Пастухи призраков (СИ) - Ламичева Юлия
– У Лидки, конечно, офигеть какое здоровье, – перебил Рома. – Уборщица решит, что мы всю ночь баранов в кабинете резали: кровища даже на потолке.
Вика повернулась к нему. В уголках длинного рта поблёскивал мёд.
– Ты сын мужа Лидии Валентиновны, да? Здесь живёшь?
Он приосанился и отругал себя за это.
– Жил, но давно съехал. На свою квартиру. И вообще собираюсь немного проветриться. Поездить. По разным местам.
Вика длинно ухмыльнулась медовыми губами.
«Да, я не работаю и живу на папины деньги, убей меня за это», – подумал Рома и решил, что Вика похожа на соседскую собачонку – зверюшку с лохматыми ушами и в шипастом ошейнике. В отличие от собачки, ошейника Вика не носила, зато чуть ниже икры и чуть выше сандалии на её ноге была вытатуирована игуана.
Взгляд Вики упёрся в зеркальную поверхность холодильника. Вздрогнув, девушка ощупала щёки.
– Можно спросить? – осведомился Рома. – Ты была старухой? На расстановке?
– С чего ты взял?
– Озарение накатило. А ещё ты всё время косишься в зеркала и трогаешь лицо.
– И что? Прыщи под тональным кремом чешутся, – огрызнулась она.
– Нет, в самом деле, ты что-нибудь помнишь? – попросил Рома.
– Только снег и свечу на снегу. Много раз учувствовала в расстановках, но сегодня меня полностью расколбасило. И мне кажется, приколись, кажется, что теперь я умею резать кур. Вот бы проверить!
Рома нервно хихикнул.
– Не понимаю, как ты выносишь Лидкины расстановки.
– А что такого? Возможность пережить чужой жизненный опыт, знаешь, как полезно для психоаналитика?!
– Особенно когда крыша едет. Судя по Лидке, не обязательно быть чокнутым, чтобы работать психологом, но это помогает.
Вика повела плечиком. Не только плечи – ключицы, нос и уши у неё были острыми, а лакированными когтями она могла разрыть термитник.
– Крыша у меня крепко приколочена. Хватит наезжать на Лидию, лучше колись, что сам-то видел?
– Ничего, – буркнул Рома.
Он действительно видел ничего, одновременно получив представление о том, что значит быть всем, всюду, всегда и кишеть хаттифнаттами. Представление то и дело просилось наружу из человеческой головы, главным образом через рот. Рома старался не думать о том, что вырвало бы его зелёным. Лучше уж кур резать! Муми-тролли были любимой книжкой Роминого детства, вряд ли он решится открыть её ещё хоть раз.
– Сеанс слишком быстро прервался, – вздохнула Вика. – Знаешь, по-моему Лена отпустила не всех заместителей. У меня сомнения насчёт того дядьки, похожего на мента или на военного, который вас с Леной привёз, с красной физиономией.
– Димы? – Рома пожевал губу, перебирая кадры последних нескольких часов. – Так, первым делом она отпустила Лидку. Потом вас со Светой и меня, охранника, Настю,… А Диму действительно нет, потому что он не стал дожидаться, схватил Настю за руку и утащил. Вид у него был…. На месте Насти я б смутился. И что, теперь он продолжает считать себя собакой? Вроде его собакой выбрали. Ладно, Лена говорила, что Настя – ветеринар.
– Не собакой, а тем, кого он замещал, – фыркнула Вика, – Собака – просто символ, скорей всего кого-то из Лениных родственников. Таких накладок при мне не случалось, завтра Лидии Валентиновне расскажу.
Рома вздрогнул.
– Видишь ли, у Лены своеобразные родственники, не хотел бы я, чтоб кто-то из них увлёк меня в ночную тьму. Помнишь, что творилось за гаражами? Такие звуки я слышал в одной жёсткой японской порнушке про новогодний корпоратив. Не смотрела? Где секретаршу использовали как подставку к ёлке?
Сидевшая на столешнице Вика скрестила ноги. Роме показалось, что игуана на её правом бедре дёрнула спинкой – очень чёрная чешуйчатая игуана на очень белой коже.
***
Адиль не пил. Алкоголь делал его болтливым, что недостойно мужчины, после чего делал его агрессивным, что нехорошо, тем более для человека, много лет занимавшегося вольной борьбой. Ворочаясь на диване в приёмной, он пытался выгнать из памяти воспоминания о том, как сбился с тропинки, увяз и не смог подняться.
