Портрет с девятью неизвестными - Алексей Небоходов
Её прерывистое и рваное дыхание постепенно угасало. С каждым вдохом воздух становился всё более недоступным, словно сам мир пытался стереть её присутствие. Лёгкие пылали огнём от нехватки кислорода, а горло сдавливало не только механическое усилие куклы, но и невидимая сила, исходящая от шкатулки.
Мир вокруг неё начал вращаться, растворяясь в хаосе расплывчатых теней и оглушающих звуков. Каждая тень в комнате казалась живой, издевающейся над её попытками бороться. Пространство становилось зыбким, границы между реальностью и чем-то чуждым стирались.
Музыка из шкатулки, внезапно прерванная на мгновение, снова ожила, но теперь её резкие ноты будто кричали. Мелодия превратилась в мучительный визг, который пробивался прямо в сознание. Казалось, что она создавалась не для удовольствия, а для того, чтобы разорвать нервы своей жертвы. Этот оглушающий звук поглощал последние остатки разума Софи, заполняя её голову какофонией боли и ужаса.
Глаза куклы, сверкающие неестественным мёртвым светом, впились в лицо Софи. В этом взгляде не было ни малейшего намёка на жизнь, лишь пустота и холод, от которых мороз пробегал по коже. Её голова дёрнулась с резким металлическим скрежетом, как у сломанного механизма, и этот звук, казалось, прокатился по комнате, ударяя по каждой клетке тела Софи. Она почувствовала, как волна ледяного страха парализует её.
Фарфоровые пальцы сжались ещё сильнее, и Софи поняла, что её тело больше не подчиняется ей. Она снова пыталась вдохнуть, но воздух не доходил до лёгких. В ушах зазвенело, и этот звук заглушал всё вокруг. Руки ослабли, и она уже не могла сопротивляться – её силы были полностью исчерпаны. Слёзы потекли по её щекам, но это были не слёзы осознания, а лишь инстинктивная реакция тела, уже наполовину перешедшего в небытие.
Кукла, ведомая невидимым дирижёром, продолжала душить её с неумолимой силой. Софи почувствовала, как её зрение начинает меркнуть, но перед тем, как всё исчезло, она увидела своё отражение в глазах куклы. Это был не её взгляд, а что-то чуждое, как будто сама шкатулка смотрела на неё через эту механическую оболочку.
Когда её глаза стали остекленевшими и безжизненными, кукла внезапно отпустила её. Её механические руки разжались с неестественной плавностью, позволив телу Софи сползти вниз по стене. Оно рухнуло на пол с глухим звуком, словно лишённое веса, но наполненное тяжестью случившегося.
Шкатулка за её спиной внезапно смолкла. В этот момент в комнате возникла звенящая тишина. Кукла, так ожесточённо сражавшаяся за свою жертву, медленно вернулась на своё место. Её движения снова стали плавными, почти изящными, но в этой грации было нечто ужасающе холодное.
Она села на платформу внутри шкатулки, и её голова слегка наклонилась в прощальном жесте. Глаза, недавно сиявшие ледяным светом, потускнели, став мёртвыми и пустыми. Теперь кукла выглядела как обычная антикварная игрушка, безобидная и безжизненная.
Комната окуталась зловещей тишиной. Лунный свет скользил по неподвижному телу Софи, придавая ему странную хрупкость. Её лицо застыло с выражением страха, который она испытала в последние мгновения своей жизни.
На следующее утро в гостиной «Ля Вертиж» гости ели молча, избегая смотреть друг на друга.
– Где Софи? – неожиданно забеспокоилась Катрин.
Гости переглянулись, но никто не ответил. Пьер, стоявший неподалёку, нахмурился.
– Может, она ещё спит, – предположил Филипп, но в его словах не было уверенности.
– Это на неё не похоже, – тихо добавила Жанна, глядя на Пьера.
Тот решительно встал.
– Я проверю, – сказал он, направляясь к лестнице.
Его шаги звучали гулко и каждое движение давалось с усилием. Добравшись до двери комнаты Софи, он постучал. Ответа не было.
– Софи? – позвал он более жёстко, чем того хотел.
Тишина за дверью только усиливала тревогу. Он постучал снова, сильнее, но в ответ вновь услышал лишь тишину. С сомнением он потянулся за ключом, который всегда носил с собой, и осторожно открыл дверь.
В комнате всё было неподвижно. Лунный свет, который ночью освещал её, сменился серым утренним светом, придающим интерьеру мрачный оттенок. На полу, у стены, лежало тело Софи. Её лицо, застывшее с выражением ужаса, казалось ещё более хрупким в этом свете.
Шкатулка, стоявшая на туалетном столике, выглядела совершенно обычной, но в её безмолвии было что-то зловещее. Пьер замер, но сердце его забилось чаще.
– Нет… – прошептал он.
Он сделал шаг вперёд, но замер, чувствуя, как в его сердце поднимается холод. Взглянув на шкатулку, он почувствовал, как по спине пробежал мороз.
В это же время в гостиной Катрин, не дождавшись возвращения Пьера, поднялась с места. Её внутренний инстинкт тянул её к картине маркиза де Сада. Глубоко вдохнув, она подошла ближе. Её взгляд скользнул по фигурам, окружающим центральный образ, и остановился.
Среди серых, безликих теней одна из фигур приобрела черты. Черты, которые она узнала мгновенно.
– Софи… – произнесла она, её голос дрогнул.
Глаза на холсте смотрели прямо на неё, и в этом взгляде читалась не только боль, но и немое отчаяние. Это лицо было слишком четким, чтобы можно было сомневаться.
Катрин отступила на шаг, её руки дрожали.
– Это не может быть правдой, – прошептала она, но в её голосе не было уверенности.
Филипп подошёл ближе, его лицо побледнело, когда он тоже увидел изменения на картине.
– Она… она там, – сказал он, его голос сорвался.
Жанна, оставаясь позади, наблюдала за происходящим с холодной сосредоточенностью.
– Картина забирает нас одного за другим, – произнесла она с тихой, но пугающей уверенностью.
Катрин обернулась к ней, её глаза были полны отчаяния.
– Как мы можем это остановить?
– Я не уверена, что это возможно, – ответила Жанна. – Картина сама выбирает, кого забрать.
Молчание, накрывшее гостей, было невыносимым. Катрин, сделав ещё один шаг назад, попыталась справиться с охватившей её паникой.
– Если мы ничего не сделаем, – тихо произнесла она, её голос звучал почти шёпотом, – мы все окажемся на этом холсте.
Пьер, вернувшись в гостиную, остановился в дверях. В его глазах читалось невыразимое.
– Софи мертва, – произнёс он, стараясь сохранить спокойствие, но его голос дрожал.
Гости замерли, осознавая неизбежное. Каждый из них почувствовал, как что-то внутри рушится, оставляя только холод и страх перед тем, что
