Эра Дракулы - Ньюман Ким
Артур понял.
— Уоррен и остальные хотят покончить с Серебряным Ножом к концу 1888 года. Я желаю, чтобы вы уничтожили его навсегда.
Глава 20
НЬЮ-ГРАБ-СТРИТ
Сентябрь почти подошел к концу. Стояло утро двадцать восьмого числа. Серебряный Нож не убивал с тех пор, как семнадцатого расправился с Лулу Шон. Правда, Уайтчепел сейчас настолько кишел полицейскими и репортерами, что убийцей, возможно, овладела скромность. Если только, как думали некоторые, он сам не был полицейским или репортером.
Когда взошло солнце, улицы опустели. Туман развеялся на мгновение, позволив Борегару окинуть место, ставшее ему вторым домом, трезвым и ясным взглядом. Признаться, ему было мало дела до этого района города, не важно, при свете солнца или луны. После еще одной бесплодной ночи с раздосадованными детективами он устал до изнеможения. Профессиональное чутье подсказывало, что след быстро остывает. Убийца мог стать жертвой собственной мании и повернуть нож против себя. Или запрыгнуть на пароход, идущий в Америку или Австралию. Скоро вампиров можно будет найти где угодно.
— Не исключено, что он просто остановился, — предположил сержант Тик. — Иногда они так делают. Он может всю оставшуюся жизнь хихикать, проходя мимо полицейского. Не исключено также, что никакой радости от убийств он не получает, ему просто хочется иметь свою собственную тайну.
Борегару так не казалось. Сведения, полученные после вскрытия тел погибших женщин, давали основания полагать, что Серебряный Нож получал удовольствие, разделывая вампирш. Пусть он их не насиловал, но преступления явно носили сексуальную природу. В частной беседе доктор Филлипс, полицейский хирург округа Н, предположил, что, возможно, потрошитель совершал грех Онана на месте своих злодеяний. Чуть ли не каждая подробность этого дела становилась совершенно отвратительной для любого приличного человека.
— Мистер Борегар, — женский голос прервал его мысли. — Чарльз?
Молодая незнакомка в черной шляпке и темных очках пересекла улицу, чтобы поговорить с ним. Хотя дождя не было, ее лицо скрывала тень от черного зонта, который чуть не вырвал у девушки из рук неожиданный порыв ветра.
— Боже, да это вы, мисс Рид, — воскликнул удивленный Борегар. — Кейт?
Та улыбнулась, довольная, что ее вспомнили.
— Что привело вас в столь неблагополучные места?
— Журналистика, Чарльз. Помните, я пишу.
— Разумеется. Ваше эссе о забастовке девушек со спичечной фабрики достойно подражания. Радикально, конечно, но совершенно беспристрастно.
— Возможно, это первый и последний раз, когда выражение «совершенно беспристрастно» употребили в связи со мной, но я благодарю вас за комплимент.
— Вы себя недооцениваете, мисс Рид.
— Возможно, — задумалась она, прежде чем перейти к делу. — Я ищу дядю Диармида. Вы его не видели?
Борегар знал, что дядя Кейт служил одним из начальников в Центральном агентстве новостей. Полиция была о нем чрезвычайно высокого мнения, считая одним из самых добросовестных журналистов, пишущих на криминальные темы.
— Не в последнее время. Он здесь? Собирает материал?
— Да. Материал. О Серебряном Ноже.
Кейт явно беспоилась, прижимая к груди большую папку для документов, которая, похоже, имела для нее чуть ли не тотемическую ценность, и никак не могла совладать с чересчур большим зонтом.
— Вы как-то изменились, мисс Рид. Сменили прическу?
— Нет, мистер Борегар.
— Странно. Могу поклясться…
— Может, вы не видели меня с тех пор, как я обратилась.
Только сейчас его неожиданно осенило, что она стала носферату.
— Прошу прощения.
Мисс Рид пожала плечами.
— Не стоит. Многие девушки обращаются, знаете ли. Мой — как они его называют? — отец-во-тьме имеет большое потомство. Это мистер Фрэнк Харрис, редактор.
— Я слышал о нем. Друг Флоренс Стокер, не так ли?
— Полагаю, некогда они дружили.
