Александр Бушков - Дверь в чужую осень (сборник)
Сесть мне там было негде, даже для У-2 не хватило бы места. Сесть бы еще сел, но потом вряд ли взлетел бы — отмель еще годилась для аварийной посадки, когда деваться некуда, но там и моему «рус фанер» (как его потом прозвали немцы на фронте) не хватило бы разбега для взлета. Я прошел пару раз на бреющем над самым озером, покачал ему крыльями, помахал руками, показал на часы — мол, жди. И на максимальной скорости, какую только мог выжать, помчал на аэродром.
Комполка на сей раз, конечно, не матюгался, наоборот, улыбался во весь рот и хлопал по плечу со всей силушки. Фыркнул в усы свои роскошные, «под Буденного»:
— Ну вот, молодец, а то развел крокодилов… Вот кстати, а на том озере крокодилы были?
— Ни одного не видел, — сказал я серьезно.
— Вот и ладушки…
И он, довольный по самое не могу, быстрым шагом пошел на радиостанцию, докладывать наверх. Когда вернулся для заправки второй гидроплан (первый, севший раньше, был двухместным и для поставленной задачи не подходил), я с ним и вылетел. МБР-2 как раз и был четырехместным. Остались только оба пилота, я сел на место штурмана, предварительно показав на карте приблизительное место (карты чащоб у нас были скверноватые, кое-где с «белыми пятнами», и далеко не все озера и речушки обозначены), место за пулеметом задней турели стрелок освободил для того пилота.
Добрались довольно быстро, сели на озеро, подрулили к берегу. Сняли его, радешенького. Что потом оказалось… В полете у него стал барахлить мотор, то глохнуть, то ненадолго «просыпаться», быстро стало ясно, что с ним крепенько что-то не то (я сам пару раз попадал в подобные ситуации). Летчик был опытный (другого на новейший секретный истребитель и не посадили бы), быстро сориентировался: пора искать место для вынужденной, пусть даже придется изрядно отклониться от маршрута.
Парашют у него, разумеется, был, но прыгать он и не думал. Вслух не обсуждалось, все и так всё понимали: новейший секретный истребитель, если упадет пустой и разобьется, а то и взорвется, поди докажи потом, что тут не было твоей вины. Рассудить могли по-разному, времена стояли… суровые. Вот он и тянул. Высмотрел с грехом пополам подходившую отмель на озере, убрал шасси, видя, что места не хватает и самолет вот-вот влепится в деревья. Тряхнуло его хорошенько, но ремни выдержали, он даже не поцарапался, тоже был везучим.
Опытный парень: прекрасно знал, что его скоро начнут искать, и решил дожидаться у самолета. НЗ у него не имелось, но был он курящий, и спички нашлись. Развел костер, навалил наломанного елового лапника, чтобы было побольше дыма, на ночь уже поддерживал костер сухими сучьями-ветками, чтобы как раз было издали заметное пламя, а утром вновь стал подбрасывать лапник. Да вдобавок положил из пистолета большого непуганого зайца — по летнему времени отъевшегося, жирного, ободрал и выпотрошил его с помощью перочинного ножа, с темнотой поджарил на костре. Лето, пресной воды хоть залейся (озеро под боком, пусть вода и чуточку затхлая, застоявшаяся), жареная зайчатина, хоть и без соли — так робинзонить можно без особых лишений, правда ведь?
Забегая вперед: сам он оказался совершенно невиновным. Еще один случай классического нашего разгильдяйства, даже в обращении с новейшей секретной техникой: заправлявшие самолет механики сделали все тяп-ляп, не профильтровав как следует горючку, вот в полете и стало забивать бензопровод. Оба (до нас доводили приказ по военному округу) пошли прямехонько под трибунал. Я их, как и все остальные, нисколечко не жалел, туда им и дорога — угробили самолет, могли и человека угробить…
Через пару часов, согласно приказу сверху, туда пошли уже два гидроплана, с двумя авиатехниками и сапером. Авиатехники повозились как следует и быстро обнаружили, что дело в бензопроводе. Потом, опять-таки согласно приказу, сняли с самолета вооружение, некоторые приборы (у МБР-2 был бомбоотсек, рассчитанный на полтонны, туда, когда он пустой, много чего напихать можно). А потом сапер аккуратненько самолет поджег — он же новейший, секретный — и они улетели, только убедившись, что остались одни головешки с опаленными металлическими деталями, и лесного пожара не будет.
