Пусть это буду я - Ида Мартин
Коля потупился.
– Скажи, только честно. Почему ты живешь здесь? Твое наказание закончилось, а ты никуда не выходишь – погулять или в магазин. Постоянно грустная и какая-то… не знаю, напуганная, что ли.
Извини, если спрашиваю не то. Это все из-за Олега Васильевича. У него был приступ, и я пробыл у него часа два или три. Ребята ушли без меня, а все эти непонятные разговоры очень странно на меня влияют.
Пока Коля говорил, Тата смотрела на него исподлобья, а когда он замолчал, саркастично усмехнулась.
– Слушай, а у тебя есть телефон? – встрепенулся Коля, не догадавшись, что могла означать эта усмешка. – Давай, ты мне будешь писать ответы в мессенджер? И как я сразу не додумался это предложить? Как нет телефона? Совсем? Так не бывает! Ты меня обманываешь!
Тата медленно поднялась, достала из ящика блокнот с ручкой и, что-то в нем написав, протянула ему.
«Я не разговариваю не потому, что не могу, а потому, что не хочу. Писать тем более».
Коля с удивлением поднял на нее глаза. Тата пожала плечами, и он неожиданно разозлился:
– Значит, ты тоже сидишь здесь и ждешь, когда он помрет, чтобы тебе что-то перепало? Кем ты ему приходишься? Родственница? Внебрачная дочь? Дочь бывшей любовницы? Можешь не утруждаться и не отвечать.
Он ушел от нее еще более взвинченный и сердитый, чем прежде. В свою квартиру не пошел, сестре ничего писать не стал, а спустился на улицу и, громко хлопнув металлической калиткой, отправился вдоль улицы, лишь бы куда-то идти.
Вечер стоял теплый, навстречу попадалось много гуляющих, жизнь вокруг бурлила и переливалась разноцветной подсветкой витрин и вывесок. Коля шел, шел и шел, пока не забрел в какой-то мрачный двор с темными окнами, где его озарила такая потрясающая догадка, что он еще полчаса просидел на сломанной лавочке в том дворе, снова и снова прокручивая в голове последний бред писателя и сопоставляя его с существующим положением дел.
Глава 19
– Если проторчим здесь до утра, больше никуда не успеем. – Вытерев пот со лба, Корги глубоко вдохнул мягкую свежесть летней ночи.
– И куда же нам нужно успеть? – Люсе совершенно не хотелось никуда уходить, они протанцевали в клубе едва больше часа, однако Корги настойчиво вывел ее на улицу.
– Ты же просила концерт…
– Ах, да, «Колдплей». Они уже ждут нас?
Вытащив из кармана телефон, он сделал вид, что проверяет сообщения.
– Да. Все готовы. Идем.
Люся весело подхватила его под руку.
– Если мы отправимся до Лондона пешком, то даже к утру не успеем.
– Здесь недалеко, – заверил он. – Не волнуйся.
Звук их шагов разносился эхом по улицам, у Люси в крови еще бурлила музыка, и она продолжала пританцовывать, а Корги время от времени подыгрывал ей, изображая персонажа киношного мюзикла, где герои поют и танцуют прямо посреди дороги. Это получалось у него очень забавно, и Люся не переставая смеялась. Мягкий свет фонарей рассеивался в темноте полупрозрачной ночи. От асфальта шло тепло, и они, то и дело останавливаясь, целовались. Веселый пьяный дядька, встретившийся им по дороге, сообщил, что у него час назад родилась дочка. Они поздравили его, а потом Корги крикнул ему вдогонку: «Назовите дочку Люсей!» И дядька ответил: «Обязательно».
Люся, конечно, жалела, что Коля не смог пойти с ними, но не могла не признать, что без его критического и чересчур подозрительного в последнее время взгляда дышится ей значительно легче. В этом доме из-за отсутствия друзей, свободы, собственных увлечений, от неприкаянности и своеобразия обстановки брат, которому всегда все было нипочем, сделался тревожным и настороженным. Ему повсюду чудился подвох и виделись несуществующие смыслы.
Он был так озабочен тем, чтобы уложить все, с чем столкнулся, в понятную и приемлемую для себя схему, что совершенно растерялся, не понимая, как войти в гармонию с миром, где во главу угла были поставлены не логика и здравомыслие, а творческое, сиюминутное и спонтанное. Его сознание отказывалось принимать любое явление, которое не соответствовало норме, будь то сумасшедшая бабка или скалящийся бездомный пес.
Люсе же было просто хорошо. И меньше всего ей хотелось задаваться вопросами. Раз Корги сказал, что их ждет «Колдплей», то какая разница, какое в итоге объяснение за этим стоит.
Он привел ее в парк с ярко подсвеченными дорожками, газонами, пахнущими свежескошенной травой, загадочно мерцающими цветами на клумбах, свободно раскинувшимися темными силуэтами деревьев и удивительной даже для этого часа тишиной. Казалось, кроме них здесь нет ни единой души.
Крепко держась за руку Корги, она с наслаждением прикрыла глаза и, глубоко вдыхая ночной сладковатый воздух, будто бы растворилась в нем каждой частичкой своего тела. Так хорошо ей не было никогда.
Сейчас она могла заявить об этом с уверенностью. Влюбленность наполняла ее новыми, непередаваемыми переживаниями, в сравнении с которыми все остальное блекло, отступало и теряло смысл. Жить, быть, любить и разделить это чувство со всем миром.
Люся парила над дорожками, парком, над всем спящим городом и была бы счастлива больше никогда не возвращаться на землю, но Корги остановился, и ей пришлось открыть глаза.
Они стояли на большой, оттененной голубоватым светом поляне, а впереди, метрах в ста от них, в обрамлении разноцветных лампочек переливалась сцена с огромным уличным экраном. Корги широко взмахнул руками, и в ту же секунду экран ожил.
Вступление The Scientist и восторженные выкрики из зала. Невероятный эффект присутствия, как если бы группа «Колдплей» и в самом деле находилась на этой сцене. Крис Мартин на фоне такого же темного, как у них неба, и черных металлических конструкций.
– Поразительно, – прошептала Люся. – Как ты это сделал?
– Если ты симпатичный и приятный во всех смыслах человек, то это не так уж и сложно! – Корги подмигнул.
Она прошла немного вперед, однако близко подходить не стала, чтобы сохранить это потрясающее
