Путешественник по Изнанке (СИ) - Билик Дмитрий Александрович
Начать хотя бы с того, что теперь передо мной предстал не ведун, а кощей. Причем, не самый последний. Я различил примерно двенадцать рубцов. Правда, они была странные, усеченные, словно ненастоящие. Хотя как рубцы могут быть ненастоящими? Бред какой-то.
Форсварар, само собой, крепко стоял на своих двоих, не нуждаясь в помощи стражников. Показалось, что даже морщины на его старом лице разгладились. Теперь он напоминал не умудренного и согбенного годами правителя, пусть и пожилого, но умелого и полного сил воина. Именно таких и стоит бояться больше всего. Им нечего доказывать другим, да про себя они почти все знают.
— Иди за мной, — громыхнул его голос.
Тут даже захоти я сопротивляться, не смог бы. Тон Форсварара не подразумевал возражений и споров. Поэтому мы вошли внутрь донжона, теперь лишенного других зрителей. Оно и понятно. Защитить Форсварар мог себя сам, а лишние уши тут были ни к чем. Правитель уселся на свое законное место, после чего приказал.
— Рассказывай все подробно.
— Форсварар, я вас немного знаю, но за это время понял, что вы умный и адекватный человек…
— Я не просил давать мне оценку, Матвей.
— Я к тому, что чего тут говорить? Думаю, вам уже все передали эти… Раннагар и остальные. К своему стыду, я даже не удосужился узнать их имена.
— Гедденар и Осмус, — ответил правитель, будто это имело хоть какое-то значение. Я все равно не знал, кто из них кто. — Мне важно, как и что расскажешь именно ты.
— Ну ладно…
У меня даже не возникло желания начать повествование с «Мне эта школа сразу не понравилась». Ну и о прочих оказиях моей невезучей жизни. Потому что собеседники были разные. В первом случае — воевода, который и не думал меня ругать. Сейчас — правитель, чей город каждый день добивался своего права существования под этим солнцем. Дурацкое выражение, тут и никакого ведь солнца нет.
На какое-то мгновение мне показалось, что Форсварар даже уснул. Настолько он не интересовался всем, что я рассказывал. Вернее, я привык, что задают какие-то наводящие вопросы, поддакивают, хотя бы хмыкают. Форсварар же сверлил меня суровым внимательным взглядом, совсем не шевелясь. Да еще его хист давил сверху.
В общем, чувствовал я себя довольно некомфортно. В моем обновленном топе «Того, чего бы я больше никогда не хотел делать» разговор с правителем твердыни Фекой вышел даже на первое место. На втором были непродолжительные отношения с Лидкой с параллели, которая трахала мне голову больше, чем все остальное. А на третьем банановое пиво, щедро предложенное Костяном. Справедливости ради, банановое пиво было близко к тому, чтобы одолеть Лидку. Потому что эту сумасшедшую я почти забыл, а при воспоминании о вкусе крафтового дерьма меня до сих пор передергивало.
Когда я закончил, Форсварар поднялся и подошел ко мне вплотную. Словно с его места я мог что-то не услышать.
— Я верю тебе. И считаю, что ты поступил правильно. В противном случае, вы бы все умерли. Много смертных гибло рядом с Безумным во время инициаций. Таково бремя его хиста.
— Вы об этом знаете и так спокойно говорите?
— Все об этом знают. Но это единственный способ стать рубежником. Других твареловов у нас нет.
Форсварар покусал губы и стал говорить, медленно поднимая руку для рукопожатия.
— Но я против того, чтобы ты ушел прямо сейчас. Потому что не хочу, чтобы между тобой и Анфаларом была какая-то недосказанность или обида. Я очень прошу тебя дождаться, когда он придет в себя. Наш лекарь работает с ним. Думаю, это случится скоро.
И руку не убирает, гад. Мол, очень тебя прошу, но ты уж пообещай хистом, будь любезен. Я вспомнил, как подкосились ноги, когда я нарушил обещание. И это я ведь просто Анфалара сознания лишил, не намереваясь убить. Думаю, попробуй сбежать, меня можно будет высушить и повесить на стену в качестве шкуры. Тут как раз немного мрачновато, надо разбавить интерьер. Внести пару красок из моего мира.
