Эра Дракулы - Ньюман Ким
— Он пошел и сделал это снова, сержант, — выкрикнул Коллинз. — Двух за пенни. Двух за одну ночь.
— Что!
— Лиз Страйд на Бернер-стрит и проститутку по фамилии Эддоус на Митр-сквер.
— Митр-сквер — это за пределами нашего участка. Она пойдет парням из Сити.
Граница между территориями городской полиции и полиции Сити проходила по черте, разделяющей церковные приходы. В перерыве между преступлениями убийца ее пересек.
— Такое ощущение, что он старается выставить нас полными тупицами и в следующий раз порежет их прямо в Скотланд-Ярде, а комиссару напишет записку кровью.
Борегар покачал головой. Еще одна напрасно потраченная жизнь. Убивали невинных людей. Надо было что-то делать и срочно, Потрошитель стал не просто очередным заданием клуба «Диоген», а чем-то большим.
— У меня новости от полицейского констебля Холланда, одного из парней Сити. Он сказал, что Эддоус…
— Кажется, ее звали Кэтрин, — вспомнил Тик. — Частенько тут бывала. В камере спала чаще, чем у себя дома.
— Да, теперь я ее припоминаю. — Коллинз выдержал паузу, приняв подобающе грустный вид. — Холланд сказал, что в этот раз ублюдок закончил работу. Он перерезал горло Лиз Страйд и сбежал, а тут вернулся к своим привычкам и Эддоус выпотрошил.
Тик выругался.
— Бедная Кэти. — Коллинз совсем понурился. — Она была старой и страшной, но никому не причиняла вреда. Настоящего вреда.
— Скорее бедные мы, — сказал Тик. — Если после такого мы не поймаем Джека по-быстрому, то полицейским в этом округе придется несладко.
Борегар понимал, что сержант прав. Ратвен отправит в отставку кого-то важного, возможно, Уоррена, а принца-консорта придется отговаривать от того, чтобы посадить на кол нескольких полицейских рангом пониже, pour encourager les autres.[20]
Появился еще один гонец с новостями. Это был Нед, посыльный из «Кафе де Пари». Ранее Борегар дал ему шиллинг, завербовав на службу в клуб «Диоген».
Тик воззрился на него, как огр, и ребенок замер в отдалении. Он так хотел доставить Борегару сообщение, что посмел войти в полицейский участок. Теперь же сильно занервничал и ступал робко, словно мышь, попавшая в кошачий приют.
— Мисс Рид сказала, чтобы вы срочно пришли в Тойнби-Холл, сэр. Как можно скорее.
Глава 24
ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЕ ВСКРЫТИЕ
Когда слезы на глазах высохли, она завернула Лили в простыню. Труп уже разлагался, лицо иссыхало на черепе, словно шкурка апельсина, слишком долго лежавшего в чашке. Девочку придется положить в негашеную известь и похоронить в могиле для бедняков, прежде чем запах станет невыносимым. Предстояло еще заполнить свидетельство о смерти, чтобы Джек Сьюард расписался и отправил отчет в картотеку Холла. Когда рядом кто-то умирал, в сердце Женевьевы застывала еще одна крупинка льда. Так легко было стать бездушным чудовищем. Еще несколько веков, и она сможет сравниться с Владом Цепешем, думая только о власти и горячей крови в горле.
За час до рассвета подоспели новости. Принесли сутенера, его кто-то порезал бритвой; вслед за ним в госпиталь ворвалась толпа и рассказала пять разных версий истории. Джека-Потрошителя поймали и держат в полицейском участке, личность его скрывают, так как он — из королевской семьи. Джек выпотрошил дюжину у всех на виду и скрылся от преследователей, перепрыгнув через двадцатифутовую стену с помощью пружин в ботинках. У Джека серебряный череп, вместо рук — окровавленные косы, а изо рта вырывается огонь. Констебль же изложил голые факты. Джек убил. Снова. Сначала Элизабет Страйд. А теперь Кэтрин Эддоус. «Кэти!» Это потрясло Женевьеву. Еще одна женщина, которую она так и не успела толком узнать.
— Она была тут в прошлом месяце, — сказал Моррисон. — Лиз Страйд. Как раз обращалась и нуждалась в крови. Вы бы ее запомнили, если бы увидели. Высокая такая, с виду похожа на иностранку. Шведку. Красивая женщина была.
