Александр Уралов - Первый день Вечности
— Вы не волнуйтесь, ладно?
Галина что-то пискнула.
— Роальд! "Воздуху" мало — неохотно пробурчал динамик голосом Светки.
— Я сейчас, Светик, я вижу — с готовностью забормотал Роальд хлопоча у камеры. Он привычно поправил свои наушники из которых торчала вялая груша микрофона. В эфирном мониторе режиссёра изображение плавно отодвинулось. "Воздуху" — свободного пространства над объектом съёмки — стало больше.
— Так лучше? Ты, Светочка, попроси, чтобы Гошенька там, в режиссёрской, свет включил, а то видно вас всё-таки плохо… студийные лампы отсвечивают.
— Свет-то им можно включить? — хмуро спросил Андрей, глядя в стекло.
Внутри, за стеклом, беззвучно шевельнулась знакомая тень. Внезапно стало чётко видно, что творится в режиссёрке. Отходящий от выключателя и усаживающийся на своё место Гошка испуганно глянул прямо в глаза Нулина. Над макушкой лохматой Светки нависало свирепое лицо солдата "номер один". Он что-то сказал, и макушка протестующее мотнулась. Андрей представил, как Светка досадливо дёрнула плечом, и почти услышал, как она зло прошипела: "Сам бы и включал, раз такой крутой!"
— Светик, спокойно! — страдальчески сказал он, и на секунду Светка подняла голову, и хмуро глянула в его сторону:
— Тут телефон надрывается… — сказала она.
Голос прервался. В динамике коротко рявкнуло.
— Шнур вырвал, дурак! Телефон поломал, — напряжённо сказала Светка. — И что? Нам всем песец?
Пауза. Андрей кашлянул:
— Света, работаем? Работаем? Светик?
— Работаем — решительно отчеканил динамик. — Ну, мать мне башку свернёт! Опять ей с Леркой до утра одной сидеть.
Невнятное бормотание; "номер один" наклоняется к микрофону.
— Через пару минут мы сделаем официальное заявление. Передачу не прекращать. Телевидение заминировано. Если что, мы всё здесь взорвём, понятно? — угрожающе гремит динамик.
— Понятно, — прошептала Галина. Глаза её нехорошо закатывались. Андрей снова потрогал висок и спросил:
— Слышь, команда? Давайте мы Галину Львовну отпустим? А её петличку — в смысле, микрофон — я Диме отдам, а то он стоит тут и его телезрителям толком не слышно.
— Какому Диме? — нервно спросил Володя, озираясь.
— В смысле — тебе… э-э-э… Володя. Это я оговорился.
— Какому Дмитрию? — повторил Володя. — Ты что тут мутишь, как жопа?
— Сам ты жопа, — внезапно для себя самого разозлился Андрей. Ладони моментально вспотели. — Иди ты сам в жопу! Врываешься тут, с автоматом… Иди, вон, и сам снимай, если тебе надо! Что ты тут выёживаешься? Ну, оговорился я… Иди и сам снимай!
— Андрюшенька, Андрюшенька… не надо! — предостерегающе вытянул руку Роальд. Столбик пепла бесшумно упал на серый студийный ковролан, испещрённый вмятинами от ножек штативов. — Спокойно, ладно? Спокойно!
— Нет, Роальд Вячеславович! — запальчиво выдохнул Андрей, — Что за дела? Я не понял! Что за манера — врываться тут, орать!..
— Андрей, пожа-а-алуйста! — простонала Галина. — Вы их злите…
— Тихо! — заорал динамик.
Андрей видел, как ствол автомата неуверенно повернулся к нему. Володька, похоже, по-детски испуган.
— Андрей, он же стрелять буд… буд… дет! — задохнулась Галина
Вне времени. Сейчас. Нельзя красавицам плакать!
Андрей всё-таки задремал, наверное. Чудеса с памятью продолжались. Вот, пожалуйста — такси нет. Они с Ольгой сидели по-прежнему в обнимку, на диванчике, заваленном грудой пальто и курток. Поверх этого вороха небрежно бросили пятнистую "под леопарда" лёгкую курточку с кокетливым капюшончиком. В маленькой хрущёвской "полуторке" было тесно. На балконе курили сразу три человека.
— Дверь прикройте, ребята! Тянет прямо сюда, — сказала Яна, ставя на раздвинутый стол тарелку с салатом.
— Давно не собирались, — сказал над ухом Андрея знакомый голос.
— Да с самого февраля и не собирались, — вздохнула Светка, помогая Яне достать из старенького серванта вилки и ложки. — Кирилл, что сидишь? Займись выпивкой, раз уж накупили столько!
