Карлос Сафон - Марина
Тем временем наше материальное положение продолжало ухудшаться. Банки заморозили все счета, а имущество «Вело Гранелл» было конфисковано правительством. Сентис, полагавший, что махинации сделают его всемогущим хозяином предприятия, оказался у разбитого корыта. Ему досталась лишь старая квартира Михаила на улице Принсеса. Нам же удалось сохранить только то, что было оформлено на мое имя: Большой королевский театр, этот бесполезный склеп, в котором я в итоге нашла убежище, и оранжерею возле железной дороги, которую Михаил использовал для своих экспериментов.
Чтобы нам было, на что жить, Луис продавал мои платья и украшения лучшему аукционисту в Барселоне. Мое приданое, так нам и не пригодившееся, стало нашим содержанием. Мы с Михаилом почти не разговаривали. Он бродил по нашему особняку, словно привидение, а его тело продолжало деформироваться. Скоро он был неспособен держать в руках книгу, да и читал с трудом. Больше я не слышала, как он плачет за стеной. Теперь он стал смеяться, и от его горького смеха посреди ночи у меня кровь стыла в жилах. Своими почти недееспособными руками Михаил исписывал в своем кабинете толстые тетради, содержимое которых оставалось для нас загадкой.
Когда к нам приходил доктор Шелли, Михаил запирался у себя в кабинете и отказывался выйти, пока его друг не уходил. Я поделилась с Шелли опасением, что Михаил хотел покончить с собой. Шелли ответил, что он опасался чего похуже. Я не смогла или не захотела понять, что он имел в виду.
Уже много времени одна безумная идея не давала мне покоя. Я видела в ней способ спасти Михаила и сохранить наш брак. Я решила завести ребенка, уверенная в том, что смогу таким образом вернуть мужа и придать его жизни смысл.
Я долго жила этой иллюзией. Мое тело жаждало зачать и выносить это дитя спасения и надежды. Я мечтала произвести на свет маленького Михаила, чистого и невинного, чтобы видеть рядом копию мужа, очищенную от всей скверны. Я не могла допустить, чтобы Михаил что-то заподозрил: он бы отказался наотрез.
Остаться с ним наедине стоило мне больших усилий — как я уже говорила, он меня избегал. Из-за своего уродства Михаил чувствовал себя неловко в моем присутствии. Заболевание сказалось и на его речи — теперь он мог только бормотать, исполненный ярости и стыда. Рацион его состоял исключительно из жидкостей. Я пыталась показать ему, что он мне не противен, что я понимаю его как никто другой и сочувствую его страданию, но все мои попытки только ухудшали ситуацию. Однако я была терпелива, и один-единственный раз в жизни мне удалось обмануть Михаила. Только в итоге оказалось, что обманула я саму себя. Это была худшая ошибка в моей жизни.
Когда я сказала Михаилу, что у нас будет ребенок, его реакция привела меня в ужас. Он пропал почти на месяц. Через несколько недель Луис нашел его без сознания в старой оранжерее. Он работал без отдыха и сделал себе новое горло и рот. Выглядел он чудовищно, а говорил теперь глубоким металлическим голосом, полным злобы. Во рту были металлические клыки. Если бы не глаза, лицо было бы совершенно неузнаваемо. Внутри этого ужасного тела в собственном аду горела его душа, которую я по-прежнему любила. Рядом с его телом Луис обнаружил разные механизмы и множество бумаг с чертежами.
Я попросила Шелли взглянуть на чертежи, пока Михаил восстанавливал силы. Он спал почти трое суток. Заключение Шелли было неутешительным — мой муж совершенно лишился разума. Он собирался полностью перестроить свое тело, прежде чем это за него сделает болезнь. Нам пришлось запереть его в верхней части башни, откуда не было выхода.
Нашу дочь я рожала, слыша дикие крики Михаила, запертого, словно зверь в клетке. Я не провела с ней ни дня.
Доктор Шелли взял заботу о ней на себя и растил как родную дочь. Он назвал ее Марией и, как и я, она ни разу не видела свою мать. Та искорка жизни, что еще теплилась у меня в сердце, погасла вместе с ее уходом, но я знала, что выбора нет. Трагедия была неминуема, я точно это знала. Ее дух витал в воздухе, словно ядовитое облако. Оставалось только ждать.
Как обычно и бывает, последний удар был откуда не ждали.
Бенжамин Сентис, которого завистливость и алчность привели к краху, решил отомстить. Я и раньше догадывалась, что именно он помог Сергею скрыться после нападения в соборе. Словно в мрачном пророчестве народа подземелья, руки, которые Михаил сделал ему много лет назад, теперь были орудием предательства и сеяли несчастье. В последнюю ночь 1948 года Сентис вернулся, чтобы нанести Михаилу, к которому питал глубокую ненависть, последний удар.
