Страсть умеет лгать (СИ) - Арьяр Ирмата

— То есть, все, что я помню до того дня и электрички, — чужие воспоминания? — уточнила я, хотя внутри уже рождалась уверенность, что так и есть. Потому что именно с той весны я начала ощущать себя чужой в этой семье, но этому, как мне казалось, были другие причины. — И Эдик?

— Какой Эдик? — переспросил Артур.

— Одноклассник. Неважно.

— Важно, Эли. Очень важно. С ним связаны сильные эмоции?

— О да, весьма… сильные, — горько усмехнулась я. — Но мне казалось, исчезнувший Михаил сейчас важнее?

— Сейчас нет ничего важнее вас, Эли. Только вы можете вытащить Мика из ловушки, в которую он попал, я потому и просил Ульриха поговорить с вами. Наш техник обладает особыми талантами. В Ульрихе непосвященные видят того, кто когда-то вызвал самое сильное эмоциональное переживание. Оно, как мы думали, стало бы компасом для Микаэля. Но наш шустрый немец решил сразу пойти дальше, без разрешения и страховки. Хорошо, что я успел остановить вас... Что ж, теперь я понимаю, что случилось с Миком.

— И что же?

— Сначала определимся с терминами. Это вы должны были узнать завтра, в первый рабочий, точнее, учебный день, на вводном занятии, но у нас чрезвычайная ситуация… — Артур поднялся и начал ходить из угла в угол, задумчиво ероша светлую шевелюру. — Реальность нашей корпорации принята за истинную, нулевую. Реальность, в которой вы рождены и впервые осознали себя как личность, считается первичной для вас. У каждого в корпорации своя первичность, свой родник, свой мир, часто далекий от человеческого, потому что Мультивселенная непредставимо многогранна. Пока понятно?

— Почти. В какой реальности мы разговариваем сейчас?

— Если я прав, и вы стихийный дайвер, перешедший из альтернативного мира, то для вас это вторичная реальность. Для меня тоже это ваша вторичная реальность с той разницей, что я прекрасно помню свой исток, свой родной мир. С этим ясно? Хотя бы в целом?

— Немного, — я пожала плечами. Я лингвист, а не физик!

— Тогда идем дальше. В этой, вторичной для вас реальности никогда не существовало вашей мамы. И ваше желание в любом вероятностном потоке вторичной реальности абсолютно невыполнимо. Потому что оно высказано не Марией Елисеевой, рожденной в этом мире, а вами, чьи родители остались в вашей первичной вселенной. Ваше желание породило хаос вероятностей. Вот почему Микаэля затянуло в черную воронку после того, как он уловил миг вашего появления в этой реальности. Но, похоже, он продержался дольше, чем рассчитывала диверсантка, и не погиб, и успел передать увиденное.

— Какая диверсантка? — я дошла до стола, налила себе воды и плюхнулась обратно в кресло. Такие новости надо слушать сидя. Но эйчар меня разочаровал.

— Неважно, — отмахнулся он. — И все эти покушения… Получается, кто-знает, кто вы на самом деле, и почему-то решил либо от вас избавиться, либо вас похитить. Причем, именно сейчас, когда вы пришли к нам, ведь вас не трогали пять с половиной лет! Хотя, возможно, вас не искали или не могли найти, ведь вероятностей мириады, все перебрать невозможно даже суперкомпьютеру. Тут нужен особый дар, именно такое сверхчутье у Микаэля. Но мне очень не нравится тот факт, что покушения на вас и мальчика начались, как только вы переступили порог нашего филиала. То есть, ваш тайный враг тут, внутри корпорации, а не прорвался извне, как мы сначала думали.

30

А вот сейчас мне стало по-настоящему страшно и за себя, и за Диму. Прятаться некуда. Зачем только я втянула во все это больного ребенка?

— В тот вечер, когда мне назначили собеседование, я видела только привратника Серафима Иоанновича, Маргариту и управляющего, — припомнила я. — Еще таксиста, его последним, когда уже вышла из здания. Он показался мне странным, и я не села в машину. И он пытался меня преследовать.

— Все вне подозрений, кроме таксиста. Его найдем и проверим, но он вряд ли работает в корпорации, — Артур остановился передо мной, подтянул стул, перевернул спинкой вперед и сел непозволительно близко, почти касаясь моего бедра коленом. — Расскажите про Эдика.