— Охотно, радость моя… — отозвался Кирилл и вдруг виновато закашлялся. — В смысле… какая уж тут охота… не тот случай, чтобы с радостью на грудь принять…
Окружающее расплывалось в клубах тумана. Он лез в глаза и уши, глушил все звуки и затушёвывал самые яркие краски. Андрей чувствовал, как веки становятся горячими и тяжёлыми. Неодолимо клонило в сон. Он с усилием мотнул головой и вгляделся в лицо Ольги. Она спала. Улыбка её была совсем детской и виноватой. Без туши на ресницах и помады на губах она всегда смотрелась юной девчонкой. Сколько же он не видел своего "ребёнка", раз успел забыть, что у неё такие пушистые реснички и нежные милые губы?
— А я думал, что она замуж вышла, — прорезался сквозь невнятный шум голос Гошки, потерявшегося в тумане.
— Нет. Всё, вроде бы, к этому шло, но там разладилось что-то…
— Да… так она и не смогла толком оправиться…
— Антон подъедет?
— Я звонила. Сказал, что минут через двадцать будет…
— Вот вы говорите "нелепо", Роальд, а я считаю — судьба…
— Я её накануне видел. Мимо проезжала. Рукой мне помахала. Я ещё подумал, что мы все постарели.
— Ага, ты-то сам, вон как отъелся!
Невесёлый смех.
В тумане чётко обрисовалась фигура Яны. Она сидела у краешка стола, крутя в руках вилку. Глаза были красными, заплаканными. "Что же ты, Яночка-Тыночка? — подумал Андрей. — Нельзя красавицам плакать, а то мужчины-рыцари уже готовы ринуться на помощь и совершить какие-нибудь безумные и смертоубийственные подвиги".
— Она первое время к нему на могилу часто бегала… рассказывала ему, что и как. Потом пореже, конечно.
— Время лечит… недаром говорят.
— Давайте, команда, выпьем за них, — продолжали бубнить голоса.
— У меня такое чувство, что оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с Андреем, — тихо сказала Яна. — Теперь осталась только память.
Андрей потянулся к ней — она совсем рядом, только протяни руку! — и ему показалось, что он взмыл вверх неясной дымкой. Просто небольшим клочком проклятого тумана, не дающего рассмотреть знакомые лица. Он испугался, что потеряет Ольгу, но её горячая ладошка по-прежнему лежала в его руке. Он не сразу понял, что с ним происходит… но вокруг уже менялись стены и растворялся туман, прячась под стол и стулья, ныряя под диван и с еле слышным гулом втягиваясь между корешками книг, стоящих на полках…
Яна. Яна не сейчас, а тогда. Она рассказывала им всем, как…
10 лет назад. Яна и депутат Госдумы рвутся на помощь
Бывший свободный журналист, а ныне корреспондент газеты "Утро Екатеринбурга", Яна Полозова перевернулась на другой бок и, сладко потягиваясь, пропела:
— Ой, девочки-и-и!.. Что-то я разомлемши!
Надо же так бессовестно дрыхнуть. Вечером! Можно сказать, на ночь глядя.
Телевизор буркнул нечто вроде "…удвоение ВВП" и включился окончательно. Экран налился светом. На всю квартиру-полуторку знакомо запищала мелодия заставки программы "Звони — ответим".
— Вот, ведь, пять тысяч баксов, а какое говно! — с чувством пробормотала Яна, поочерёдно поднимая ноги и нашаривая пульт.
Пять тысяч баксов было заплачено за изготовление "графического оформления программы", - в том числе, кстати, и за музыкальное оформление. История была недавняя, весьма нашумевшая, поэтому всё ещё неприятно колола воображение всех причастных к тайнам телевидения.
— За такие бабки я бы Моцартом стал! — кричал Кирилл.
Помнится, Яна ядовито заметила:
— Моцарт из вашего Дуная — как из собачьего хвоста сито.
Дунаев Макс, в быту "Дунай", снял, как с куста, пресловутые пять тысяч баксов за это самое оформление. Как желчно шипел Кокс, — "телекомпанейский creator и стилист" — именно это и было напечатано на его визитке — "это, типа, пацаны юмор такой", - так вот, Кокс шипел, что "за пять штук гринов можно было бы и не пользовать исключительно сэмплы". Он загорался и рисовал сигаретой в воздухе какие-то дуги и полосы. Надо думать, Кокс слепил бы заставку к программе получше… и уж во всяком случае, не хуже.
Однако за Дунаевым Максом стояли слава невиданно крутого компьютерного графика, принимавшего участие в оформлении НТВ первого состава. "Нет, вы чувствуете?!! Первого состава!" — многозначительно поднимала палец начальница рекламного отдела. А за Коксом стояла лишь она, вечно пилившая его за затягивание сроков изготовления "элементов компьютерной графики", как значилось в прайс-листе на изготовление рекламных роликов. К тому же сомнительная репутация хакера Кокса — человека странного как внешне, так и внутренне — не позволяла ему огребать по пять тысяч американских рублей за простенькую работу. "Это пока!" — многозначительно говорил вечно взъерошенный creator. Во всяком случае, пока не забудется то, что Кокса выдрали на телекомпанию с места банального дизайнера одной из многочисленных, вечно плодящихся и неизменно загибающихся рекламных газетёнок.
