Ведунские хлопоты - Дмитрий Александрович Билик
— Михаил Евгеньевич, погодите, это вам, — сказал я, вытаскивая из машины припасенные подарки.
Их я купил в рыболовном магазине, когда затаривался продуктами. Не бог весть что, мормышки, набор крючков, несколько видов лески, грузила и спиннинг. Конечно, помимо моей душевной доброты, у меня существовал и коварный умысел. Двухрубцовый рубежник должен был стать моим главным источником информации. А для этого нужно навести мосты.
— Ох, Матвей, не стоило!
Однако всколыхнувшийся от благодарности хист ответил, что еще как стоило. Рубежник торопливо пробежал пальцами по всем подаркам, внимательно и с детской радостью рассматривая мормышки. Казалось, его даже на какое-то время выбило из реальности. Но вскоре он очнулся и стал торопиться.
— Спасибо, еще раз спасибо, но нам собираться надо. Можем не успеть. А на Мокриды никак нельзя опаздывать. Я сейчас.
Он сбегал домой, оставив припасы, после чего вернулся и стал помогать перегружать гостинцы в лодку.
— Далеко это, Михаил Евгеньевич? — спросил я.
— Да называйте меня Миша, какой я Евгеньевич? Вы вон, ведун целый, а я так. Что до пути, тут все относительно. Если по речкам — то далече. Если по местам запретным, то быстро доплывем.
— Что за запретные места?
— Протоки да болота, владения водяных. В другое время пришлось бы останавливаться, дары приносить, знакомиться, договариваться. А там разная нечисть обитает. Есть такая, которая даже рубежников не жалует и не боится. Но сейчас можно, все у Затопленной скалы собрались. Быстро довезу.
— А что, сын ваш не поплывет?
— Нельзя ему.
— Молодой еще? — пошутил я.
— Чужанин. Летние мокриды — праздник сакральный, тайный. Туда не всякому рубежнику вход разрешен, только по дозволению. Про обычных людей и слова нет.
Я даже весь извелся. Вот умел Евгеньич навести таинственности. Теперь и самому стало любопытно.
А еще пришлось играть роль плохого рубежника. В смысле, стоять и смотреть, как перевертыш грузит припасы на лодку. Должен же я как-то был оправдывать его присутствие? Витя вот тоже решил остаться в стороне, тогда как Михаил Евгеньевич бросился помогать нечисти. Нет, все-таки действительно странный он. У меня даже мысль возникла, что чтобы остаться нормальным человеком, рубежнику надо жить подальше от себе подобных. Исключение разве что кроны — они и так на всю голову стукнутые.
Вскоре с приготовлениями было покончено, и мы отошли от берега. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, а луна еще пряталась среди туч. Потому я нашел дополнительный веский довод, почему Олег должен был остаться дома. В такой тьме он бы ничего не увидел.
Мы доплыли до края озера, которое соединялось с еще одним, потом вышли через протоку к какой-то речке, а дальше я даже не запоминал путь. Разве что пытался ориентироваться по телефону, пока была сеть.
И надо отметить, что плыть по здешним местам оказалось жутковато. Мне всегда казалось, что нет ничего страшнее путешествия по реке в темноте. Когда грозно ухают ночные птицы, что-то плещется в воде, каждая коряга видится как минимум крокодилом, а после продолжительной тишины резко квакают лягушки. Как оказалось, я ошибался. Намного страшнее, когда нет вообще никаких звуков, кроме рокота мотора и плеска воды.
Будто все в округе попросту вымерло. Или же пристально следит за тобой, не шевелясь в кромешной тьме. Чудовищное оцепенение охватило меня, не позволяя сказать ни слова. Замер и перевертыш, взирая в темноту пустым взглядом. Видимо, влияние Лихо стало его отпускать, поэтому и пыл нечисти поутих. Но и до дрожи в коленках было еще далеко.
Следопыт вот откровенно струхнул, присев на свободное место и будто вжавшись в лодку. Единственный, на кого не распространялись чары, был Михаил Евгеньевич. Мягкими уверенными движениями он направлял наш катер к конечной цели.
Когда в очередной раз мы вырвались из объятий свисающих до воды веток, взору открылось огромное вытянутое озеро с небольшим островком посередине. Суша было крохотная, всего метра три на два. У нас она могла пройти разве что по программе доступное жилье молодым. А что, там даже мебель была — здоровенный трухлявый пень с выведенным короедом сердцевиной.
Со всех сторон озеро оказалось скрыто густыми рядами деревьев. Держу пари, с земли сюда попросту не пробраться. Неподалеку от островка возвышался гребень черной скалы, едва выступающий из воды. Но и по не только внешним признакам я понял, что мы на месте.
Казалось, что вся вода усеяна плавающими корягами. И лишь присмотревшись, можно было различить глаза, жабры, плавники. Нечисть, наводнившая озеро, неохотно расплывалась по сторонам, провожая нас злобными взглядами. Единственное, что сейчас охраняло наши жизни — слово Водяного царя. Мне казалось, что если бы его не было, то все водяные и их подопечные точно бы набросились на нас.
— Матвей, у края не стойте, — негромко посоветовал мне двухрубцовый рубежник. — Вон там уже ичетчики сгрудились. Сами не полезут, но если спровоцировать…
Про ичетчиков я читал. Некий аналог мелких чертей, только живущих в специально отведенных местах, чаще всего на пересечении двух стихий — воды и ветра. Еще ичетчики очень любили шум. Они поднимали гвалт по каждому удобному поводу. Оттого селились в старину на водяных мельницах. А что, все правильно. Вот тебе и шум, и ветер, и река. Все, как они обожают. Где ичетчики жили теперь — непонятно. Но судя по обширному количеству, их участь тех же гуменников не постигла. И в охранную рубежную книгу нечисть никто включать не собирался.
Михаил Евгеньевич меж тем продолжал мне рассказывать о публике, которая собралась на Летние мокриды. Ужасные расплывшиеся существа с толстенными губами и выпирающими скулами, лишь отдаленно напоминавшие женщин, назывались албастами.
Про этих я вообще не слышал. Рубежник именовал их «камышовыми русалками», намекая на близкую связь с теми прекрасными созданиями, которые могли возбудить и полного импотента. Эти же бочкообразные крокодилы строили мне глазки, но ничего кроме отвращения подобные заигрывания не вызывали.
Что до русалок, они здесь тоже были. Прекрасные, молодые, если не знать, как эти утопленницы выглядят на самом деле. Они держались поодаль, явно чувствуя себя городскими на этой деревенской дискотеке. И в общей сутолоке не участвовали. Разве что изредка подплывали к толстым мужикам, что-то говоря им, а иногда и флиртуя.
Тритоны, а это были именно они, напоминали ящериц, которые очень быстро эволюционировали в людей. К примеру, лица у них были вполне антропоморфные, разве что нос плосковат, да уши крохотные, прижатые к голове. От людей их отличала светло-зеленая
