Дикий папочка (СИ) - Вечер Ляна
— Я странный? — он снова улыбается, явно намекая на мои непростые отношения с гаджетами.
Сама не знаю, как мне удалось выжить в мире, где цифровые технологии едва ли не на первом месте. Но даже несмотря на это, дикарь куда чуднее меня.
— Сначала ты меня жутко пугал, — признаюсь тихо. — Я подумала, ты ненормальный. Или маньяк вообще, — прикусываю губу и поднимаю взгляд на Яна. — А потом оказалось, что ты нормальный… Добрый и заботливый. В тебе будто уживаются две личности. Ты как оборотень, — не знаю почему, но мне в голову приходит именно это слово.
А Ян почему-то мрачнеет.
— Оборотень? — суровая морщинка между бровей выдаёт тяжёлые мысли.
Кажется, я сказала глупость. Хм, но это было образно.
— Извини, — растерянно моргаю.
— Перестань извиняться уже, — дикарь поджимает губы. — Лер, а что бы ты сказала… если бы я оказался оборотнем?
У меня глаза как пятирублёвые монеты и нервная улыбка сама лезет на губы.
— Ты шутишь? Не смешно, Ян, — мотаю головой.
— Я не шучу, — он абсолютно серьёзен.
— Перестань, пожалуйста, — винтиком выкручиваюсь из объятий дикаря и делаю шаг назад. — Ты меня пугаешь.
— Купилась? — хмыкает.
Мне только и остаётся, что в отместку стукнуть шутника кулаком по плечу. Но он снова ловко сгребает меня в охапку и, уткнувшись носом мне в ключицу, шумно вдыхает. Тысяча бабочек внизу моего живота усиленно машет крыльями, разгоняя по телу приятную щекотку. Опасно! И жарковато.
Как сказал Ян, он — мужчина, я — женщина. Мы одни в доме. И всё понятно. Но я пока не готова к большему. Да-да! Расскажите об этом моему телу, которое с ума сходит от каждого прикосновения дикаря.
— Ужинать пойдём? — улыбаюсь, упираясь ладонями в напряжённые плечи дикого папочки.
— Позавтракаем потом, — урчит Ян сытым котом.
Чувствую себя идиоткой. Перед таким мужчиной трудно устоять. Кроме привлекательной внешности он обладает какой-то странной способностью… подчинять собственным желаниям. Или это уже мои желания? Если так, то мне за себя стыдно!
Хищный прищур тёмных глаз намекает, что я зря стараюсь, прикидываясь наивной дурочкой. Сама знаю — зря. Я всегда хотела быть рядом с настоящим мужчиной. Мечта стала реальностью, а я всё цепляюсь за прошлый неудачный опыт. Боже, зачем я это делаю?!
Дикарь облизывает меня однозначно понятным взглядом. Недолго. Просто смотреть — это не для Яна…
В полумраке спальни взрывается мелодией его телефон. Выдох — один на двоих, и злой рык дикаря.
— Надо ответить, — шепчу. — Вдруг это Шура?
— В такое время? — Ян не выпускает меня из тисков. — Шура спит давно.
— А если с Машей что?.. — вздрагиваю от этой мысли.
Ругаясь, Ян всё же отлипает от меня и идёт в комнату. А я стою и смотрю в зеркало. Отражение не похоже на меня обычную. Кто эта девушка с туманной дымкой желания в глазах, искусанными от поцелуев губами, со сползшим с плеча халатом?..
— У дочки температура, — Ян возвращается в ванную. — Надо ехать в Любушки.
Глава 23
Ян за рулём, а я на пассажирском с его телефоном у уха. Шуре звоню, пока связь на трассе позволяет. Соседка отвечает, но я слышу из трубки плач дочери. Мурашки по спине скачут от этих звуков. Боже мой, я сейчас должна быть там!
— Шур, какая у Маши температура? — спрашиваю, а голос дрожит.
— Высокая… — фыркает соседка. — Тише-тише-тише! — успокаивает моего ребёнка.
— В смысле?! Ты измеряла?
— Маша горячая, как утюг, Лера! Я уже и травами её отпаивала, и жаропонижающее давала. Бесполезно. Вам долго ещё ехать?
— Нам долго ещё ехать? — поворачиваю голову к дикому папочке.
— Километров пятьдесят, — глухо отзывается Ян.
Он напряжён. И, кажется, переживает больше, чем я. Дикарь, в отличие от меня, не подаёт вида, но тоже очень переживает за дочь.
— Алло! — в динамике какие-то странные звуки. — Шура?! — связь прерывается.