Холодно не было, скорей жарко от самогона и долгого барахтанья в снегу. Засыпая, Татьяна смотрела на горящие окна собственной избы и пьяно посмеивалась. Хоть теперь отдохнёт, уработалась, за семерых лямку тянула. Выпростав из снега кукиш, показала избе: «Выкуси!». Бабка Анна тоже вот в снегу померла, ну да чего уж, знать и Татьяне судьба. От избы отделилась тень, подкатила на неслышных лапах, навалилась, сжимая затылок.
Адиль умылся холодной водой из-под крана. Нанялся охранником – значит, ты охранник, и никакие другие дела тебя не касаются. Завтра он скажет это Лидии Валентиновне. Адиль некстати вспомнил свою учительницу русского языка, Татьяну Васильевну. Нет, Николаевну. Татьяна Николаевна, так звали учительницу, да.
***
Ван Юн укоризненно качал головой, напомнив Лене трофейную куклу-болванчика, кокнутую недавно Нюсей.
– Без девочки вам не надо приходить.
– Ты сколько в Москве живёшь? – проворчала Лена. – Стала б я сюда лезть, если б ты выучил по-русски хоть что-то кроме «хозяина нета»!
Содержимое головы норовило растечься, и части тела вслед за ним. Лена чувствовала себя лужей в пакете и изо всех сил старалась не колыхаться. Однако соображала она достаточно, чтобы обратить внимание на произошедшую в китайце перемену: сейчас он выглядел как во время набега на рынок популярного выездного шоу с дубинками и в масках.
– Ты не говорил, что я непременно должна запастись Нюсей для визитов.
– Я не знал, – глазки Ван Юна бегали с проворством, удивлявшим Лену ещё у Николая с Эдиком, когда ведущий маски-шоу задавал скучные вопросы о всяких там документах.
– А теперь знаешь? Может, со мной поделишься?
Китаец переминался с ноги на ногу. Фаната разглядывала его с выражением обычно предшествующим нападению. Как там они это проделывают? Лена припомнила ощущение Нюсиного язычка в голове, слизывающего мысли…
Ван Юн отпрянул. Из Лениного рта, распрямляя кольца, вырвалось нечто вроде змеи и залепило мастеру мазей по лбу. Происшествие настолько потрясло Лену, что она сумела втянуть… это обратно в рот. Многообещающий трюк, неплохо бы в реале повторить.
– Зачем вы так сделали? – грустно спросил Ван Юн, готовый отпрыгнуть при первом же шевелении с Лениной стороны.
– Эм…. Ну, я немного другое имела в виду, извини. Так почему мне нельзя проделывать эту штуку с веками в одиночестве? Если ты про то, что я растворяюсь, то я заметила. Меня всё время должен кто-то ловить?
Ван Юн кивнул.
– Ромку и папу тоже? – спросила Лена бесстрастно.
С фигурой китайца случилось странное: Ван Юн как-то замигал и вылинял, превратясь в каркас зелёных искристых вен со всплесками хаттифнаттов.
– Вань, не переживай ты так! Погоди, неужели ты стал свидетелем очередной битвы папы с вороной, и это тебя морально шокировало?
Китаец промолчал, но видимость восстановил.
– Да ты не пугайся, ничего у него не выйдет, – злорадно ухмыльнулась Лена, – Ясно, почему он на расстановку не явился: боевых шрамов стесняется. Мог бы, конечно, трубку взять хоть раз, детский сад. Ладно, у меня к тебе серьёзное дело, такое серьёзное, что давай, лезь мне в мозги, так быстрей, а я рядом постою – поучусь.
Кошачье прикосновение сняло пенку Лениных воспоминаний, Лена поморщилась. Ван Юн посмотрел на неё вопросительно.
– Мне нужна эта сумка.
– Вам надо захотеть попасть туда, где она лежит, – посоветовал китаец. Таким тоном Лена предлагала Нюсе ещё раз попробовать вынуть мячик из пасти ротвейлера.
– В баню, – машинально поправила Лена. – Слушай, это слишком легко. Анна сама бы сказала, уж она-то знает, как тут всё работает!
– Ничего не знает. И она не ваша прабабушка. Она… – китаец поморщился. – Тень. Вам это не важно. Вы просто идите в дом.
– В баню! – Лена сделала шаг и споткнулась о лавку. Громыхнула, опрокидываясь, кадка с водой, посыпались предметы крестьянского обихода, боле-менее укладывавшиеся в понятия «кадка» и «длинная палка». Последней упала лопата. Лена высказала всё, что думает о происходящем, в нескольких словах (для неё оставалось тайной, каким образом Бабка Страшная из тех же слов составляет многочасовые диалоги, которые сложно запомнить и невозможно забыть).
