Рождение Оза - Ларс Один
Большая, чёрная с отливами змея выскользнула из прижатых лежавшим неподвижно человеком трав и замерла. Осторожно подняла голову, оценивая препятствие. Медленно начала свой путь от ног к груди и вновь застыла у головы живого мертвеца. Долго водила чёрным, раздвоенным языком у лица. Наконец неторопливо поползла дальше, струясь по шее так и не шелохнувшегося мужчины. Гадина доползла до большого камня у россыпи чахлых берёз и свернулась на нём клубком. Стремящееся к полудню солнце припекало всё сильнее, но воин не чувствовал тепла. Всё, что имел в прошлом, все чувства, желания, радость и боль — потеряно навсегда. Сейчас он не видит, не слышит и не чувствует. Лишь отрешённо смотрит в безоблачное небо и вспоминает. Воспоминания — единственно живое, что осталось у бывшего стража.
Уже без страха и сомнений, грузный стражник, желая праведной мести, двинулся к двери. Его товарищи поднимались следом. Он вошёл и выругался вместе с подоспевшим Олафом. Скар, присоединившийся к ним последним, осмотрелся. Всего одна комната, грубо сколоченные стол и скамья, очаг и лежанка в дальнем углу. На ней сидел, взирая на незваных гостей пустотой тёмных глазниц, одинокий мертвец. Ветерок, что колыхал висевшую на окне, до нельзя истрёпанную сеть, слегка теребил редкие, длинные, седые и пушистые, неведомо как сохранившиеся на его почти полностью оголённом черепе волосы. Его одежда видно ещё при жизни была так изорвана и скудна, что сейчас на костях висели лишь жалкие, ветхие лохмотья. Ни башмаков, ни сапог, ни ремня или перевязи. Сидел он, привалившись спиной к стене, положив руки на покоившийся у него на коленях, укрытый пылью меч. Да и вся комната: и стол, и скамья, и лежанка, и прохудившийся пол; были покрыты толстым слоем пыли. Стены же были увешаны венками из обглоданных временем пальцев. Те также слегка покачивались на сквозняке, словно приветствовали стражей. Их было много, очень много. Некоторые венки, вероятно самые старые, осыпались на пол костяшками фаланг. Зрелище, особенно для ребёнка, поистине жуткое. Застывшие у дверей воины терялись в догадках, для чего хозяин домика коллекционировал такую мерзость. Он явно был злодеем, а смерть явилась спасением для его будущих жертв. Понятно, не только мертвец, но и трофеи странного охотника, так испугали сорвавшегося с лестницы мальчишку.
— Самая широкая улыбка у истлевшего до костей мертвеца, — наконец облегчённо вздохнул Олаф, убирая, как и они с Кромом, свой меч в ножны.
Воины принуждённо улыбнулись старой шутке, и даже на печальном лице Крома появилась злая ухмылка. Хозяин домика, а возможно он им и не был, действительно улыбался незваным гостям всеми сохранившимися у него к моменту смерти зубами. Воинов не пугали мертвецы, но тех положено хоронить. Хотя, если этот седовласый мечник занимался разбоем, да к тому же отрезал пальцы своим жертвам, его дух уже страдает в Аска́ше. А значит они просто выбросят останки злодея в лесу, вместе со всеми его трофеями. Скар первым, пока Олаф с Кромом рассматривали отвратные венки, подошёл к лежанке. Он с лёгкостью отнял у мертвеца бесполезное для того теперь оружие и, достав из сумы платок, начал чистку. Клинок, к удивлению стража и его товарищей, почти не пострадал, а рукоять выдала его достойное происхождение.
— Столько черепов?! Не припомню такого герба средь агрянских, — заинтересовался рукоятью меча Олаф.
— Может разбойник какой заказал, бывает, — предположил Кром. — Кто из добрых людей станет собирать в дом отрезанные пальцы?!
— Очень богатый тогда разбойник и со связями, — продолжил высокий страж, — качество отменное. Продадим по приходу в Дохор. Или желаешь выкупить его, Скар?
— Подумаю, — отозвался тот, увлечённо вертя оружие в своих руках.
Меч уже нравился ему и, сколько бы ни стоил, страж оставит его себе. Именно так он думал тогда, не понимая, что не он, но меч, выбрал его.
— Позову остальных, здесь и заночуем, — вышел за двери Кром.
Он ушёл утешать свою жену. Та продолжала рыдать, прижимая к себе бездыханное тело подростка. Жизнь научила их стойко принимать удары судьбы, но слишком неожиданной и сильной оказалась боль утраты. Они так долго не могли зачать новую жизнь и Эрик стал для отчаявшихся подарком богов. А теперь его отняли, мгновенно и столь глупо.
В неприкрытую Кромом дверь потянуло сквозняком. Ветерок приподнял старую, едва живую сеть и игривые лучи послеполуденного солнца вдруг проникли в комнату. В глазнице одного из черепов, на самом навершии рукояти, блеснул серебристый шарик. Украшение, размером с большую горошину, вроде тех, что используют для подвесок, ожерелий и браслетов. Судя по замысловатым узорам, не из дешёвых. Тот явно был лишним в рукояти меча.
«Серебро есть серебро, — подумал воин, бросив жадный взгляд на потащившего мертвеца вон Олафа, — а значит место этой безделушки в моём кошеле с монетами.»
Скар ловко сковырнул шарик ножом, и тот выпал прямо в открытую ладонь стража. Неприятный холодок металла, совершенно лёгкий, быстрый, и почти неощутимый укол. Страж даже не успел сообразить, что это было, не обратив на такую мелочь внимания. Однако после, открыв кошель и взглянув на свою ладонь, удивился. Шарика не было. Всего мгновенье, и исчез без следа. Он присел и тщательно осмотрел покрытый вездесущей пылью пол. На нём лишь следы стражей.
