Майя Илиш - Комната кукол

Я вздохнула с облегчением. Действительно, легко отделалась! До завтрашнего дня я успею придумать какую-нибудь отговорку и, может быть, найду какого-то козла отпущения, человека, который нравился мне куда меньше Алана.

— Я спрошу у мистера Трента, у кого сегодня был выходной.

И сердце у меня ушло в пятки.

Руфус отпустил меня. Я подозревала, что лучше бы я обняла Алана на прощание. На следующее утро, когда я проснулась, голова у меня раскалывалась, а во рту чувствовался отвратительный привкус. Алан исчез. Его больше не было в Холлихоке. И я могла думать только о том, что это моя вина.

Глава 9

Завтрак тем утром был худшим, что случилось со времени моего приезда в Холлихок, и, даже вспоминая свое прошлое, я не могла вспомнить день ужаснее. Мне было плохо — не потому, что я вчера выпила лишнего, нет, меня мучили угрызения совести и непонимание, что же произошло с Аланом. Я знала, что виновата. Я выболтала ему слишком многое, и если трезво взглянуть на случившееся, то мне стоило бы вести дневник, а не перекладывать свои заботы на плечи лучшего друга, посвящая его в тайны этого дома. Но что сделано — то сделано, прошлого не вернешь…

У меня голова шла кругом, когда я думала о возможных последствиях для него и для себя, а похмелье еще и усугубляло мою ситуацию. Но хуже всего было то, что мне запрещалось говорить и задавать вопросы. Руфус и Вайолет, как ни в чем не бывало, молча сидели за столом. Руфус, бледный и печальный, как всегда, даже не прикоснулся к сладостям на столе, Вайолет едва пригубила чай. Они не сочли нужным отругать меня за недостойное поведение. Я кое-как запихнула в себя сладкую гренку с сиропом, хотя предпочла бы выпить три чашки чаю, и уже собиралась встать из-за стола, когда Руфус наконец-то заговорил со мной:

— С сегодняшнего дня ужинать ты будешь с нами.

Я промолчала. Меня не особо прельщала такая перспектива, но ужин в кухне показался бы мне невыносимым, ведь каждое мгновение я думала бы о том, что теперь место Алана за столом пустует.

Проснувшись утром, я попыталась найти Алана, чтобы попросить у него прощения за вчерашнее и предупредить, что я наткнулась на Руфуса. Но шкаф, куда он днем прятал постель, был закрыт, ширма стояла у стены, а миссис Арден, заметив меня, сказала:

— Если ты ищешь мальчишку, то его тут больше нет.

— В каком смысле? — Я уставилась на нее.

— Ну, он больше не работает в этом доме. Что, по-твоему, могут означать слова «его тут больше нет»?

Она отказалась отвечать на все остальные вопросы и оставалась непреклонной, невзирая на мольбы дать мне его адрес, чтобы я хотя бы могла написать Алану письмо и убедиться, что с ним все в порядке. Впрочем, что бы он сделал с этим письмом, даже если бы у меня осталась какая-то возможность связаться с ним? Как бы он ответил? Где-то в глубине души я подозревала, что Алан там, куда не дойдет ни одно письмо… Но, по сути, я ничего толком не знала. И до момента, пока Руфус приказал мне не только завтракать, но и ужинать с ними, я надеялась, что эта тема больше вообще не всплывет в разговоре.

— Мы решили, что тебе не следует общаться с прислугой, — заявил Руфус. — Скоро приедет наша племянница, и как ее компаньонка ты не должна иметь ничего общего с этим сбродом. — Он холодно взглянул на меня. — Думаешь, тебе ничего не будет за то, что ты сотворила вчера?

Я сглотнула. Что за манера — вначале позволить мне позавтракать, чтобы я поверила, будто мне ничего не угрожает, и только теперь обратить на меня свой гнев? Я представила себе темный сырой подвал, где меня прикуют к стене… Но я подозревала, что на самом деле все будет еще хуже. Алан предупреждал меня, что Молинье опасны. И теперь я боялась, что с ним могло случиться что-то ужасное.

— Ты, должно быть, думаешь, что же произошло с юношей? — Руфус будто читал мои мысли, и оставалось надеяться, что мне это только казалось. — Нам пришлось уволить его. У нас не было другого выбора. Как хозяева этого дома, мы несем ответственность за слуг и стараемся обращаться с ними справедливо. Нет ничего омерзительнее, чем самодурство властителя по отношению к подданным. Но этот юноша обворовал нас. Он признался, что устроил ужин, угостив тебя украденной пищей. Мы выгнали его из дома, но не стали обращаться в полицию, чтобы с нашим именем не был связан никакой скандал. Вскоре нежное, невинное создание прибудет в Холлихок, и репутация этих стен должна оставаться безупречной. Ты поняла?

Облизнув пересохшие губы, я кивнула.

