Юрий Волузнев - Черное зеркало
Если не всматриваться в некоторые малозначительные детали и немного подкрасить лицо, то можно было с уверенностью утверждать, что на нее, загадочно улыбаясь, смотрело ее собственное отражение, каким-то непостижимым образом вышедшее из глубины зеркала…
— Ну как? — Наташа грациозно повернулась вокруг себя.
— Поразительно… — прошептала Лариса. Подскочила к шкафу, выволокла спрятанную среди белья шкатулку красного дерева и достала из нее золотой браслет и малахитовые в золоте серьги.
— У тебя уши проколоты? — спросила она.
— Обижаешь… — усмехнулась Наташа, стоя перед зеркалом. Нацепив серьги и надев браслет, она повернулась к Ларисе: — Ну и, как говорится, ху из ху?
Действительность превзошла все ожидания. Лариса не верила своим глазам. Она взглянула в зеркало и увидела, что неожиданно для самой себя она как-то странно размножилась. Перед ней стояли три почти совершенно одинаковые Ларисы. Одна — изумленно-ошарашенная, две другие — победно-торжествующие. Все это казалось каким-то наваждением…
Наташа снова расположилась на диване, забросив ногу на ногу.
— За это надо выпить, — заключила она. — Давай?
Лариса уловила едва заметное нетерпение в голосе подруги.
— Давай, — согласилась она. Подошла к бару, открыла дверцу. — У меня тут осталось кое-что… Вчера распсиховалась из-за муженечка. Пришлось сбегать и купить, чтобы стресс снять…
— О, «Амаретто»! — обрадовалась Наташа. — Это как раз то, что надо… Наливай.
Лариса достала рюмки на длинных тоненьких ножках и наполнила их густым ликером. Подняла одну из них… И затаила дыхание.
— Погоди, — вдруг сказала Наташа. — У тебя никакого лимончика или, например, яблочка нет?..
Лариса поднялась и с неожиданно нахлынувшей радостью ускользнула на кухню. И постаралась подольше задержаться там…
Она пыталась оправдать себя тем, что действительно не догадалась заранее приготовить что-нибудь к столу. Хотя бы выложить то, что осталось после посещения Барина. Но в глубине души сознавала, что просто-напросто постыдно сбежала, чтобы ничего не видеть…
Но в комнате ничего не происходило.
— Ты скоро там? — нетерпеливо позвала Наташа.
Лариса обреченно вернулась, неся на блюдце нарезанный дольками грейпфрут. Наташа уже держала свою рюмку.
— Давай, подруга, поехали!.. — сказала она. Взглянула на Ларису и наткнулась на выжидающий взгляд. Какая-то искорка страха промелькнула в ее глазах. И словно вдруг испугавшись чего-то, она подмигнула ободряюще и, как бы подавая пример, быстро осушила свою рюмку до дна…
Потом как-то жалобно всхлипнула, удивленно вытаращила глаза, судорожно схватилась за горло и рухнула на пол…
Какой дряни подсыпала ей в рюмку Наташа, Лариса не знала, да и не желала знать. То ли яд, то ли снотворное… Может быть, это увеличивало дозу отравы, подсыпанной в ликер, или, наоборот, нейтрализовало ее действие… Теперь это не имело никакого значения.
Лариса с облегчением выплеснула содержимое своей рюмки в туалет. И внезапно почувствовала, что совесть ее совершенно чиста. Не было никакого пугавшего ее прежде чувства вины.
Случившееся неожиданно представилось ей своеобразной дуэлью. И она без колебаний ухватилась за эту успокаивающую ее совесть версию, которая заключалась в том, что им обеим по разным причинам как-то одновременно пришла в голову одна и та же идея — поменяться местами. И так уж получилось, что Лариса просто-напросто опередила соперницу, подсыпавшую отраву в уже наполненную смертью рюмку. И благодаря расположению судьбы вышла победительницей из этого поединка.
Версия была крайне шаткой и натянутой. Лариса и сама прекрасно понимала это. Но когда, раскрыв Наташину сумочку, она обнаружила в ней нераспечатанную бутылку какой-то ореховой настойки, некоторым образом подтверждающую эту версию, то совершенно этому не удивилась. И даже наоборот, с каким-то тайным злорадством похвалила себя за предусмотрительность и правильность своего поступка.
Она не удивилась и тогда, когда прочла в найденном в сумочке паспорте, что никакая это вовсе и не Наташа, а некая Светлана Степановна Ермакова, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения…
Она лишь удовлетворенно улыбнулась при мысли о том, что внезапно помолодела на целых два года…
Натянув резиновые перчатки, Лариса принялась за дело.
