Новалис - Генрих фон Офтердинген

90

Он же там, где двое сошлись. — «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18: 20). Новалис пишет в первой из «Духовных песен»:

Где соберутся только двое,Спаситель третьим среди них.

91

…изначальную вечность. — Любовь к вечному прообразу земного существа, раскрывающемуся в любви к этому существу, — сокровенная тема немецких мистиков. Борение стихий напоминает Якоба Бёме. В оригинале борение стихий соотносится с глаголом «quellen» («бить ключом»). Это любимый глагол Якоба Бёме, ключ к его философии, вернее, ключ, из которого она бьет. По Якобу Бёме «быть» — значит «бить» (ключом). Поэтому в его поэтической этимологии слова «Quelle» («родник, источник»), «Qual» («мука», «страдание») и «Qualität» («качество») оказываются родственными и даже происходящими, «бьющими» одно из другого: «Когда свет восходит, один дух видит другого. И как сладостная родниковая вода в свете течет через всех духов, так один вкушает другого. И сразу же духи оживают, и стихия жизни пронизывает всё. И в этой стихии один чует другого, и через это источничесгво и пронизывание один другого чувствует, и нет больше ничего, кроме сердечной любви и дружественного томления, обоняния, благовкушения и любочувствия, блаженное целование, причащение друг другом, упоение друг другом, наслаждение друг другом. Вот блаженная невеста, ликующая в своем женихе, в них любовь, радость и отрада» (пер. мой. —В. М.) (Böhme Jakob. Aurora, oder Morgenröte im Aufgang. Frankfurt am Main; Leipzig, 1992. S. 181–182). Противопоставление земной тени истинному образу идет от Платона.

92

Сказкой Клингсора завершается первая часть романа, но в этой сказке представлены практически все его сюжетные, мифические и мистические линии, так что она одновременно подытоживает предшествующее и предвосхищает дальнейшее как настоящее средоточие. В предыдущей главе Клингсор говорит, что сказка сочинена им в молодости. Так Новалис, возможно, подчеркивает собственную поэтическую молодость. Сказка до известной степени ориентируется на «Сказку» Гёте, опубликованную в 1795 г., в то же время отталкиваясь от нее и полемизируя с ней. «Сказка Гёте — рассказанная опера», — писал Новалис в своих фрагментах, посвященных поэзии. Сказка должна была проецироваться на все остальное творчество Новалиса: «Фантазии, как моя сказка, о чудеснейших предметах». При этом фантазия выступает здесь не как вымысел, а как высшая форма реальности, так что сказка в определенном смысле реальнее «исторических» событий, представленных в романе. Каждое из этих событий должно являться тенью истинных прообразов, действующих в сказке. О параллелях сказки с Востоком, как его представляли себе в то время, позволяет судить фрагмент из «Идей к философии истории человечества» Гердера: «Прежде всего под небом Востока складывался самый фантастический род поэзии — сказка. Древние легенды рода, которых никто не записывал, со временем сами становились сказкой, а если воображение народа, рассказывавшего сказки, настроено на всяческие преувеличения, непонятности, на все возвышенное и чудесное, то даже обыденное превращается в редкостное, даже знакомое во что-то особенное, и вот к такому-то рассказу о редкостном и особенном с удовольствием прислушивается, учась и развлекаясь, праздный араб в своем шатре, в кругу общества или на пути в Мекку. Уже во времена Мохаммеда среди арабов появился персидский купец, рассказы которого были столь приятны, что Мохаммед опасался, как бы они не превзошли сказки Корана — и на самом деле кажется, что самые лучшие произведения восточной фантазии — персидского происхождения. Веселая болтливость персов, их любовь к пышности и роскоши придали их древним легендам своеобразную романтическую и героическую форму, которую возвышают фантастические создания — преображенные фантазией животные близлежайших гор. Так возникла страна фей — пери и нери — у арабов нет даже слов, чтобы называть их — и эти пери проникли и в романы средневековой Европы. Позднее арабы свели свои сказки в целый цикл, причем блестящее правление халифа Гарун-аль-Рашида послужило сценой, на которой развертываются все события, а такая форма рассказа послужила Европе новым образцом — как скрывать тонкую истину в фантастическом одеянии невероятных событий, как преподавать изощреннейшие уроки жизненной мудрости в тоне пустого времяпрепровождения» (Гердер И. Г. Указ. соч. С. 573).

93

Древний Витязь — имя его — Железо (см. с. 75), он же Персей (см. с. 87). Не исключено, что Новалис соотносит его также с Хеймдалем, который, согласно древнегерманским сказаниям, является стражем богов и обитает на краю небесного царства. Хеймдаль — обладатель рога. Он затрубит в этот рог, когда наступит конец мира. Кроме того, имеются основания отождествлять Древнего Витязя с горняком из пятой главы.

