Хранить вечно. Дело № 1 (СИ) - Батыршин Борис Борисович
…Это что же выходит – лети себе, и гадь из-за облаков на головы ни в чём не повинных сограждан?..
С этим воздушным рейсом вышла вот какая история. Переночевав у «дяди Яши» (не волнуйтесь, ребята, это не моя квартира, а конспиративная. О ней в Москве никто не знает, ни коллеги по ГПУ, ни сам Бокий, вообще никто. Отдохнёте, отоспитесь, приведёте себя в порядок, а то изгваздались, смотреть тошно…) мы провели там весь следующий день – чистили парадку, изрядно пострадавшую во время недавних бурных событий, отсыпались, обсуждали то, что с нами произошло. Хозяин квартиры то куда-то исчезал, то снова появлялся; в последний раз он возник в дверях весёлый, возбуждённый, с тремя бутылками ситро под мышкой, и сообщил, что в Харьков мы с Гоппиусом отправимся не поездом, а по воздуху – и не как-нибудь, а на новейшем опытном самолёте. Аппарат этот совершает пробный перелёт «Москва — Одесса — Севастополь — Киев — Москва» и должен для дозаправки приземлиться в Харькове, где нас и высадят. Дядя Яша особо подчеркнул, что самолёт пилотирует известный лётчик-испытатель – «Сам Громов, цените!» А я при этом известии слегка поёжился. Знаем мы эти экспериментальные образцы: «напишут потом «В результате выявленных технических недоработок опытная машина потерпела аварию и совершила жёсткую посадку, при которой пострадали как члены экипажа, так и иные находящиеся на борту лица…»
Но – не спорить же, не выставлять себя малодушным паникёром? Так что я сделал ровно то, что от меня ожидали - изобразил всяческий энтузиазм от предстоящего перелёта, и весь вечер потом обсуждал с Марком, как будут нам завидовать пацаны в Коммуне. Идеи эти на корню пресёк «дядя Яша» - что ни слова ни о перелёте, ни о лаборатории! Скажете – возили вас на осмотр в московскую клинику, а теперь вот вернули.
С утра мы отправились на уже знакомой легковушке НАМИ на Ходынское поле. «Дядя Яша» на этот раз сам сел за руль; я набрался наглости, и попросил позволить мне немного повести машину хотя бы до конца переулка, где стоял дом с «конспиративной квартирой». Он посмотрел на меня с удивлением: «Умеешь водить? Да ты полон сюрпризов, парень…» но, к моему удивлению, пустил меня за руль. Марк смотрел на меня с откровенной завистью – он-то водить машину не умел.
Агрегат оказался по-настоящему архаичным. Трёхступенчатая коробка без синхронизаторов и дифференциала в главной передаче, хилый двухцилиндровый двадцатидвухсильный движок, тормоза – о ужас! – только на задние колёса. Тем не менее, НАМИ исправно двинулась, оглашая переулок мотоциклетным треском и то и дело стреляя дрянным глушителем. Я получал от поездки несказанное удовольствие – сижу за рулём ретро-автомобиля, сзади, за поясом на поясницу давит историческая реликвия в виде «браунинга» самого Блюмкина, карман оттягивает неправедно зажиленный «цилиндрик» с золотыми десятками. Остальные «сокровища» он забрал у нас ещё вчера, а на робкий вопрос Марка – «и куда вы теперь всё это, государству сдадите, как клад?» - ответил, что нет, никуда он сдавать ни ценности, ни валюту, не станет, а припрячет до тех пор, когда они понадобятся. «Вам же и понадобятся…» - добавил он. У нас с вами, ребята, впереди много работы, в том числе и такой, о которой никому нельзя рассказывать, даже своим.