Ее патрон, известный тем, что чаще поддерживал людей, чем рвал с ними, был знаменит множеством своих привязанностей. Кейт всегда отличалась прямотой. Борегар понимал, чем мисс Рид могла понравиться мистеру Фрэнку Харрису, редактору.
Похоже, ей предстояло решить какое-то важное дело, если она осмелилась выйти на улицу днем столь скоро после обращения, пусть и вся закутанная.
— Тут есть кафе поблизости, где собираются репортеры. Правда, это не место для леди без спутника, но…
— Тогда, мистер Борегар, вы должны составить мне компанию, ибо у меня есть материал, который дяде Диармиду надо увидеть незамедлительно. Надеюсь, вы не посчитаете меня слишком прямой или самонадеянной. Я бы не попросила вас, если бы это не было так важно.
Кейт всегда казалась излишне бледной и худой. Обращение даже пошло ей на пользу, девушка стала выглядеть лучше. Борегар почувствовал силу ее воли и не захотел сопротивляться.
— Очень хорошо, мисс Рид. Сюда…
— Зовите меня Кейт. Чарльз…
— Разумеется. Кейт.
— Как Пенни? Я не видела ее с тех пор…
— Боюсь, что я тоже. Предполагаю, сейчас она находится в несколько дурном расположении духа.
— Не в первый раз.
Борегар нахмурился.
— О, извините, Чарльз. Я не хотела этого говорить. Временами я могу быть такой простофилей.
От ее слов он улыбнулся.
— Сюда.
«Кафе де Пари» находилось на Коммершиал-стрит, рядом с полицейским участком. Место, где подавали пироги с угрем и чай, раньше отданное на откуп рыночным носильщикам и полицейским констеблям, сейчас полнилось мужчинами с лихо закрученными усами в клетчатых костюмах, которые спорили об авторстве и заголовках. Причина, почему это заведение стало столь любимо среди репортеров, заключалась в том, что его владелец установил здесь одно из новых телефонных устройств. Он позволял журналистам за пенни в минуту звонить в редакции собственных газет, и репортеры умудрялись диктовать по проводу целые статьи.
— Добро пожаловать в будущее, — сказал Чарльз, придерживая дверь перед Кейт.
Та сразу увидела, о чем он говорил.
— О, как чудесно.
Рассерженный маленький американец в помятом белом костюме и соломенной шляпе, вышедшей из моды десять лет назад, держал у рта и уха части аппарата и кричал на невидимого собеседника.
— А я говорю тебе, — орал он так, что чудеса современной науки казались делом лишним, — что у меня есть дюжина свидетелей, и они клянутся, что Серебряный Нож — вер-вольф.
Человек на другом конце кричал так же громко, давая уставшему труженику пера возможность перевести дыхание:
— Энтони, это не новости. Мы работаем на новостную газету и должны печатать новости!
Журналист, повозившись с устройством, прервал связь, и передал его ошарашенному «новорожденному», стоявшему в очереди к аппарату.
— Давай, Ле Кье, — сказал американец. — Удачи с твоей теорией о сбежавшем паровом автоматоне.
Француз, статьи которого Борегару доводилось читать в «Глоуб», затрещал телефоном и принялся шептать оператору.
Небольшая группа мальчишек играла в шарики, расположившись в углу, а Диармид Рид устроил целый прием у открытого огня. Он сосал трубку, читая лекцию писакам с Граб-стрит.
— Парни, история как женщина, — говорил он, — можно выследить, поймать ее, но если она не хочет, то надолго с вами не останется. И только вы соберетесь попробовать ее прелестей на завтрак, как она сразу повысит ставки.
Борегар закашлялся, привлекая внимания Рида, пока тот не совсем опозорился перед собственной племянницей. Диармид взглянул на них и улыбнулся.
— Кэти, — сказал он, не проявив и тени смущения по поводу своей неблагопристойной метафоры. — Заходи и выпей чаю. И Борегар, не так ли? Где вы нашли мою племянницу, окутанную тьмой? Надеюсь, не в каком-нибудь доме поблизости. Ее бедная мать всегда говорила, что Кэти станет позором семьи.
— Дядя, это важно.
Тот посмотрел на нее благосклонно, но с изрядным сомнением в глазах:
— Так же как была важна твоя история о суфражистках?