Прежде всего она вернула на прежнее место, за стекло книжного шкафа, убранную заблаговременно Наташину фотографию. Стерла по мере возможности отпечатки своих пальцев со всего, к чему прикасалась нынешним утром. А на свои документы, на прощальное письмо, на любимую кофейную чашку и на всякие бросающиеся в глаза безделушки налепила Наташины отпечатки, аккуратно поочередно прикладывая их к пальцам безразличной ко всему покойницы.
Надела на нее свои очки. С некоторым сожалением пожертвовала ради дела и собственным обручальным кольцом…
«Вот так, Игорек, — подумала Лариса, с какой-то странной усмешкой любуясь результатом своих стараний. — Пусть теперь она будет твоей супругой…»
Пока она занималась этим, то обратила внимание, что от лица Наташи исходил запах каких-то дешевых духов. Лариса Липская никогда так не пахла. И чтобы перебить этот запах, она обильно намазала ее своими вечерними духами…
Расчесала ее голову новой, заранее для этой цели купленной расческой и, не снимая с зубьев нескольких зацепившихся за них черных волосков, положила расческу в прихожей у зеркала. А заодно и убрала зубную щетку из ванной, а также полотенце, повесив на его место новое, только что выстиранное…
Зашла на кухню. Светину настойку сначала было убрала в пенал, к уже стоявшей там не допитой Барином «Смирновской» водке. Пусть Игорек выпьет за помин души своей незабвенной и горячо любимой…
Затем передумала. Содержимое вылила в раковину, а пустую бутылку сунула к себе в сумку, чтобы выбросить по дороге.
Нашла в углу, между стоящей винной посудой, другую пустую бутылку — из-под «Амаретто», пылящуюся там еще с лета, со дня ее рождения. Перелила в нее часть отравленного ликера — пригодится на всякий случай. Плотно закупорила и убрала себе в сумку. А свою, оставив на дне ее некоторое количество плещущейся отравы, поставила за диван.
Между тем время поджимало. Уже кто-то раз или два пытался дозвониться до нее. Но она и не подумала подойти к телефону. Только вспомнила, что забыла обтереть и его, и тут же осторожно это проделала.
Теперь пора было срочно убираться отсюда…
Из собственного дома. Пока не явились по ее душу и тело те, ради кого в конечном счете она и устроила весь этот жуткий маскарад.
Наташин свитер бросила в шкаф — лишние доказательства не помешают. Тем более что на фото она была именно в нем.
— Небогатый гардероб для фирмачки… — презрительно усмехнулась Лариса.
Оставила дома и свою сумочку со всеми находящимися в ней причиндалами, вынув только ключи от квартиры и паспорт.
Драгоценности решила пока не трогать. Ибо совершенно было неизвестно, что ждет ее на новом месте. В крайнем случае можно было прийти и забрать их.
Оставила на месте и доллары, чтобы не наводить на мысль об ограблении и не давать повода милиции для лишних подозрений…
На прощание Лариса окинула взглядом квартиру, с детства свою, но теперь ставшую чужой и принадлежащую этой нелепо валяющейся, постепенно холодеющей кукле, заветные мечты которой о богатстве сбылись столь неожиданным для нее образом…
Лариса повернулась и вышла вон.
И только много позже вспомнила о том, что, потрясенная содеянным, в горячечной спешке заметания следов и паническом стремлении поскорее сбежать куда-нибудь подальше она совершенно и думать забыла про эту злополучную видеокассету и оставила ее дома…
Проходя через сквер, Лариса неожиданно нос к носу столкнулась с Илоной. Вот этого она никак не могла предвидеть. И, естественно, она и предположить не могла, что ее бывшая подруга, раздираемая угрызениями совести, в эту минуту спешила к ней, чтобы поплакаться и вымолить прощение за отбитого мужика и этим хоть как-нибудь оправдаться перед ней, а заодно и перед самою собой.
Лариса указала Илоне на скамейку. Они свернули к ней и, поскольку сиденье было затоптано грязными следами, уселись на спинке. Закурили. И Илона начала убедительно доказывать Ларисе, что жизнь устроена очень сложно.
Лариса и сама это уже прекрасно понимала и только согласно кивала головой.
И хотя ей сейчас было совершенно не до разборок из-за своего непутевого супруга, кое-что из Илониных рассуждений мало-помалу откладывалось в ее сознании. И в конце концов почти примирившиеся подруги встали со скамейки и пошли в бистро, чтобы там окончательно растопить последние льдинки своей затянувшейся размолвки.
