземь и разбилась на сотню каменных обломков. Камни разлетелись, один оцарапал мне щеку — я вскрикнула и прижала ладонь к лицу. Крови не было. Упади горгулья на меня, я, без сомнения, погибла бы на месте. Но я не погибла. Пока еще. Я ждала, распластавшись по стене, а сверху летели камни. Харриэт Беннет не ошибалась: крыша положительно обветшала. Камнепад прекратился, я опять попыталась войти, полагая, что незримая сила не впустит меня и на сей раз, однако дверь с легкостью отворилась, и я, ахнув, вбежала в дом, захлопнула дверь за собою и замерла, переводя дух. Может, я лишилась рассудка? Может, все предприятие мое — чистой воды безумие? Я сомневалась, что вновь узрю свет дня, и все же упорствовала. Либо я живу в Годлин-холле, либо она — вместе нам тут тесно.

Я поднялась в детскую гардеробную; здесь в шкафу и комоде по левую руку хранились наряды Изабеллы, в шкафу и комоде справа — одежда и обувь Юстаса. В углу стояли чемоданы — я взяла первые же два, что попались мне под руку, и принялась швырять туда вещи.

— Что вы делаете? — раздался голос у меня за спиною; я обернулась в испуге и увидела, что Изабелла и Юстас проснулись — они стояли на пороге в ночных сорочках, с одной свечою на двоих.

— Она нас бросает, — со слезами в голосе сказал Юстас и прижался к сестре, ища утешения. — Я же говорил, что она нас бросит.

— Какая жалость, — отвечала Изабелла. — Но она молодец, долго продержалась, правда?

— Я тебя не брошу, милый мой мальчик, — сказала я, приблизилась, ладонями обхватила его щеки и легонько поцеловала. — Я никогда не брошу вас обоих, слышите меня?

— А зачем вещи собираете?

— Она собирает не своивещи, Юстас, — заметила Изабелла, ступив в комнату и оглядев содержимое чемоданов. — Сам посмотри. Она собирает наши вещи. — Она нахмурилась и взглянула на меня. — Но ведь это абсурд, — наконец проговорила она. — Нас что, отсылают из дома? Вы же знаете, что нам нельзя уезжать из Годлин-холла? Нам не полагается уезжать. Она не отпустит.

— Она — это кто? — напрямик осведомилась я.

— Мама, разумеется, — пояснила Изабелла, пожав плечами, будто очевиднее ответа и быть не могло. — Она может заботиться о нас только здесь.

— Ваша мама умерла! — вскричала я, в досаде своей встряхнув ее за плечи. По губам ее скользнула тень улыбки. — Ты же это понимаешь, правда? Она больше не может о вас заботиться. Зато я могу. Я жива.

— Ей это не понравится, — отметила Изабелла, вырвалась и поспешно ретировалась за дверь; Юстас кинулся за нею. — Говорите что угодно, Элайза Кейн, а я с вами не поеду. И Юстас тоже. Правда, Юстас?

Он переводил взгляд с нее на меня и обратно, не постигая, на чьей он стороне. Мне, впрочем, было некогда; собственно говоря, я вовсе не собиралась увозить детей из Годлин-холла, я лишь хотела сделать вид, будто их увожу. Хотела внушить ей, что таково мое намерение.

— Идите оба в постель, — отмахнулась я. — Я скоро к вам приду, и мы поговорим.

— Так тому и быть, — улыбнулась мне Изабелла. — Но вам это решительно не поможет. Мы не уедем.

Они разошлись по спальням и затворили двери, а я замерла в темном коридоре, тихонько дыша, разрешив себе ненадолго расслабиться.

И в этот миг холодные руки стиснули мне шею — я упала, в ужасе распахнув глаза. Меня придавило тело, я чувствовала кошмарную его тяжесть, но ничего не видела. Было темно, лишь одна свеча горела на стене посреди коридора, но я понимала, что и в ослепительном свете летнего полудня я бы никого не узрела — лишь я сама лежала бы на полу, кривя лицо и руками цепляясь за воздух, тщась вырваться из чудовищной хватки.

Я хотела было позвать на помощь, но слова не шли из горла, невидимые ноги оседлали меня, колено ударило в живот, грудь прострелило ужасной болью. Я боялась, что призрак протаранит мое тело насквозь, раздерет меня пополам, и уже заподозрила, что настала моя последняя минута; руки сжимали горло все крепче, дышать стало нечем, в глазах все гуще темнело.

Затем раздался оглушительный негодующий рев, призрака сдернуло с меня, и я услышала вопль, женский вопль, — второй призрак оттолкнул ее к стене и сбросил через перила; я отчетливо расслышала, как тело кубарем катится по ступеням, а затем повисла тишина — мертвая тишина.