В те годы мои бывшие опекуны, Сергей и Татьяна, ушли в подполье. Они тоже жаждали мести, и их час пробил. Сентис знал, что команда Флориана на следующий день должна была явиться в наш особняк и провести обыск, чтобы добыть доказательства по делу Михаила. Полиции полагала, что найденные бумаги помогли бы уличить его в мошенничестве.
Незадолго до полуночи Сергей и Татьяна вылили вокруг дома несколько канистр бензина. Сентис, как всегда трусливо отсиживаясь в тени, увидел из машины первые языки пламени и быстро уехал.
Когда я проснулась, по лестнице поднималось облако синего дыма. Огонь разгорелся за считанные минуты. Луис вызволил меня, и мы прыгнули с балкона на крышу гаража, а оттуда — в сад.
Когда мы обернулись, то увидели, что два нижних этажа объяты пламенем, которое уже подбиралось к башне Михаила. Я хотела кинуться в огонь, чтобы спасти его, но Луис крепко держал меня, несмотря на то, что я кричала и билась в его руках. В этот момент мы увидели Сергея и Татьяну. Сергей улыбался, словно демон, а Татьяна молча дрожала, и я видела, как с ее рук капал бензин.
То, что случилось потом, я помню обрывочно, как кошмарное видение. Пламя охватило вершину башни, оконные стекла рассыпались дождем осколков и вдруг посреди огня возник силуэт. Сначала я подумала, что по стене мчится черный ангел. Это был Михаил. Он полз по стене, словно паук, хватаясь за нее когтистыми лапами, которые сделал себе. Он перемещался с невероятной скоростью, а Сергей и Татьяна изумленно следили за ним, не понимая, что происходит. Тень ринулась к ним и затащила их внутрь горящего дома.
Когда я увидела, как они исчезли в огне, то потеряла сознание.
Луис принес меня в наше единственное убежище — Большой королевский театр, который по сей день является нашим домом. На следующий день в газетах появились новости о трагедии. На чердаке были обнаружены сгоревших два тела, сидевших в обнимку. Полиция решила, что это были мы с Михаилом. И только мы знали, что на самом деле это были Сергей и Татьяна.
Третье тело не нашли. В тот день Шелли и Луис пришли в оранжерею в поисках Михаила, но там никого не было. Превращение должно было вот-вот закончиться.
Шелли забрал оттуда все бумаги, планы и записи, чтобы не оставлять улик. Он изучал их неделями, чтобы вычислить местонахождение Михаила. Мы знали, что он скрывался где-то в городе, выжидая, завершая свое превращение. Благодаря записям Михаила Шелли понял его план. В его дневниках приводился рецепт сыворотки на основе эссенции из черных бабочек, с помощью которой он оживил труп женщины в цехе «Вело Гранелл». Наконец я поняла, что он собирался сделать. Михаил хотел воскреснуть из мертвых. Ему нужно было избавиться от всего человеческого, чтобы попасть на ту сторону. Его тело должно было быть захоронено, как у черной бабочки, чтобы возродиться вновь. И после воскрешения Михаила Кольвеника, его место займет жуткий зверь.
Эхо ее слов прозвучало в стенах Большого королевского театра.
— Много месяцев мы не слышали ничего о Михаиле и не знали, где он скрывался, — продолжила Ева Иринова. — В глубине души мы надеялись, что его план не удастся. Но мы ошибались. Спустя год после пожара двое инспекторов полиции по анонимной наводке пришли в цех «Вело Гранелл».
Конечно, это снова был Сентис.
Не получив известий от Сергея и Татьяны, он заподозрил, что Михаил выжил. Цеха фабрики были закрыты, и ни у кого не было к ним доступа. Инспекторов застало врасплох появление внутри человека. Они стреляли в него и полностью разрядили обоймы, но…
— «В пределах помещения ни одной пули не было», — вспомнил я слова Флориана. — Они все попали в тело Кольвеника…
Пожилая дама кивнула.
— Тела полицейских были буквально растерзаны, — сказала она. — Никто не мог понять, что произошло. Кроме Шелли, Луиса и меня. Михаил вернулся. После этого все бывшие члены правления «Вело Гранелл» по очереди погибли при невыясненных обстоятельствах. Мы подозревали, что Михаил скрывался в канализационных туннелях, которые использовал, чтобы перемещаться по городу. Подземный мир был ему хорошо знаком. Оставался только один вопрос: что он делал в цехе фабрики?