Поэтому я пожал руку, пусть мне больше всего хотелось сбежать. Так, на всякий случай. Анфалар хороший мужик и все такое. Но когда проходит немного времени, мы начинаем более разумно смотреть на произошедшее с нами. Проблема в том, что у каждого свой срок, чтобы остыть. Бабушка мне так и говорила: «Мотя, с я тобой пять минут не разговариваю». А Костян один раз на неделю бойкот объявил.
— Тогда ответь на мои вопросы, — сказал я. — Ты обещал, что когда я…
— Я помню, — прервал меня Форсварар. — Спрашивай.
— Что произошло с Машельхе и Рехоном из семьи Морт?
— Семья Морт, — задумчиво ответил Форсварар. — Дай мне собраться с мыслями.
Он подошел с трону, сел на него и будто бы вынул из тела какую-то кость. Я так и не понял, что именно. Нечто вытянутое, острое, ослепительно белое. А после сразу спрятал на Слове.
И снова стал самим собой. Старым ведуном, который устал от жизни.
— Ахаха, — рассмеялась Лихо.
Юния по-прежнему была не в лучшей форме. Это я понял по ее тону. Обычно бархатистый, завораживающий, теперь он стал старческим, гавкающим.
— Вот в чем дело, сс… — произнесла нечисть. — Старая уловка, но всегда работает.
— Какая уловка? — удивился я.
— Очень дорогая, сс… Во всех смыслах. Лучше спроси, сколько твоему новому другу лет?
— Какая уловка, Матвей? — меж тем поинтересовался правитель.
Ну да, у нас же с Лихо связь напоминала наушник. Ее никто не слышит, меня все.
— Форсварар, сколько вам лет?
Я так и не понял, то ли рубежник рассмеялся, то ли закашялся. Короче, звук мне все равно не понравился.
— Ты понял, да?
Нет ничего глупее, чем кивать, абсолютно не догадываясь, о чем идет речь. Но именно сейчас я так и поступил.
— Я младше Анфалара, — ответил правитель, чем чуть-чуть меня удивил.
Да ладно, вру, заставил так офигеть, что обратного пути уже не было. Нет, понятно, что хист хранил Анфалара и все такое. Вот только он выглядел как нормальный тридцатилетний мужик, тогда как Форсварар можно было назвать его дедом.
— За все есть своя плата, Матвей. В том числе за силой, которой ты обладать не должен. Мне нет и шестидесяти. Потому лично я знаю лишь Рехона. Его мать скончалась задолго до того, как я стал рубежником.
У меня почему-то вдруг бешено забилось сердце. Я только представил, как встречаются Васильич и его сын. Два старика. Правда, еще непонятно, как это можно устроить, ведь они люди. А потом вдруг меня осенило…
— Анфалар говорил, что раньше Фекой был значительно больше. Тогда зачем правителю города знать обычного жителя? Значит, Рехон был рубежником?
— Стал им прежде меня и служил в городской страже.
Да, джекпот, мать его. Там это, Скугга, или Судьба, в общем, вы все, извините, я был немного раздражителем последние лет двадцать. Но и меня можно понять. Что ни день, то попытка из букв «ж», «п», «о», «а» составить слово «счастье». И тут вдруг такое везение.
Правда, я с запозданием понял, что Форсварар не особо разделяет мою радость. И смотрит на улыбающуюся физиономию собеседника как-то уж слишком кисло. А потом дошло — проклятые глаголы в прошедшем времени. Вот ничего хуже их, ей богу: уехал, жил, исчез. Был рубежником, чтоб его!
— Расскажите о нем, Форсварар.
Больше всего мне хотелось сказать: «Что с ним стало?». Но, видимо, попросту не хватило духа это озвучить. Поэтому я решил зайти издалека. И правитель благосклонно ответил.
— Он был из отверженных, с самого начала. Озлобленный на весь мир…
И его можно понять! Против пацана и его семьи был настроен целый город только по той причине, что он неместный.
— Рехон и рубежником стал случайно. Я слышал эту историю, но каждый раз по-новому. По одной из версий, его с матерью выгнали из города.
— Почему? — сразу спросил я, хотя ответ знал.
— Не знаю. Я был тогда слишком мал. Но вместо того, чтобы найти новую обитель для жизни, Рехон отправился в самое чрево к тварям. И вернулся рубежником вместе с матерью.
— И вы их приняли?
