Волшебный дневник - Ахерн Сесилия
— Тамара, ты не возражаешь, если я попрошу тебя принести сахарный песок из кладовки? — прервала Розалин поток моих мыслей.
Я застыла на месте.
Розалин обернулась.
— Тамара!
— Да! Сейчас, — решительно произнесла я.
— Набери его в банку до сих пор и принеси, так будет нетрудно. И Розалин мило улыбнулась, наслаждаясь наметившейся связью между нами.
Взяв у нее размеченную банку, я почувствовала, будто мое внутреннее «я» отправилось в кладовку. В комнатке рядом с кухней от пола до потолка стояли полки, нагруженные едой, которой могло бы хватить лет на десять. Например, консервы в банках с железными крышками и надписями, сделанными отличным почерком, о содержимом и времени закладки овощей и фруктов.
Отдельную полку Розалин отвела луку, картошке, ямсу, моркови. На другой полке — одни консервированные супы, фасоль и томаты в банках. Внизу полка с крупами в стеклянных банках, рисом, макаронами всякого вида и цвета, горохом, овсянкой, чечевицей, кукурузой и сухими фруктами — кишмишем, сабзой, курагой. Рядом всякая всячина для пирогов: мука, сахар, соль и дрожжи, а еще множество банок и бутылок с маслом, оливковым, кунжутным, а также с бальзамическим уксусом, устричным соусом и всевозможными специями. Отдельно стояли банки с медом и разными джемами — клубничным, малиновым, черничным и даже сливовым. Им не было числа. Соль и сахар Розалин пересыпала из магазинных пакетов в банки. Все банки надписаны аккуратным почерком.
У меня дрожали пальцы, когда я потянулась за солью. Мне вспомнился урок, полученный накануне: я могла изменять прочитанное в дневнике. Мне не обязательно в точности следовать тому, что там сказано. И тогда моя жизнь пойдет по другому пути.
И тут я опять вспомнила об Уэсли. Если я дам Розалин сахар, она не вернется домой раньше времени и не встретится с врачом внизу, прежде чем он поднимется к маме. Если я не последую записи в дневнике, то не буду иметь ни малейшего представления о том, как сложатся события, и Уэсли мне не поверит. Я потеряю недавно приобретенного друга, и это станет моей самой непростительной глупостью.
А если я все сделаю как надо, тогда маме не видать врача. И сколько же мне еще ждать, пока она будет дремать в кресле, время от времени просыпаясь, словно и не просыпаясь вовсе?
Я приняла решение и потянулась за банкой.
Глава шестнадцатая
Полная абстракция
Ночью я почти не спала. Крутилась, вертелась, сбрасывала одеяло, потому что мне становилось нестерпимо жарко, а потом, замерзнув, опять закутывалась в него, выставляла наружу то руку, то ногу и никак не могла устроиться удобно. Тогда я не выдержала и пошла вниз, чтобы позвонить Уэсли и сообщить ему о дневниковой записи. Так как скрипучие ступеньки могли разбудить Розалин, я сделала то, чем могла бы гордиться моя учительница по гимнастике, то есть перелезла через перила и мягко приземлилась на каменном полу. Хотя прыжок получился отличный и почти бесшумный, все же, едва я приблизилась к телефону, в дверях кухни появилась Розалин в рубашке 1800-х годов, до самого пола, в которой она была больше похожа на привидение, чем на человека. — Розалин!
От испуга я подпрыгнула на месте.
— Что ты тут делаешь? — шепотом спросила она.
— Собираюсь налить воды. Очень хочется пить.
— Позволь помочь тебе.
— Нет, — отрезала я. — Я сама могу налить себе воды. Спасибо. Идите лучше спать.
— Я посижу с тобой, пока.
— Розалин, нет. — Я почти кричала. — Вы совсем не даете мне дышать. Сейчас я возьму стакан воды и пойду к себе.
— Ладно, ладно. — Сдаваясь, Розалин подняла вверх руки. — Спокойной ночи.
Я подождала, пока она поднялась наверх по скрипучим ступенькам. Потом услышала, как закрылась дверь спальни, как она подошла к кровати, как запружинил матрас под тяжестью ее тела. Тогда я бросилась к телефону и набрала номер Уэсли. Он почти тотчас взял трубку:
— Привет, Нэнси Дрю.