Это заявление ввергло меня в глубокое раздумье. Я не помнил, конечно, всех деталей биографии Якова Блюмкина, но примерно представлял, что именно в двадцать девятом, по возвращении из очередной заграничной «командировки», он будет арестован, обвинён в попытке сговора с его бывшим покровителем и кумиром Троцким – после чего «дядю Яшу» расстреляют прямо во внутренней тюрьме ГПУ на Лубянки. Но сейчас-то, вот он, весёлый, жизнерадостный, живой – даёт мне указания, куда и где поворачивать, не забывая рассуждать о планах на будущее…
Так я и проехал за баранкой по всей Тверской (здесь она ещё не переименована в улицу Горького и имеет хорошо, если половину привычной для меня ширины), от Охотного Ряда до самого Ходынского поля. Машину мы оставили на стоянке под присмотром стрелка военизированной охраны НКПС, вооружённого винтовкой с примкнутым штыком, а сами, миновав двухэтажное, ещё дореволюционной постройки, здание аэровокзала, направились на лётное поле. На миг меня охватила паника - "как я пройду в самолёт с незадекларированным золотом в кармане и пистолетом за поясом?" - но тут же отпустила. Нет здесь пока ни рамок металлоискателей, ни натасканных на взрывчатку собак, не рентгена, ни и прочих антитеррористических приблуд. Даже простой личный досмотр пассажиров и багажа не практикуется - и это тем более удивительно, если вспомнить о том, каков террористический стаж у человека, провожающего нас с Марком на посадку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Самолёт, как я уже заподозрил из рассказа «дяди Яши», оказался предсерийным экземпляром туполевского АНТ-9. Это меня слегка успокоило – насколько я мог припомнить, опытный перелёт в «той, другой» реальности закончился благополучно, и управлял машиной именно что Громов, служивший тогда (как, вероятно, и сейчас) лётчиком-испытателем в НИИ ВВС и успевший отметиться в дальних перелётах вроде Москва-Пекин-Токио.
Гоппиус ожидал у выхода на лётное поле – оказывается «дядя Яша» успел его предупредить. «Телефонировал», как здесь говорят. Нас с Марком он передал учёному ему с рук на руки, повторив просьбу: воздержаться от необдуманных поступков, учиться, слушать старших (надо понимать, того же Гоппиуса) - короче быть паиньками и дожидаться его приезда в коммуну, который он наметил на конец лета. У меня на этот счёт имелись сильнейшие сомнения, но я предпочёл пока держать их при себе. Слишком многое ещё предстояло обдумать и, главное, определиться в своём отношении к этому, безусловно, яркому, неординарному, но уж очень неоднозначному человеку.
Нам «дядя Яша» передал портфель, в котором лежал свёрток с бутербродами и две бутылки ситро. На этом мы и расстались. Оказавшись в салоне, я устроился в кресле и принялся вытягивать шею, пытаясь заглянуть в пилотскую кабину. Очень хотелось своими глазами увидеть Громова – эту будущую легенду советской авиации, спутника Чкалова в знаменитом перелёте через Северный Полюс, создателей подмосковного ЛИИ[1] ВВС в городе Жуковском, названный впоследствии его именем.
И добился своего: Громов несколько минут беседовал о чём-то с аэродромным техником у трапа, давая мне прекрасную возможность наблюдать за ним из иллюминатора. Потом они обменялись рукопожатием, будущая легенда советской авиации поднялся в самолёт, приветливо улыбнулся двум малолетним пассажирам и проследовал в кабину.
[1] Лётно-исследовательский институт ВВС, созданный по инициативе Громова в 1941-м году; действует и сейчас.
Входной люк лязгнул, закрываясь, АНТ, взревев тремя французскими «Титанами» вырулил на ВПП, разбежался и оторвался от земли. Полёт - второй в моей новой жизни и бог знает, какой в прошлой – начался.
Некоторое время мы сидели молча. Марк не отлипал от иллюминатора; Гоппиуса же укачало буквально с первых минут (тряска, воздушные ямы и бензиновая вонь всё же присутствовали с товарных количествах), и он то и дело бегал в хвост, цепляясь, чтобы не свалиться, за спинки сидений. Я со злорадством провожал его взглядом – наши-то с Марком молодые организмы переносили полёт без неприятных побочных эффектов.
Кроме нас в салоне было ещё двое: красный командир с голубыми петлицами и эмблемами ВВС РККА, и мужчина в штатском, представившийся, как корреспондент «Известий», которому поручено было освещать этот перелёт. Оба появились перед самым взлётом и заняли места впереди, возле кабины пилотов. Дверь, ведущая туда, оставалась во время полёта открытой, и журналист, едва освоившись, принялся доставать Громова расспросами. На нас они внимания не обращали.
Гоппиус, отправив в унитаз (а там и в недолгое путешествие к земле) остатки обильного завтрака, забился в кресло и сидел молча, бледный, нахохлившийся. Затевать беседу с нами он даже не пытался – во-первых, это было не слишком удобно делать, перегнувшись через спинку кресла (мы с Марком предусмотрительно заняли соседние места по обе стороны от узкого прохода), а во вторых - интересующие его темы мало подходили для обсуждения при посторонних. Так что я, устроившись поудобнее в плетёном из камыша кресле, стал вспоминать всё, о чём было говорено вчера на конспиративной квартире «Дяди Яши».