— Нет. Исключено.

— Мы можем вытащить Мика только на вашей сильной эмоции.

— Мой страх в электричке не подойдет?

— Там был шок, осознанный позже, это не то. Чтобы по-настоящему испугаться надо хорошо понимать угрозу, вы не успели. Доля мига. А опыт с Ульрихом, которого вы приняли за вашего знакомого, показал: ваша ненависть сильнее.

— Откуда вы знаете?

— Я отслеживаю эмоциональный фон новичков, чтобы помочь адаптироваться и подобрать наилучшую специализацию. Это мой дар и моя обязанность.

Я на миг онемела. Артур эмпат? А по нему и не скажешь!

— Потому вы так вовремя пришли?

— Да. Жаль, что Ульрих не вызвал у вас положительное воспоминание. Хотя бы первый поцелуй. Но уж что есть, то есть. Эля, время идет.

Я покачала головой:

— Нет, только не это. Послушайте, я вспомнила одну важную деталь. В электричке у того парня, который меня спас, глаза были черные, но на миг они посветлели до янтарных и стали как у Михаила, с багровыми отсветами. Это я сейчас, после знакомства с вашим управляющим осознала. Закат не мог так отразиться, тот парень стоял спиной к закату.

Артур, молча взяв меня за руку, поднялся. Я тоже вынуждена была встать. Он потянул меня к шкафу с дисплеем и вращающимся колесом на заставке.

— Да, это может быть зацепкой. Давайте попробуем, Эля. Будем исходить из того, что вы прирожденный дайвер, а я — эмпат и универсальный якорь. Не бойтесь. Ваша задача — погрузиться в воспоминание и позвать Михаила, с остальным я справлюсь. И еще, вас не должен смущать физический контакт.

Я, наверное, побледнела, потому что Артур, взглянув на мое лицо, торопливо пояснил:

— Я всего лишь встану позади довольно близко и буду прикасаться к вашим рукам. Иначе мне вас не удержать, мы и так слишком рискуем.

Это “всего лишь” вылилось в полноценные объятия. Поставив меня в метре перед экраном, — разноцветное колесо сразу оживилось и ускорило бег, — Артур прижался позади всем телом и крепко обнял поверх рук, положив подбородок на мою макушку. Спеленал собой. Жар мужского сильного тела и буря неправильных, непозволительных эмоций, накрывшая меня куда плотнее, чем это “одеяло”, мешали сосредоточиться, и я прошипела:

— Вы меня раздавите!

Артур слегка отодвинулся и согнулся, его подбородок переместился на мое плечо, а загребущие руки — на талию.

— Так лучше? — его шепот защекотал мне ухо.

— Так щекотно.

— Потерпите. Я же терплю.

— Что мне надо делать?

— Вспоминать парня с закатом в глазах. Представьте, что это не я, а он вас обнимает.

— Ни за что. Я не смогу! Вы не понимаете. Да он мне нахамил!

И тут совершенно неожиданно Артур прижался губами к моей шее в том месте, где она переходит в плечо. И, не успела я возмущенно дернуться, развернул меня к себе, удерживая сильной рукой за талию, а второй ладонью провел по моему горлу от выреза блузки вверх, запрокинул мне подбородок и безошибочно притронулся языком к едва заметному следу шрама, а потом, пока я задыхалась от мгновенно рванувшей обжигающей смеси гнева, щекотки, мурашек и непонятного томления, прошептал: “Безумно хочу!” и… нагло укусил.

Шею обожгло болью…

“Осторожно, двери закрываются!”

Меня вздернули за ворот куртки как котенка. Молния врезалась в шею, ошпарив болью. Двери с шипением закрылись.

Но я уже в тамбуре, — полузадушенная, оглушенная близостью чего-то непоправимо жуткого… — стою на четвереньках, и обе ноги при мне. Только на правой уже нет кроссовки. Вот это сила у незнакомца!

Поезд мягко тронулся, качнув меня на стену. Я поднялась, цепляясь за чемодан. Посмотрела на своего спасителя. Его глаза цвета виски стремительно чернели.

“Мик” — как будто кто-то шепнул на ухо.

Миг. Один миг отделял меня от смерти.

“Мик, — мысленно повторила я. — Возвращайся”.

— Спасибо, — прохрипела я.