Некро-Тур - Ольга Рубан
Он задвигал острым кадыком и рассеянно потер грудину под рваной фуфайкой. Макс встревоженно поглядел на его побледневшее лицо. Если старика хватит удар…
- Кто, по-твоему…? – тот умолк, скривившись.
Макс пожал плечами. Голова кружилась, как в детстве, когда он порой перед сном пытался мысленно объять необъятное – Вселенную – со всеми ее бесконечными скопищами галактик. И каждый раз в голове бился вопрос: что будет, если добраться до конца Её? Чем отделяется Все от Ничего? Исполинским Забором? Но что за этим Забором? В определенный момент его нервы всегда сдавали, и он с громким плачем бежал в родительскую спальню, забирался под одеяло и просил поговорить с ним. О чем угодно, лишь бы прогнать из сознания непрошенное Необъятное, вернуться в маленький, уютный мир, ограниченный родными координатами.
- У меня только одно объяснение…, - Максим сглотнул, беспомощно рассмеялся, - Кто-то однажды взял наш шарик в руку. Он постарался сделать это аккуратно, не повредив, но отпечаток все равно остался… И отпечаток этот имел гораздо более страшные последствия, нежели вмятина… Какой-то сбой …
- Кто-то – это…Бог? – Степан скривился, выплюнув явно не часто употребляемое слово. На виске его билась синеватая жилка, выдававшая напряжение.
Макс осторожно кивнул. Звучало действительно бредово. Представилась макрокосмическая бородатая фигура, почему-то в засаленном белом халате безумного ученого, вертящая перед глазами пестрый, словно пончик с посыпкой, шарик.
- Зачем бы ему это? – спросил старик, вглядываясь в лицо собеседника.
Макс поднялся, заходил по горнице.
- Это неважно. Нам все равно это недоступно. Это только старик Хокинг хвастался, что скоро человечество сможет постичь мысли Бога, а на самом деле, мы от этих мыслей так же далеко, как и во времена Ветхого завета… а может и еще дальше. Я думал о другом. Может, мы с тобой додумаемся, как использовать это открытие, чтобы выбраться отсюда! Может, мы уже не на Земле! Может, тоненький ее слой вместе с этой чертовой деревней остался на Его пальце, поэтому мы и не можем покинуть пределы. А в Седмицы по каким-то неведомым законам возвращаемся обратно, и… только бы найти зацепку, как спрыгнуть…
- Не знаю, чем тебе помочь, - вздохнул старик, отодвигая от себя рисунок, - Да и вообще вряд ли кто-то здесь тебе поможет…
- Ты даже не хочешь попытаться?! Неужели совсем яйца и мозги атрофировались?! Неужели так и хочешь влачить жалкое существование здесь, а потом сдохнуть и рассказывать местным про весенние надои или посевы блядского овса?!
- Я постараюсь сдохнуть в безопасный период, - Степан невесело усмехнулся, но вдруг в его глазах забрезжило что-то, какая-то острая мысль.
В горницу вошла запыхавшаяся Груша, добродушно, но цепко оглядела мужчин.
- Стенька, поди говна натаскай, я уж рук не чую.
- Сейчас… Максим уже уходит…
- Как Акулина? Хорошо носит? – ласково справилась старуха, переведя взгляд на Макса.
- Спасибо. Хорошо, - вежливо ответил тот. Все спрашивали про Акулу, а про Анку – никто!
Груша кинула подозрительный взгляд на берестяной рулон и вышла. Поднялся и Макс. Больше идти было некуда.
Внезапно Степан ухватил его за рукав, облизнул губы. Глаза его глядели тускло, безнадежно и одновременно исступлённо.
- Слушай… Я, кажется, знаю, как тебе помочь… Больше сюда не приходи. Они терпеть не могут, когда приливные кучкуются между собой.
- Что?
- Тише! – Старик выглянул в окно, убедился, что Аграфена вернулась на грядки, - Я сделаю это в мае. Думаю, времени будет достаточно, чтобы уйти подальше и вернуться с информацией.
- О чем ты?
- О том, - с нажимом ответил Степан, крепче ухватил Макса за запястье, притягивая к себе, - Три месяца – достаточный срок для любого мертвяка.
Макс застыл, челюсть отвисла. Он обвинял старика в отсутствии мозгов и яиц и теперь страшно раскаивался. Ну, конечно! Приливных и близко не подпускали к «пресс-конференциям», чтобы чего лишнего не спросили. Но если все сделать тихо и тайно… Макс во все глаза глядел на старика. Только сейчас до него по-настоящему дошло, что тот задумал.
- Дед…, - Макс сглотнул, - Я тебе не позволю. Можно ведь… Что если подговорить кого-то из местных? Спросить будто бы по глупости, невзначай... А мы бы подслушали…
Степан скептически усмехнулся, и Макс понимающе умолк. Почти год прожив среди этих убогих, дремучих людей, он не мог бы выделить ни одного, к кому можно было бы обратиться с такой просьбой. Они бы просто его не поняли, ведь жили в святой уверенности, что за холмами ничего нет, и тратить драгоценную ночь Седмицы на дурацкие вопросы не стали бы. Им куда важнее знать, даст ли потомство единственный оставшийся у них баран или сколько дров надо заготовить, чтобы пережить очередную зиму…
- Слушай, а что, если…, - Макс присел на корточки рядом со стариком и зашептал, едва слышно, - Что, если… грохнуть его по тихой, а? И занять его место?
Степан молча смотрел на него. Макс не сразу понял выражение его лица, а потом понял и отстранился, усевшись на пыльный пол. Вспомнились огромные батюшкины ручищи, бычья шея, почетный караул из местных «братков»… Сколько у него будет шансов? И будут ли? Или все, чего он добьётся своим геройством – это станет следующим диктором «прогноза погоды» на этом бесноватом июльском ТВ?
- Неужели нет другого..?
- Нет, - коротко оборвал его Степан и, сметя ребром ладони крошки со стола, поднялся, - Я так и так… Словом, хоть пользу принесу. Только сделай мне одно одолжение. Не держи до рассвета. Спроси, что нужно и сразу уложи в сухое. Обещаешь?
Макс поднялся и пожал старику руку, нехотя скрепляя уговор. На сердце было тяжело, слезливо, стыдно, но, вместе с тем, разгоралась новая надежда.
Глава 12
Имеющуюся при себе воду он давно выпил, и теперь мучился от страшной жажды, которая лишь усугублялась слышимыми отовсюду журчащими ручейками. Смертоносными и животворящими одновременно. Распластавшись по-лягушачьи на толстых еловых лапах, он некоторое время наблюдал с высоты за гомонящей деревней, а потом даже умудрился
