Камиль Фламмарион - Неведомое

Если я возьму четыре аналогичных факта и соединю их все вместе, то вероятность испытать все четыре совпадения будет выражаться уже не одной стомиллионной, а такой дробью, в которой числителем будет единица, а знаменателем число с 36 нулями, число, которого не постигнет никакой разум человеческий и которое равняется абсолютной уверенности в том, что этого никогда не будет.

Следовательно, оставим в стороне гипотезу о случайности. При таких условиях не может быть случайности. Если кто-либо с этим не согласен, то мы приведем ему старинное сравнение о буквах азбуки, брошенных на воздух. Нельзя допустить, чтобы буквы, падая на землю, сложились в целую «Илиаду».

Итак, нельзя ни заподозрить недобросовестности со стороны наблюдателей, ни ссылаться на случайность неожиданных и необыкновенных совпадений. Приходится допустить, что дело касается реальных фактов. Как бы невероятно это ни казалось, эти правдивые галлюцинации несомненно существуют; они прочно обосновались в науке и удержатся на своем месте.

Читатели, которые потрудились прочитать вышеприведенные письма, должны были прийти к заключению, что на свете есть много вещей, объяснения которым мы не имеем. Область телепатии открывает перед нами целый новый мир для исследования.

Факты неоспоримы в их общей совокупности.

Среди горячего спора, поднявшегося в главных органах всемирной печати в июле прошлого года по поводу моего мнимого отречения от психических исследований, я не раз встречал следующее возражение, выставляемое против телепатических явлений: «Для того, чтобы эти факты могли быть допускаемы научно, необходимо было бы иметь возможность воспроизводить их по желанию, потому что таково свойство научных фактов».

Здесь очевидная ошибка в рассуждении. Эти факты относятся не к сфере опыта, а к сфере наблюдения.

Подобное рассуждение равносильно тому, как если бы кто-либо сказал: «Я поверю в действие молнии только тогда, если ее воспроизведут на моих глазах; я допущу северное сияние лишь в том случае, когда его воспроизведут тут же, сейчас. Пусть мне смастерят комету с ее хвостом или завтра же произведут затмение, иначе я ничему этому не поверю».

Такая путаница относительно наблюдения и опыта встречается довольно часто.

Зачастую люди удивляются, почему совершаются какие-нибудь факты более или менее странные, необъяснимые, нелепые, тогда как факты, которые кажутся, на их ребяческий взгляд, более естественными, более простыми, не совершаются. Почему, например, отворяется тяжелая, плотно запертая дверь? Почему появляется какое-то сияние, почему слышатся какие-то звуки? Почему является видение? Однако наука, наблюдение явлений природы или искусства приглашают нас умерить наше удивление и расширить поле наших представлений. Вот, например, бочка с динамитом, веществом в сто раз более страшным, чем порох, по своей разрушительной силе. Это вещество отличается чрезвычайной чувствительностью, и у всякого сохранились в памяти катастрофы, причиненные малейшей неосторожностью в обращении с динамитом. Этой бочкой можно разрушить целый город! И что же — попробуйте поджечь это взрывчатое вещество, и не получится никакого результата. Но простого удара молотком будет достаточно, чтобы произвести взрыв. Наряду с этим попробуйте приблизить зажженную спичку к бочонку пороха, зажгите крошечный фитиль, сядьте на бочонок и увидите, что выйдет!

Не будем же поражаться странностью психических явлений.

Разумеется, люди склонны отрицать все то, что кажется невероятным, что еще не изведано, что еще не постигнуто. Если бы мы прочли у Плиния или у Геродота, что у одной женщины был сосок на левом бедре, — сосок, которым она кормила своего ребенка, то мы расхохотались бы от души.