Точнее, теперь её вообще нет. А я на грани нервного срыва пытаюсь сохранить остатки разума. Сойти с ума сейчас от паники и страха за дочь — раз плюнуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Кутаюсь в толстовку Яна и тихо шмыгаю носом. Собирались быстро — одежда ещё болталась в стиралке, а ждать времени не было. У Яна было во что переодеться, а мне пришлось облачиться в безразмерную мужскую толстовку. Утром уборщицу, которую нанял Ян, ждёт сытный завтрак из салата из стейков. Ну и со стиркой она, думаю, разберётся…
— Успокойся, Лер. Всё будет хорошо, — дикий папочка старается приободрить меня.
— Не знаю, — с горькой улыбкой я мотаю головой. — Знаешь, у меня всегда так — только расслабишься и подумаешь, что можно немного побыть счастливой, как… — замолкаю на пару мгновений. — Прилетает наказание за легкомыслие. Маше за что это?! — всхлипываю.
— Да брось! — Ян не на шутку удивлён. — У дочки наверняка снова режется зуб, а ты уже режим апокалипсиса запустила.
— Шура — мать троих детей, ей опыта не занимать, — шепчу, глотая слёзы. — Думаешь, она бы не разобралась с температурой от зуба?
— Думаю, ты себя накручиваешь, — вздыхает дикарь, сосредоточено наблюдая за дорогой. — Приедем, и я разберусь.
— Скорую надо вызывать, — вздрагиваю.
— Не надо скорую, — отрезает Ян. — Я же сказал — всё будет хорошо.
Да, я паникёрша, но сейчас самое время для паники. Не понимаю, откуда у дикого папочки такая уверенность? Шура — травница и опытная мама, а Ян хоть и воспитывал младшую сестру, но точно не имеет столько практики. Как он поможет дочке, если даже настойки соседки и жаропонижающие не сбивают температуру?
Вопросы в моей голове размножаются, но я молчу. В одном Ян прав на все сто процентов — я себя накручиваю. И чтобы не дойти до ручки, стараюсь заглушить все мысли разом и тупо наблюдаю за бликами фар на мокрой после дождя дороге…
— Лера, — голос Яна звучит, словно из бочки. — Ле-ра! — тяжёлая рука ложится мне на бедро.
— А? Чего? — встрепенувшись, натягиваю толстовку на коленки.
— Отомри. Подъезжаем уже.
Замерла так замерла! Я утонула в собственных мыслях, и пятьдесят километров пути промелькнули незаметно. Кажется, я говорила с Шурой по телефону всего пару минут назад.
Вдалеке мерцают немногочисленными огоньками Любушки, а у меня сердце из груди едва не выскакивает. Как там Маша? Может быть, пока мы ехали, ей стало лучше? Я очень хочу в это верить, но… не верю. Материнское сердце чует — дело плохо.
Родной дом встречает тёмными окнами и слабым светом из дверей гаража. Шура расхаживает по двору с моей Машей, завёрнутой в плед, и мурлычет песенку. Но дочка не спит — постанывает тихонько. И, кажется, ей совсем плохо.
— Температура не спала? — я врываюсь во двор и тянусь забрать дочь у соседки.
— Э-э, не-не-не! — она почему-то отворачивается, прижимая к себе Машу. — Лучше пусть папаша… — бурчит.
— В смысле?! — возмущению моему нет предела. — Отдай мне Машу! — хочу потрогать лоб дочки, но соседка снова уворачивается. — Шура!
— Погоди, Лер, — между нами материализуется Ян. — Я сам, — забирает у соседки малышку.
А она висит в его больших руках, как тряпочка. Боже! Я никогда не видела, чтобы Маше было так плохо… Но дочь мне отдавать тут никто не собирается. Шура вручила Машу папе, а тот уже улепётывает с ней в конец огорода.
— Куда?! — кричу, разрывая ночную деревенскую тишину.
Я успеваю сделать всего несколько шагов по деревянному трапику, и соседка ловит меня за руку. Соседские собаки, и так на нервах из-за детского плача, поднимают лай ещё громче.
— Пусть идёт, — заявляет Шура. — Он знает, что делать.
То, что происходит, в голове не укладывается. Эти двое слетели с катушек! Маше нужно вызвать скорую! Укол поставить… Или в больницу везти. Я не знаю! Но точно не тащить её на задки огорода в одеяле!
— Шура, отпусти, — я стараюсь держать себя в руках и говорю тихо.
Но соседка разжимать пальцы не собирается. Она почти силой тащит меня в дом, приговаривая, мол, отец сейчас Маше нужен. Я вообще ничего не понимаю. Просто схожу с ума. Слушаю, как заливается плачем дочка где-то в темноте и, кажется, сердце вот-вот не выдержит. В груди жжёт до боли, голова кругом.