Вадим Сухачевский - Загадка Отца Сонье

Перед расставанием я объяснил ей, что завтра должен уехать в Шампань. Но это едва ли слишком надолго – месяца на три, ну, от силы на четыре, покуда мой компаньон по мукомольне снова не встанет на ноги, а он, Пьер Луазье, старикан, несмотря на возраст, весьма крепкий, так что, может, даже и меньше трех месяцев пройдет.

— Ты будешь меня ждать? — спросил я.

И услышал в ответ:

— Ну а как же, Диди, ведь ты мой муж…

И был еще один, прощальный поцелуй, самый жаркий за время этой встречи…

Уже на следующий день, в поезде на пути в Шампань, наш недавний разговор с Беренжером Сонье будет вспоминаться мне из такой дали, словно он происходил много-много лет назад, и под стук колес я буду повторять про себя только это: "Я согласна…", "Я люблю, да, я люблю тебя, Диди…", "…ведь ты мой муж…" И буду вспоминать эту луну и этот взгляд Натали, брошенный мне на прощание…

6

Нет, милая Натали, ты не станешь моей женой. Спустя два месяца после моего отъезда в Шампань ты выйдешь замуж за отца Беренжера. Снова же не без разрешения, идущего, надо думать, из самого Ватикана. Ты никогда не станешь мадам Риве, ты будешь… ах, и на язык-то не ложиться… второй мадам Сонье, — так, что ли, надобно будет отныне тебя называть?

И мадам Сонье первая будет как ни в чем не бывало, улыбаясь, стоять в храме Марии Магдалины чуть позади вас, пока аббат будет частить на своей латыни, а рогатая тень скалиться вам со стены. И даже, говорят, моя богобоязненная тетушка Катрин, говорят, во время этого странного венчания посетит сей храм. И тоже будет стоять, и будет улыбаться – больше, возможно, думая о расчудесной коровенке своей. И даже прадедушку Анри с собой прихватит, который по окончании обряда подпрыгнет на своих копытцах и воскликнет радостно: "Настоящий говньюк!"

И ты будешь рожать отцу Беренжеру детей-деспозинов, моя (ах, нет, уже не моя!) Натали. Однако дети твои будут умирать во младенчестве один за другим, словно этот могильный запах, стоящий в доме у преподобного, будет звать их в могилу еще из твоего чрева. И это ты собственным руками отстреляешь из ружья всех гиен и ягуаров в его зверинце перед тем как усадить на этот странный трон его гниющий прах…

Что касается меня, то я так никогда и не женюсь. И моя обеспокоенная этим матушка, покуда жива, будет все меня с надеждой спрашивать: "Ну когда, когда же ты наконец?.." – и будет получать один и тот же ответ: "Дел невпроворот. Подожди – когда-нибудь…"

А потом и вовсе жизнь моя изогнется так, что помышлять о какой-либо женитьбе смог бы только умалишенный. Но и тогда я буду вспоминать тебя, моя (моя! моя!) Натали. И ту ночь под луной, и тот наш поцелуй, и твои слова: "Я люблю, да, я люблю тебя, Диди…"

Сейчас, когда мне 99, особенно близко вспоминается это. Ибо круг мой уже почти замкнулся, и поскольку круг есть круг, то я не удаляюсь от тебя, а, напротив, и ты сама, и та ночь, и те твои слова – все становится ближе и ближе с каждым моим шагом…

А насчет обещанного матушке в далеком отсюда Лангедоке "когда-нибудь"… Когда-нибудь кто-то позвонит ко мне в дверь, почтальон с пенсией или уборщица за рублем, или пионеры за макулатурой, или та же Роза Вениаминовна, желая проведать, — и попросту никто не откроет им на звонок.

Вот и все мое нынешнее "когда-нибудь"…

Бумажное эхо

Ренн-лё-Шато,

прихожанке Катрин Готье

Дочь моя.

До меня доходят слухи, что ты беспрестанно, к тому же прилюдно предаешь хуле вашего приходского священника, Божьего пастыря отца Беренжера Сонье. Дело ли сие для добропорядочной мирянки?

…В отношении же, как тебе кажется, странностей в некоторых деяниях упомянутого кюре Сонье, скажу тебе, дочь моя, лишь одно: чаще воздавай молитвы Господу нашему, а не ищи соломицу в чужом глазу. Ибо произносимая тобою хула на отца Церкви происходит лишь от твоей неумеримой гордыни, ибо, по-твоему, ты смыслишь в промысле Божиим больше, нежели сама Церковь.