А между тем такой факт был подтвержден Парижской Академией Наук на заседании 25 июня 1827 года. Если нам расскажут про человека, у которого при вскрытии нашли ребенка внутри его тела; если нам скажут, что это был брат-близнец, заключенный в его организме, что этот младенец постарел, оброс бородой, то мы прямо назовем это сказкой. А между тем мне самому довелось видеть, много лет назад, 56-летнего мертворожденного. Один переводчик Геродота спокойно изрекает: «Что Роксана родила младенца без головы, — это такая нелепость, которая одна способна дискредитировать Ктезия». Нынче же во всех медицинских лексиконах говорится о безголовых младенцах. Эти примеры и еще многие другие склоняют нас к разумности и осторожности. Одни разве невежды способны все отрицать невозмутимейшим образом.

Глава пятая

Было бы совершенно ошибочно предполагать, на основании предыдущих глав, что мы не допускаем и существования галлюцинаций и что мы оспариваем у них принадлежащее им место. Но, по нашему убеждению, крайне необходимо установить кое-какие различия и определения.

Существуют настоящие галлюцинации, то есть иллюзии, заблуждения, ложные ощущения. Одни могут быть испытываемы субъектами нервными, утомленными, больными, сумасшедшими; другие — существами, вполне здоровыми и духом и телом. В былое время врачи допускали лишь первые, т. е. болезненные галлюцинации, а это грубая ошибка невежества.

Галлюцинации — это иллюзия мозга и мышления; весьма важно не придавать им другого смысла и не предполагать, например, что могут существовать галлюцинации реальные. Если испытанное впечатление считается реальным, как результат внешней причины, действующей на мозг или на мышление, оно уже утрачивает свой характер галлюцинации и входит в область «фактов». Это уже не «галлюцинация». Различие это имеет капитальную важность. Главная трудность для нас состоит именно в том, чтобы разграничить в этой довольно спутанной области явлений то, что есть действительность.

Академический словарь определяет галлюцинацию так: «Это заблуждение, иллюзия человека, у которого представления не согласуются с действительностью». Определение смутное, сбивчивое; оно может быть применимо и к чему-нибудь другому, помимо галлюцинаций. Такого определения никак нельзя допустить. Литре толкует это слово несколько иначе: впечатление чувств, не обусловленное никакой внешней причиной, которая могла бы его вызвать. Это уже немного яснее и точнее. В своем сочинении о галлюцинации зрения доктор Макси Симон пишет: «Галлюцинация заключается в впечатлении чувств без всякой внешней причины, которая могла бы породить его». Это определение, как и определение Литре, более всего соответствует общей идее, его-то мы и будем придерживаться. Важнее всего согласиться насчет того пункта, что галлюцинация есть, по существу своему, ощущение чисто субъективное, обманчивое, впечатление ложное.

Бриер де-Буамон написал о галлюцинациях сочинение чрезвычайно интересное и сделавшееся даже классическим; в нем врач-психиатр еще играет главную роль, но он уже настоятельно проводит ту мысль, что не все галлюцинации граничат с безумием; многие принадлежат вполне здравому состоянию мозга. Эта книга может считаться одной из первых попыток независимой научной мысли бороться против классической патологической теории и доказать, что в известных случаях галлюцинация может быть рассматриваема как явление чисто физиологическое. Автор, ярый сторонник принципа двойственности в человеке, отвергает мнение, усматривающее в сумасшествии один лишь невроз, а в причине его — лишь материальное физиологическое действие. «Мысли принадлежат к совсем иному порядку, чем ощущения. Психологические явления не могут быть поставлены на одну доску с впечатлениями чувств. Хотя мозг и есть центр мыслительных действий, но он не есть творец их». Бриера де-Буамона можно считать предтечей новейших исследователей в этой загадочной области, хотя слово «галлюцинация» сохранило и после его знаменитого сочинения свой патологический и медицинский характер.

Интересно привести несколько примеров различных родов галлюцинаций.

Галлюцинация — это сон наяву. Сны также производят в некоторых случаях галлюцинации, представляющие иногда все признаки реальной жизни.