94

Особенно хорош был обширный сад… — В пятой главе горняк описывает подземные сады аналогичным образом.

95

…дочь Арктура. — Ее имя Фрейя, а Фрейя — древнегерманская богиня любви. Растирание тела — прием, характерный для магнетической практики. Фрейю окутывают тканью небесной голубизны, в связи с чем Новалис пишет в набросках к роману: «Всё голубое в моей книге». Прикосновение к щиту Железа напоминает магнит. Арктур — звезда в созвездии Волопаса, самая яркая среди звезд, видимых в Северном полушарии. В письмах к Фридриху Шлегелю Новалис называет короля Арктура также Случаем и Духом Жизни. Во второй части романа Арктуром должен был оказаться император Фридрих. (По свидетельству Людвига Тика, вся вторая часть вообще задумана как свершение сказки, которой заканчивается первая часть.) Король Арктур разлучен со своей супругой Софией (София — Вечная Мудрость, как писал Якоб Бёме в своем трактате «Описание трех принципов Божественного Существа»). София, супруга Арктура, снизошла в мир людей, и потому царство Арктура заковано льдом. Дворец Арктура населен стихиями и созвездиями. Сам Арктур скажет о себе: «Пока еще мне нельзя явить себя, ибо я не король, пока я один».

96

…возвестила ненаглядная птица… — Впоследствии выясняется, что это Феникс. Созвездие Феникса всходит над Музой, перед тем как она начинает петь и прясть (с. 82). В набросках к роману сказано, что Феникс садится на прялку Музы. По древнему преданию, Феникс прилетает каждые пятьсот лет в свой храм в Гелиополе (Сирия), где сжигает себя и возрождается из пепла. В средневековом «Бестиарии любви» (XIII в.) о Фениксе говорится:

Когда кончину феникс чует,Он смерть по-своему врачует.Гнездо себе свивает он:Нард, ладан, мирра, кинамон,Благоухания другиеИ самоцветы дорогие.Сам феникс на гнезде своем,Готовый сжечь себя живьем.Он пламя клювом высекает,Огонь, как саван, облекаетНеустрашимого тогда.Из пепла, словно из гнезда,Он вылетает, возрожденный,Бессмертием вознагражденный.

Примечательно, что среди веществ, из которых феникс вьет свое гнездо, упоминаются некоторые из даров, преподнесенных волхвами младенцу Христу. Таким образом, самосожжение феникса соотносится с жертвенной смертью и воскресением Христа. Средневековый мыслитель Альберт Великий (ХIII в.) говорит, что феникс «более божественной наукой, чем естественной, изучается» (Средневековый бестиарий. М.: Искусство, 1984. С. 165). Само имя «феникс» выводится из слова «phoenicium» («пурпур»), относящегося к расцветке перьев.

97

Эрос (Эрот). — Согласно одному из древнегреческих мифов, бог чувственной любви, сын Афродиты. Впрочем, в диалоге Платона «Пир» об Эроте (Эросе) говорится несколько иначе, что, возможно, имеет отношение как раз к сказке Клингсора. Ссылаясь на слова Диотимы, «женщины, очень сведущей и в этом, и во многом другом», Сократ говорит, что Эрот — великий гений или демон, а это нечто среднее между богом и смертным: «Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев — и наяву и во сне». Согласно этой версии, Эрос зачат Поросом, сыном Метиды (Порос — Богатство, Метида — Мудрость), и Пенией (олицетворение бедности) (см.: Платон. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. ИЗ). В сказке Клингсора Эрос — сын Отца и Матери.

98

Джиннистан — изобильная Фантазия, дочь Месяца. Поскольку с Месяцем отождествляется старый Шванинг, Джиннистан — мать Генриха, Фантазия, а сам Генрих, по крайней мере в одной из своих ипостасей, — Эрос, хотя в сказке Джиннистан — лишь его нянька или кормилица. Имя «Джиннистан» заимствовано Новалисом у Виланда, из его предисловия к сборнику «Джиннистан, или Избранные сказки о феях и духах, частью заново сочиненные, частью вновь переведенные и обработанные» (Winterthur, 1786–1789). Имя «Джиннистан» придает сказке Клингсора восточный колорит, возвращая нас к характеристике восточной сказки у Гердера: «…под небом Востока складывается самый фантастический род поэзии — сказка» (см. с. 231). В то же время нельзя не вспомнить, что арабская традиция связывает поэтическое искусство именно с воздействием джиннов, аналогичных греческим гениям или демонам. Встретив поэта Зухайра, пророк, по преданию, воскликнул: «Аллах! Охрани меня от сидящего в нем джинна» (Аравийская старина. М.: Наука, 1983. С. 131).