Ледяной Эдем - Алекс Норман
Дом внушал опасения, над жилой половиной крыша стояла, а на хозяйственной лежала, раскинув гнилые крылья. Вросший в землю сруб стоял под наклоном, крыльцо развалено, одна створка входных дверей отворена, другая и вовсе разрушена, оконные рамы на месте, в некоторых в свете фонарика блеснули стекла. Кирилл с опаской зашел внутрь, доски угрожающе хрустели, трещали под ногами, опасно гнулись, но вес тела все-таки выдержали, он смог добраться до печи. В так называемом бабьем кутке перед печью и полы целые, и в окне отсутствовало стекло только в одной створке – в другой, во фрамугах и форточках все целое. В горнице с полами туго, доски сорваны, бревна-лаги обнажены, завалены хламом.
А печь вполне себе, штукатурка местами обвалена, один угол обрушен, выбито несколько кирпичей, но устье целое, заслонка валяется на полу. И дымоход не развален, хотя и опасно наклонен, как бы кирпичи не посыпались. Дров не видно, но, возможно, в клети что-то есть. На обратном пути под ногой развалилась доска, больно царапнул обломок, но Кирилл все же добрался до выхода.
– Новоселье заказывали? – спросил он, взяв Ольгу за руку.
Он помог ей подняться, взял рюкзаки, она кое-как доковыляла до печи. Из мебели в доме только табуретка без одной ножки. Кирилл помог Ольге сесть, заменив отсутствующую ножку кирпичами.
– Старайся резко не двигаться, – сказал он.
– Я, по-твоему, совсем больная?
Она резко поднялась, сложенные стопкой кирпичи посыпались. Но Кирилла испугало другое: сруб дрогнул, скрипнул, похоже, дом еще больше накренился. Уходить отсюда надо, но куда?
– Окно чем-то заделать нужно.
– И от горницы отгородиться, – кивнул он.
– Что-нибудь придумаем.
– Главное, без резких движений, а то завалит на хрен кирпичами! – Он глянул на трубу дымохода, которая могла обрушиться под боковым давлением потолка.
– Завали меня лучше дровами! – кивком показав на печь, попросила Ольга.
В доме холодно, снег на полу там, где выбиты стекла, сквозняки гуляют, но все-таки здесь не в пример лучше, чем в открытом поле. А скоро станет еще лучше, если, конечно, дом не развалится.
В клети Кирилл зайти не смог, за дверью в сенях полный завал, бревна, балки, пол полностью обвалился. Пришлось выходить из дома, это стоило целой ступеньки на лестнице от порога – доска не просто сломалась, она рассыпалась в труху. И все же Кирилл вышел во двор, обогнул дом.
От ворот в подклети остались только развалины, но Кирилл заметил колоду с ржавым в ней топором – без рукояти, из проушины торчал только трухлявый обломок. А возле колоды внавал валялись дрова. Под снегом, сырые, подмороженные, но дрова, причем березовые.
Поленья Кирилл забрасывал через окно, чтобы лишний раз не заходить в дом. Набросал, справил нужду прямо на снег, кое-как пробрался в дом, на этот раз ничего не разрушив. И началась борьба за огонь. Сырые дрова для растопки никак не годились, но в доме полно сухих досок, а у него топор, там сломал, там расколол. Даже кусок фанеры среди хлама нашел, окно в бабьем кутке заделал.
Он забыл о печной задвижке, когда разводил огонь, вспомнил о ней, когда дом наполнился дымом. Но задвижка отсутствовала как таковая, дымило из-за плохой тяги. Впрочем, огонь разгорелся, Кирилл закрыл устье заслонкой, дымить стало меньше.
Ольга убралась в закутке, расстелила на полу спальные коврики, легла. А Кирилл продолжал кочегарить, подбрасывая в огонь обломки и обрубки досок. Огонь разгорелся, в печи затрещало, задвигалось, Кирилл подкинул сухих дров, бросив поверх и сырое морозное полено со двора. Тяга усилилась, уже дым из устья почти не выходил, пламя поднималось к своду печи, горячо облизывало устье. Зашумело, загудело, в топку полетело еще одно сырое полено. Остальные дрова Кирилл сложил у печи, пусть подсыхают.
Из посуды он смог найти только чугунок, вымыл его как мог, набрал снегу, поставил в так называемую печурку. Снег растаял, он добавил еще. К тому моменту, как огонь окончательно вошел в силу, чугунок наполнился водой до краев, тогда он поставил его прямо в печь. Дым прижимался к своду горнила, уходил в трубу, прорывался и наружу, но воду в чугунке он не испортит. Вода с дымком – это даже вкусно.
Пока вода не закипела, Кирилл как мог закрыл досками проход в горницу, под обломками нашел старый изорванный матрас, накинул на эту загородь, закрепил. Тепло почти не уходило, в закутке на смену морозной зиме пришла холодная, но весна.
Вода вскипела, Кирилл убрал чугунок, закрыл заслонку, положил в устье печи несколько сырых поленьев, так они скорее просохнут. А на дрова набросил свои мокрые брюки и термокальсоны. Нашел в рюкзаке сухие трусы, надел. Он ничуть не стеснялся ходить перед Ольгой в исподнем, да она и не требовала от него приличий.
Кирилл залил в термос кипятка, бросил туда пару пакетиков чая, сахар; пока чай томился, накрыл на стол, развернул полотенце на своем коврике, выложил завернутые в фольгу бутерброды, яйца.
– Не разгоняйся, – качнула головой Ольга. – На завтра прибереги. Неизвестно, как долго мы здесь пробудем.
– Что с ногой? – настороженно глянул на нее Кирилл.
– Не знаю, – вздохнула она. – Вряд ли хорошо.
Он снял с нее ботинок, осмотрел ногу и покачал головой. Голеностоп распух, не почернел, даже не посинел, но хорошего действительно мало. Явного перелома вроде бы нет, но, возможно, в кости трещина, а это чревато воспалением. А лоб у Ольги более чем теплый – похоже, температура.
– Тридцать семь и девять, – глянув на часы, сказала Ольга.
– Аспирин есть. Но на голодный желудок нельзя, – вспомнив, о чем говорила мама, сказал Кирилл.
– Значит, наполним желудок, – улыбнулась Ольга.
Они съели по бутерброду, по яйцу, согрелись чаем, она приняла таблетку, легла, Кирилл накрыл ее пледом.
– А здесь хорошо, – закрывая глаза, сказала она.
– Только метель по улице бродит. И волки.
Он заколотил окно, но из щелей дуло, также прорывались мелкие снежинки, одна упала на нос и сразу же растаяла, остался только привет с холода.
– И Ганыкин где-то потерялся, – вспомнила Ольга.
Она приподняла голову, прислушалась, вдруг он где-то рядом, зовет их.
– Ничего, найдется. Он мужик взрослый, оружие у него есть.
– И пироги все у него.
– Не пропадет.
– Спутника у него нет.
– А у нас?
– Не берет, я пробовала.
– В открытое поле надо.
– Я думала.
– Не надо