Галлюцинации безумия так многочисленны, так разнообразны и так общеизвестны, что было бы излишним приводить их здесь. Медицинские сочинения о душевных болезнях полны ими, и каждый может легко познакомиться с этим видом явлений. К тому же они не имеют ничего общего с занимающим нас вопросом. Выберем лучше случаи, тщательно отслеженные и основательно описанные самими испытавшими их субъектами. Нижеследующее наблюдение мы заимствуем из сочинения доктора Ферриара из Манчестера, а ему случай этот рассказан писателем Николаи из Берлина. Случай старинный, но очень типичный.

«За последние месяцы 1790 года, — повествует этот академик, — у меня были огорчения, сильно меня расстроившие. Доктор Делл, обыкновенно пускавший мне кровь два раза в год, счел нужным на этот раз произвести только одно кровопускание. 24 февраля 1791 года, после одной неприятности, я увидел вдруг на расстоянии шагов десяти фигуру мертвеца; я спросил жену, видит ли и она ее? Вопрос мой встревожил жену, и она поспешила послать за доктором. Видение продолжалось 8 минут. В четыре часа пополудни видение повторилось; я был один в ту минуту. Обеспокоенный этим явлением, я отправился в комнату жены. Призрак последовал за мной. В десять часов вечера я увидел несколько фигур, не имевших отношения к первой. Когда миновало первое впечатление, я стал усматривать в призраках то, чем они были в действительности, то есть последствия моего нездоровья. Проникнутый этой мыслью, я стал тщательно наблюдать их, доискиваясь, в силу какой ассоциации идей эти фигуры представляются моему воображению, однако не мог найти никакой связи между ними и моими занятиями, мыслями, трудами. На другой день призрак мертвеца исчез, но заменился множеством других фигур, в числе которых встречались иногда и друзья мои, но большей частью это были все какие-то незнакомые мне люди. Вообще людей, принадлежащих к моему кругу, я не замечал между ними, а если и попадались знакомые образы, то все они принадлежали людям, живущим в отдаленных местах. Я было пробовал вызывать произвольно сильным напряжением воображения знакомых, но мне не удавалось облечь эти образы в наглядную оболочку, хотя они и существовали в моих помыслах, между тем как в другое время мне ничего бы не стоило вызвать их воочию. Настроение моего ума позволяло мне не смешивать эти ложные представления с действительностью. Видения мои оставались одинаково ясными наедине со мной и при свидетелях, днем и ночью, на улице и дома. Когда я закрывал глаза, они иногда исчезали, хотя бывали случаи, что они оставались видимыми, но когда я открывал глаза, они немедленно опять появлялись. Вообще эти фигуры, мужские и женские, по-видимому, мало обращали внимания друг на друга и суетливо толклись, как на рынке. Несколько раз я видел всадников, собак, птиц. В их взорах, одеждах, росте не было ничего чрезвычайного, но только они казались слегка бледнее, чем нормальные люди. Приблизительно месяц спустя число этих видений еще более увеличилось; я уже стал слышать их разговор. Иногда они заговаривали со мной; их речи были кратки и почти всегда дружелюбны. Несколько раз мне казалось, что это нежные, участливые друзья, старающиеся утешить меня в моих огорчениях. Хотя в ту пору мой дух и тело находились в довольно удовлетворительном состоянии и вообще я так освоился с этими призраками, что они уже нимало не беспокоили меня, однако я старался избавиться от них разными средствами. Доктора решили поставить мне пиявки; это предписание и было исполнено однажды в 11 часов утра. Фельдшер был со мной один в комнате; во время операции комната наполнилась разнообразными человеческими фигурами. Галлюцинация продолжалась непрерывно до четырех с половиной часов. Я заметил, что движение этих призраков становилось все медленнее. Скоро они начали бледнеть, а в 7 часов приняли белесоватый оттенок Их движения стали менее быстрыми, хотя очертания все еще сохраняли ясность. Мало-помалу они стали туманными и начали сливаться с воздухом. В восемь часов комната моя совершенно очистилась от фантастических посетителей. С тех пор мне раза два-три казалось, что эти видения опять повторятся, но ничего подобного уже больше не случалось со мной».