— Привет, — прошептала я и застыла в страхе от того, что собираюсь сделать.
— Ну, прочитала дневник?
У меня не было причин не отвечать. Я прислушалась к его голосу — не шутит ли он? Не задумал ли чего-нибудь? Может быть, он слушает меня в комнате с автоответчиком, где хватает его провинциальных приятелей — скажем, на случай, если кто-то ворвется в мой дом и начнет все крушить в поисках пророчествующего дневника?
— Тамара, — позвал Уэсли, и я не услышала в его голосе ничего такого, что заставило бы меня изменить свое решение.
— Я тут, — прошептала я.
— Ты прочитала дневник?
— Да.
Я не знала, какое принять решение. Можно было сказать, что это была шутка, что я придумала веселую шутку, не хуже чем о самоубийстве отца. Вот посмеемся!
— Ну и?.. Рассказывай. Из-за тебя я прождал у телефона до одиннадцати часов. — Он хмыкнул. — Бог знает, что только не воображал себе. Завтра будет землетрясение? А что там с лотереей? Попробуем сшибить немного деньжат?
— Нет, — усмехнулась я, — там всего лишь про скучные мысли и чувства.
— А… — Я поняла, что он улыбается. — Что ж, на нет и суда нет. Тогда давай пророчество…
Ночью я просыпалась едва ли не каждые полчаса, так как ужасно волновалась из-за того, что должно было произойти днем. В половине четвертого моему терпению пришел конец, и я достала дневник, желая посмотреть, как сложится наступающий день и какие события ждут меня в ближайшем будущем.
Взяв фонарик, я с бьющимся сердцем открыла дневник. Мне пришлось протереть глаза, чтобы убедиться в правильности написанного. Слова то появлялись, то исчезали, фразы оставались незаконченными, не имели смысла и тоже, едва появляясь, исчезали. Буквы как будто в полном беспорядке спрыгивали со страницы. Похоже, в дневнике царила такая же сумятица, как у меня в голове, и он был не способен сформулировать ни одной мысли. Я закрыла его и сосчитала до десяти, после чего, не теряя надежды, вновь открыла его. Слова все так же бессмысленно прыгали по странице.
Какие бы планы мы ни строили на завтра вместе с Уэсли, ручаться ни за что нельзя. Ясно одно. День будет таким, каким я его сделаю, и он еще не прописан в дневнике. Пока все в моих руках.
В те минуты, когда мне удавалось задремать, мне снилось, как вдребезги разбивается стекло и я бегу по стеклянному полю, а так как день ветреный, то осколки бились об меня, царапали мне лицо, руки, тело, раздирали в клочья кожу. Мне никак не удавалось добраться до сада, я словно потерялась среди стеклянных рядов, а у окна стояла женщина и смотрела на меня сквозь упавшие на лицо волосы. Но каждый раз, когда загоралась молния, я видела ее лицо, и это было лицо Розалин. Каждый раз я просыпалась вся в поту, с колотящимся сердцем и боялась открыть глаза. Потом я снова засыпала и снова попадала в тот же сон. В пятнадцать минут седьмого я отчаялась заснуть и встала с постели. Хотя моей главной задачей было вернуть маму к нормальной жизни, я заглянула к ней, как ни странно, в надежде, что лучше ей не стало. Не знаю почему — конечно же мне всем сердцем хотелось увидеть ее здоровой, — но у любого человека есть некое пространство в самой глубине его существа, где находится кнопка саморазрушения, и это пространство не стремится обнаружить себя.
В первый раз за все время пребывания у родственников я раньше их, без пятнадцати семь, спустилась вниз. Взяв чай, устроилась в гостиной и постаралась сосредоточиться на книжке о девочке-невидимке, которую мне подарила Фиона. В среднем я прочитывала по параграфу в день, но тут, верно, чтение захватило меня, потому что я не видела и не слышала, как появился почтальон, зато услышала, как падают на пол конверты. Получая удовольствие от нарушения любого правила в доме, где жизнь напоминала безукоризненно отлаженный механизм, я помчалась в холл. Я уже почти держала письма в руках, как, откуда ни возьмись, появилась рука и забрала их у меня из-под носа, словно с небес упал стервятник и унес свою законную добычу.
— Тамара, не стоит беспокоиться, — радостно произнесла Розалин, пряча письма в карман фартука.