— Мне очень жаль, — сказала я. — Я не знала, что эта еда украдена. Мы просто хотели приятно…

— Мне не нужны твои извинения, — перебил меня Руфус. — Ты очень разочаровала и меня, и мою сестру. Но чего еще ждать от подкидыша без должного воспитания…

Он осекся, ощутив на себе гневный взгляд Вайолет.

— Я думаю, этого достаточно, — мягко сказала она. — Флоранс не виновата в том, как родилась. Если бы мы предоставили ей выбор, она предпочла бы нашу жизнь, а не ту, которой была наказана. Это не оправдывает ее поступок, но я уверена, что больше она так делать не будет. И мы не должны забывать, как она молода. Она действовала из лучших побуждений. Она не воровка, которую следовало бы наказать. И я думаю, она уже усвоила урок.

Я с благодарностью кивнула. Если бы кто-то сказал, что когда-нибудь я буду рада слащавому воркованию Вайолет, я бы ни за что в это не поверила, но сейчас я почти любила эту женщину за то, что она остановила Руфуса.

— Этого больше не повторится, — прошептала я.

Да и как я могла бы повторить что-то подобное теперь, когда тут не было Алана? В этом доме не было никого, с кем я могла бы провести такой приятный вечер, — кроме Люси, конечно, но Люси не юноша… Теперь я осталась без друга — а не об этом ли шла речь? Не важно, что Алан украл вино и эти рулеты. Не важно, что я излила ему душу. Речь шла о том, чтобы никто не завладел моим вниманием, которое должно безраздельно принадлежать этой зловещей племяннице Молинье. Моя неприязнь к этой девочке росла всякий раз, как Руфус или Вайолет ее упоминали.

— Алан… — осторожно начала я, но договорить мне не дали.

— Ты больше не будешь о нем говорить, — отрезал Руфус. — Радуйся, что мы не выгнали из дома и тебя заодно. Ты забудешь об этом юноше. Немедленно.

Я инстинктивно закрыла глаза, словно Руфус мог стереть из моей головы все воспоминания об Алане. К счастью, такого не случилось, и я вздохнула с облегчением. Неужели я уже так привыкла ко всем странностям этого дома, что теперь они казались мне куда вероятнее нормального течения событий?

— А теперь приступай к работе, — приказал Руфус. — Мы больше не хотим слышать об этой истории.

Все остальное время я чувствовала себя очень одинокой. Я скучала по Алану сильнее, чем могла бы предположить, и не могла найти утешение у Люси, которую считала чем-то вроде подруги. Мне было запрещено спускаться в кухню, но даже если бы я попыталась пробраться туда, миссис Арден рано или поздно застукала бы меня, и тогда столкнуться с последствиями моего поступка пришлось бы бедной Люси, а не мне. Я уже и так навлекла на Алана неприятности и не собиралась усложнять жизнь еще и Люси. Поэтому теперь я снова ужинала вечером, как и полагалось, — в компании Руфуса и Вайолет и в такой же гнетущей атмосфере, что и за завтраком.

Несомненно, хозяевам подавали куда более вкусную пищу, чем слугам, но мне не удавалось насытиться. Одно дело брать добавку, когда сидишь среди голодных юношей и девушек, тяжело работавших целый день. И совсем другое — ужинать в компании напрочь лишенных аппетита людей. Под пристальным взором Руфуса я не решалась есть больше, чем он или Вайолет, поэтому от каждого вкуснейшего блюда брала только маленький кусочек. У меня сердце кровью обливалось, когда горничная уносила остаток ужина — молча, без следов сожаления на пустом лице. Я уже знала, что эти объедки отдают свиньям, и надеялась, что слуга, выполнявший теперь обязанности Алана, оставлял себе часть вкусностей, чтобы хоть кто-то мог оценить искусство миссис Дойл по достоинству.

Моего же аппетита хватило бы даже на то, чтобы еще и днем есть со слугами. Даже в сиротском приюте я никогда не ложилась спать такой голодной. Не утешало и то, что к ужину подавали прекрасное вино — напротив, теперь меня мучил не только голод, но и жажда, поскольку я решила полностью воздерживаться от вина. Вайолет всегда делала ровно глоток вина, а остальное выливала, да и Руфус никогда не пил больше одного бокала. Я не могла представить, как бы они выглядели опьяневшими, очень уж это было на них не похоже.

Правда, было и что-то хорошее в том, что я теперь ела с господами, — так я увидела еще одну комнату Холлихока. Ужин подавали в столовой, огромном помещении с длинным столом, явно не рассчитанным на то, что за ним будут сидеть всего два-три человека. Должно быть, тут проходили светские приемы и праздничные банкеты, но вместо этого я сидела на одном конце стола, а Руфус и Вайолет — на другом. Я втайне ожидала, что они, как Болванщик и Мартовский Заяц, начнут пересаживаться со стула на стул, чтобы хоть раз посидеть на каждом месте. За ужином Молинье общались не больше, чем за завтраком, что неудивительно. Да и окружавшая нас роскошь действовала угнетающе — мрамор, серебро, золото, хрусталь…