— Двух за раз режет, — хмыкнул констебль, — дьявол, от его прыти впору в восторг прийти.
Все снова вышли на улицу, уже во второй или третий раз, толпа растеклась из Холла. Женевьева осталась одна в тишине рассвета. Время проходило, и каждое новое зверство становилось лишь еще одной деталью в ужасающей монотонности убийств. Лили высушила ее досуха. Она больше ничего не чувствовала. Для Лиз Страйд или Кэти Эддоус горя не осталось.
Когда поднялось солнце, Женевьева задремала в кресле. Она устала держать все под контролем и знала, что произойдет дальше. С каждым убийством все становилось только хуже. Вскоре в Холле обязательно появятся несколько проституток и, плача, в истерике станут просить денег, дабы сбежать из смертельной западни Уайтчепела. Вот только этот район превратился в ловушку задолго до того, как Потрошитель посеребрил свои ножи.
В полусне Женевьева снова стала «теплой», сердце ее горело от злости и боли, глаза жгло от праведных слез. За год до Темного Поцелуя она плакала навзрыд из-за новостей из Руана. Англичане сожгли Жанну д'Арк, не погнушавшись клеветой, назвав ее ведьмой. В четырнадцать лет Женевьева поклялась в верности делу дофина, участвовала в войне детей, которых их собственные наставники довели до кровавых пределов. Жанна так и не увидела свой девятнадцатый день рождения, Карл был подростком; даже Генрих Английский — всего лишь ребенком. Их ссоры могли уладить волчки да юлы, а не армии и осады. Теперь умерли не только короли-мальчишки, но и их династии. Франция превратилась в страну столь же чуждую для Женевьевы, как и Монголия, вовсе не имея короля. Какая-то часть крови Генриха IV еще текла в немецких жилах Виктории, но теперь она, наверное, растеклась по всему миру, добравшись до Лили Майлетт и Кэти Эддоус, Джона Джейго или Артура Моррисона.
В приемной опять поднялась — уже который раз — суматоха. Днем Женевьева ожидала наплыва раненых. После убийств обязательно будут стычки, появятся жертвы уличных мстителей, а возможно, дело дойдет и до линчеваний в американском стиле…
В зале стояли четверо полицейских в униформе, между ними висело что-то тяжелое, завернутое в промасленную ткань. Лестрейд жевал собственные усы. Констеблям пришлось чуть ли не с боем пробиваться сквозь враждебную толпу.
— Он как будто смеется над нами, — пробормотал один из них, — настраивает местных против нас.
С полицией вошла «новорожденная» девушка в темных очках, одетая удобно и неброско. Выглядела она голодной. Женевьева решила, что это одна из репортеров.
— Мадемуазель Дьёдонне, освободите нам помещение.
— Инспектор…
— Не спорьте, а просто сделайте. Одна из жертв еще жива.
Она все сразу поняла и проверила книги, тут же выяснив, что пустая комната все-таки есть.
Полицейские последовали за вампиршей, сгибаясь под неудобной тяжестью, и Женевьева пустила их в комнату Лили, убрала крохотный сверток, а констебли с трудом водрузили свой груз на его место, откинув ткань в сторону. Тощие ноги свесились с края кушетки, из-под задравшейся юбки виднелись разные колготки.
— Мадемуазель Дьёдонне, поприветствуйте Лиз Страйд.
«Новорожденная» оказалась высокой и худой, помада размазалась по щекам, темные волосы свалялись от грязи. Под распахнутым жакетом Страйд носила хлопчатую рубашку, сейчас залитую кровью от шеи до пояса. Ее горло было рассечено до кости, разрез тянулся от уха до уха, напоминая клоунскую улыбку. Женщина булькала, разрубленные голосовые связки пытались зацепиться друг за друга.
— У малыша Джеки не нашлось для нее времени, — объяснил Лестрейд. — Он все оставил для Кэти Эддоус. «Теплая» сволочь.
Лиз Страйд попыталась закричать, но не смогла протолкнуть воздух из легких в горло. Сухая струя шепотом вышла из раны. Зубы ее выпали, остались лишь острые резцы. Конечности дергались, как у лягушки под током. Двое полицейских с видимым усилием прижимали тело жертвы к кровати.
— Держите ее, Уоткинс, — приказал инспектор. — Особенно голову.