За каковую гордыню и налагаю на тебя епитимью, а именно: по утрам читать коленопреклоненно "Символ Веры" (9 раз), "Молитву Господню" (3 раза), Молитву Святого Августина (12 раз); а ежевечерне, перед отходом ко сну, — Молитву Святого Франциска (6 раз), Молитву Святого Мартина (6 раз) и "Символ Веры" (9 раз).

…а также, узнав, что пала твоя корова, и сочувствуя твоей нужде, дарую тебе (ибо Церковь должна помогать в нужде добропорядочным прихожанам) корову из монастырского стада, о чем настоятель монастыря уже получил от меня благословение. О том, какая корова тебе надобна, можешь сама написать его преподобию настоятелю…

Париж,

Его преосвященству

кардиналу де ***

Монсеньор.

Сообщаю Вам, что супруга моя Мари Сонье, как установили медики, к деторождению не способна. В этой связи, дабы не пресекся род деспозинов, прошу Вашего содействия, дабы я мог получить от Ватикана соизволение на второй брак.

В оправдание свое хочу привести…

(Далее на целую страницу следует перечень прецедентов со ссылками на папские эдикты и на Святое писание.)

…Также сообщаю Вашему преосвященству, что тех 10 000 франков, которые поступили мне на восстановление храма Марии Магдалины в Ренн-лё-Шато, далеко не достаточно для придания ему того вида, что я намеревался ему придать. Боюсь, эту сумму придется, как минимум, удвоить…

Настоятелю монастыря

святого Викториана-страстотерпца

аббату ***

…что касается коровы, обещанной мне монсеньором епископом из монастырского стада, то довожу до сведения Вашего преподобия, что корова мне желательна бургундской породы, поскольку такая, я слышала, дает больше молока.

Хорошо бы рыженькую в пятнашках, как та, что у меня прежде была…

Рим, Ватикан,

кардиналу Боттини

…кое письмо ко мне того же кюре Беренжера Сонье Вам пересылаю…

…Что касается меня, то при всей моей некогда увлеченности идеей деспозинства, должен признаться Вам, что от причуд упомянутого кюре в последнее время преизрядно устал. Не кажется ли вам, что мы в некоей степени участвуем в каком-то ярмарочном балагане? Чего стоят одни эти его женитьбы с соблаговоления Ватикана! Расходы же его – просто мотовство. Злые языки говорят, что изрядную долю средств, присланных ему Римом на реставрацию храма, он пустил на приобретение зверинца в своем парке. А художества его на стенах храма коробят даже меня, привычного ко многому, — чего же ждать в таком случае от простых прихожан?..

Впрочем, тут я, быть может, вторгаюсь не в свою епархию, поскольку судьба оного Сонье отныне всецело в руках Его Святейшества…

Мне бы лишь старость мою скоротать без мук – и то бы хвала Господу.

Снадобье, присланное мне Вами из Рима на прошлой неделе, должен сказать, хоть и приносит некоторое облегчение, но, увы, облегчение слишком недолгое. Поэтому мазь, присланная Вами прежде… (Еще на полстраницы рассуждения о мазях и снадобьях).

Ваш

Париж,

кардиналу де ***

…Сказать, что перечисленные Вами причуды кюре Сонье мне не по душе – это значило бы отозваться о них с чрезмерной мягкостью.

Тем не менее, папа Лев (ах, не без нашей ли с Вами помощи?) проникся чувством вины Ватикана перед деспозинами слишком глубоко, и едва ли стоит даже пытаться повернуть Его с этого пути.

В конце концов, действительно, казна Ватикана от прихотей нашего кюре едва ли слишком оскудеет. Что же касается его причуд, то я (увы!) за свою, быть может, излишне долгую жизнь видывал много самых невообразимых причуд, в том числе и среди тех, кому по долгу надлежит вести за собой паству. Одной такой причудой больше, одной меньше – меня это на старости лет уже едва ли сможет удивить.

Куда более, право, меня беспокоит Ваше, насколько я понимаю, все ухудшающееся здоровье. И в этой связи…

(Далее на много страниц следует целый трактат о новых методах лечения всевозможных болезней.)

За сим всегда Ваш

Военному атташе Германской

империи в Париже,

графу фон ***

Перехваченная мною переписка двух кардиналов (копии писем прилагаю) со всей очевидностью дает понять, что некий католический кюре Сонье имеет нечто, позволяющее ему шантажировать Ватикан.

Как известно, Ватикан сказочно богат, посему, располагая тем же, чем упомянутый Сонье, полагаю, мы могли бы решить некоторые финансовые вопросы, в том числе по совершенствованию системы вооружений.