Когда я собирался писать рапорт, комполка этак задушевно попросил:
— Только про своих крокодилов не пиши, ладно? Мы-то с тобой понимаем, что к чему, а вот начальство в других местах обитает, может и решить, что ты психический или водки перебрал…
— Конечно, товарищ подполковник, — сказал я. — Все понимаю, сделаем в лучшем виде…
И написал, ни словечком не помянув про «крокодилов».
Пилот, Валера, старлей, остался в полку, как ему и было с самого начала предписано (вскоре перегнали новый самолет, на сей раз без происшествий). Получилось так, что мы ним быстро сдружились.
«Крокодилы» больше не появились. Командир не зря выразился именно так: «Мы-то с тобой понимаем, что к чему…» Он здесь служил на полгода дольше меня, и он, и я общались с местными, большей частью с охотниками — километрах в паре от расположения, в лесу, было два озера с чертовой уймой уток, и наши, в том числе и я, порой выбирались с ружьишком. Ну, а я вдобавок немало пообщался с местными девушками.
Так вот, практически все, с кем пришлось о дремучих лесах разговаривать, убеждены были, что в местах поотдаленнее испокон веков бок о бок с обычной лесной живностью обитают еще некие «ящеры» наподобие крокодилов. Никто и никогда не пытался их добыть (у здешних охотников было какое-то свое суеверие, наподобие того, что «Сороковой медведь — роковой», по которому охотиться на «ящеров» не следовало). Шло это поверье опять-таки из незапамятных времен: вот не надо и все, неладно будет. Вот и не охотились, а видели многие, в том числе люди достаточно серьезные, не склонные плести байки (хотя на такое иные охотники горазды не хуже матросов). Поверье, показавшееся мне чуточку странноватым: ведь эти ящеры всегда описывались в совершенно житейских, будничных терминах: обычные звери, похожие на крокодилов, ничего от сказочного Змея Горыныча или других драконов, которые то людьми оборачивались, то красных девиц в свое логово утаскивали. Зверь как зверь, специально гоняться за человеком по лесу не будет, держится у воды. Но рыбачить на дальних озерах следует со всей осмотрительностью — пусть и редко, но пропадали рыбаки. Судя по размерам, ящеру ничего не стоит уволочь человека под воду, напав внезапно. И перед человеком они, очень похоже, не испытывают ни малейшего страха, того, что присущ волкам в обычные, спокойные годы.
Так что и командир был склонен верить, и я — ну, а уж когда увидел их собственными глазами, всякие сомнения отпали. И Валерку после моего рассказа, как это частенько бывает со свежими людьми, разобрало не на шутку. Примерно через месяц он отыскал в городе старичка, учителя на пенсии, краеведа, уговорил поехать к нему вдвоем.
Съездили. Старичок, лет под семьдесят, на чокнутого не походил нисколечко: без всякого возбуждения и запала говорил столь буднично, как и те, с кем мне доводилось на эту тему беседовать раньше. Гладко и спокойно говорил, словно стоял у доски и преподавал ученикам свою географию.
Да, с незапамятных времен люди верят в существование лесных ящеров, к которым относятся, как к обыкновенным, пусть и опасным для человека порой животным — хищным, неглупым, но не более того. Что нашло отражение в иных вышивках и резьбе по дереву — и на Новгородчине тоже. Сам он не охотник, привычки бродить по лесам с ружьем никогда не было — но совсем молодым, еще в конце девятнадцатого века, наслушавшись рассказов о ящерах и особо отметив их «будничность», однажды сговорил местного охотника проводить его к одному из озер, про которые шел разговор, — за пять рублей, по тем временам деньги немалые. И они собственными глазами видели ящера (в точности такого, каких видел я). Молодой был, горячий — вот и написал письмо сначала в губернский департамент народного образования. Без всякого толку. Во время очередной инспекции чиновник из губернии как-то подозрительно к нему приглядывался, задавал скользкие вопросики касательно количества потребляемых спиртных напитков, общего самочувствия… Обошлось без последствий, но сразу стало ясно, что никто не поверил. Написал в Географическое общество, но ответа не получил никакого. Только чуть позже местный пристав, с которым он порой у общего знакомого поигрывал в карты и пропускал рюмочку, сказал как-то раз доверительно, с глазу на глаз:
— Милейший Николай Никанорыч, уймитесь вы, право слово, душевно прошу-с. Все равно никому ничего не докажете. Думаете, я не видел? Ого! Мы с урядником своими глазами видели однажды на охоте, с довольно близкого расстояния, стрелять не стали — ну, вы же прекрасно знаете общее и давнее настроение умов на сей счет. Кто его там знает, говорится же: не буди лиха, пока оно тихо.
И докладывать по начальству не стали, еще решат и губернии, чего доброго, что мы умом повредились,
