Княжий человек (СИ) - Билик Дмитрий Александрович
— А я-то тут каким боком? — задал я резонный вопрос.
— Никаким, — ответил рубежник. — А вот твой хист очень даже. Спешницу из-за этого убили, слишком близко подобралась к артефакту. Теперь они боятся, что и ты можешь что-то знать.
— Так я ни фига не знаю! — искренне возмутился я. — Можно им как-то это передать?
Врановой снисходительно усмехнулся. И вот теперь в его улыбке не было ничего доброго.
— Боюсь, что уже поздно. Созвездие всегда доводит дела до конца. Если уж они так прокляли Спешницу, что она умерла…
Договаривать он не стал, да и я без этого все понял. Чай не дурак. Интересно, почему же меня точно таким же способом не умертвить? Значит, что-то у них там пошло не так.
— Да и, я думаю, ты скоро обо всем сам узнаешь, — закончил Врановой.
— Это каким образом?
Вместо ответа рубежник похлопал по тетради. И до меня дошло. Ну да, вся информация, помещенная в нее, рано или поздно открывается обладателю хиста. И, видимо, старуха оставила на этот случай послание, так сказать, потомкам. Интересно только, на каком рубце. А еще любопытнее было другое.
— Успею ли я повыситься до того момента, пока меня не убьют?
— Не знаю, — честно признался Врановой.
— И что делать?
— Не знаю, — повторил он. — Ты спрашиваешь у меня, словно я твой старый друг. Я лишь исполнил обещание и рассказал тебе все, что знал. Шуйский приказал мне найти тебя и убить. И я слушался.
— Теперь ты ему не служишь?
Врановой посмотрел на меня даже с толикой жалости. Как на умственно отсталого.
— Меч годится для боя, только когда остро заточен. Никто не бьется негодным клинком. И еще всякое растение знает свое время.
— Всякое семя, не растение, — поправил на автомате я. — В поговорках главное рифма, понимаешь? Хотя мысль я уловил. Ты теперь вроде вне закона и Шуйский от тебя отвернулся. Блин, почему так все несправедливо? Я этого князя даже не знаю.
— Жизнь вообще довольно несправедлива, — заключил Врановой, поднимаясь и убирая тетрадь. — Особенно, если на тебя обратили внимание те, кто сильнее.
— Постой, — вскочил я следом.
— Сначала ты не хотел впускать меня, а теперь не хочешь, чтобы я уходил.
— Ты не сказал, где мы встретимся для обмена.
— Почувствуешь, — ответил он. — Так надежнее. И можно будет избежать ловушки.
— Врановой! — позвал рубежника я, когда он почти дошел до порога. — Ты жезл забыл.
— Не забыл. Тебе нужно что-то предложить Инге, чтобы она согласилась. Что-то мне подсказывает, едва ли у тебя есть достойные вещи, чтобы заинтересовать ее. Эта может подойти.
— А если она не согласится.
— Я приду за жезлом. Но лучше бы, чтобы она согласилась.
Затем рубежник ушел, оставив меня в состоянии прострации. Нет, вроде ничего ужасного не произошло, будто бы даже наоборот, а я был в откровенном раздрае. Слишком насыщенный день. Да еще эта инфа о мифическом Шуйском.
И что с этими делать? Пойти к воеводе? Врановой же сам сказал, что князь из тверских. А Созвездие вроде как убило Спешницу. Ага, только какие у меня доказательства? Слова рубежника, который вне закона. К тому же, что, если и воевода замазан? В нынешних обстоятельствах я готов на любой уровень паранойи. Самое важное, Врановой сказал, что Илию нельзя вмешаивать.
Ясно лишь, что доверять нельзя никому. Кроме разве что Мити, Гриши и Инги. Наверное.
Первой мыслью было рвануть к замиреннице. А потом я передумал. Как-то стало понятно, что «дома и стены помогают» не простая пословица. Было в ней нечто рубежное. Поэтому я набрался наглости и позвонил Инге.
— Привет, — сказал я.
— Что случилось, Матвей? — серьезно спросила рубежница.
— Почему именно случилось?
— Одиннадцатый час, а ты не из тех, кто звонит так поздно, чтобы просто поболтать.
— В общем, ко мне Врановой приходил.
Инга явно что-то выронила. Похоже, что даже чашку. Я услышал звук разбитого фарфора.
— Со мной все хорошо, — поспешил заверить я. — Он предложил сделку. Только ты сама понимаешь, не телефонный разговор.
— Приезжай.
— Инга, не сочти за наглость, но будет лучше, если ты приедешь ко мне.
Из трубки послышался тяжелый вздох, который можно было трактовать по-разному. К примеру, «как ты меня достал», или «когда все это закончится», но никак не «блин, а почему бы и нет». Однако Инга после долгой паузы все же обрадовала меня.
— Хорошо, Матвей, я скоро буду.
Фуф. Нет, настанет день и замиренница пошлет меня на три веселых буквы. Ладно, а пока этого не произошло, будем пользоваться добротой Инги.
А еще необходимо что-то поменять в печатях. Судя по всему, Сизый морок больше без особой надобности. Только хист тянет. Поэтому я подошел к порогу, где и заканчивал плести печать. Невидимая для остальных, она висела в воздухе почти осязаемая. Я легонько ткнул в нее, и печать рассыпалась, словно давно прогоревшее полено, которое коснулись кочергой.
И стало так легко, как если бы рюкзак с плеч сбросил. Только радоваться было рано. Настала пора другой печати.
Я клял себя последними словами за то, что не учил в детстве стихи. Поэтому и на память особо надеяться не получалось. А из почти десятка описаний печатей в тетради, наизусть запомнил лишь две — Царь жуков и Хозяин дома. Первая призывала на место создания всех окрестных насекомых. Бог ведает для каких целей.
А вот со второй было интереснее. После сотворения любой чужой хист снижал свой КПД, а твой родной, напротив, усиливался. Плохо лишь, что работало это только под крышей твоего дома. Второе — на нечисть подобное тоже подействует со знаком минус. Третье — рекомендуемый уровень применения обозначался цифрой пять.
Но после сегодняшней нервотрепки стало ясно, дальше так жить нельзя. К тому же, с какой стати писать про печать пятого уровне еще на третьем рубце? Значит, если осторожно использовать, то можно.
Я достал нож. Вот почему на всех защитных печатях надо проливать собственную кровь?
Проколотый палец я на автомате засунул в рот. А уже потом мазнул по всем стенам, потолку и полу.
— Как у жены может быть только один муж, как у собаки может быть только один хозяин, так у сего дома будет один глава. Отныне и навеки.
Это хорошо, что нынешние феминистки не слышали клятву для установления печати. Засунуть женщину и собаку в одно предложение! Честно говоря, меня самого покоробило. Но печать придумывалась во времена «Домостроя», поэтому я бы не удивился даже, окажись там «Бей бабу молотом — будет баба золотом».
Внушительная блямба повисла аккурат над дверным косяком. А на плечах появился не то, что рюкзак — словно весь дом сразу. Я от непривычки даже на колени рухнул, пытаясь втолкнуть в легкие воздух. Получилось далеко не с первого раза.
— Хозяин, это что такое⁈ — подскочил возмущенный бес.
Ага, молодец. Когда к нам в гости враг пришел, так ты молчал в тряпочку. Стоило чуток тебя в правах ущемить — так сразу вопишь.
— Печать, — сказал я, поднимаясь на ноги.
Нет, ничего. Тяжело, но терпимо. Значит, и на четвертом рубце потяну, главное привыкнуть.
Вот только не успел подумать, как тут же схватился за кольнувшее сердце. Это не было похоже на признаки аритмии. Нет, я раньше подобного не испытывал, но почему-то казалось, что это не сердечная недостаточность. Нечто другое.
А затем в голове послышался громогласный и вместе с тем еле разборчивый голос воеводы. Который меня призвал? Блин, а это что еще за фигня?
Глава 17
Инга примчалась так быстро, что я только и успел чашки помыть, да со стола убрать. Это что, до моего дома из Выборга метро построили? Обычными способами так быстро сюда не добраться.
Я даже в окно выглянул. Честно говоря, искал не Наташу, да ее и не было. Я пытался обнаружить нечто вроде ступы или метлы. Однако отсутствовали и они.
— Чайку? — миролюбиво спросил я.
— Матвей, как у тебя это получается?
— Что именно?
