Матс Страндберг - Круг
— Она же сказала: «обычный разговор», — продолжает Густав.
— У тебя когда-нибудь был «обычный разговор» с директором? — спрашивает Ребекка.
Яри Мекинен с третьего курса сбегает вниз по лестнице, почему-то держа в руках ярко-розовую сумку. Он и Густав кивают друг другу.
— Был? — опять спрашивает Ребекка, когда Яри исчезает.
— Нет. Но, может, это что-то новенькое. После Элиаса. Директор теперь решила поговорить со всеми, кто…
Он замолкает и смотрит в сторону. Ребекка сглатывает. Вот оно. Тот самый разговор.
— С теми, кто что? — спрашивает она.
Густав прижимает ее к себе и вдыхает запах ее волос.
— Ты так вкусно пахнешь, — бормочет он.
Она почти отталкивает его. Он смотрит на нее тревожным взглядом.
— Что такое?
— Что ты хотел сказать о таких, как Элиас и я?
Скажи сама, слышит она слабый голосок внутри себя. Не жди, пока это сделает он. Скажи все, как есть. Мину права, ты должна доверять ему.
— Я имею в виду, она, наверное, хочет ближе познакомиться с теми, кто поступил в этом году, — говорит Густав.
Разочарование оттого, что он струсил, да и сама она тоже проявила малодушие, камнем ложится на сердце.
— Я подожду тебя внизу, — говорит он.
— Ладно, — бормочет Ребекка.
— Я люблю тебя, — говорит он. — Ведь ты же помнишь об этом, правда?
Они смотрят друг на друга, и Ребекка чувствует, что к горлу подкатывают слезы. Вместо ответа она просто кивает головой.
В кабинете директора полумрак. Жалюзи опущены, и свет в комнате исходит лишь от настольной лампы. Стрекозы из цветной стеклянной мозаики образуют на абажуре танцующий круг. На столе нет ни одной бумаги или хотя бы ручки. Компьютер выключен.
На директрисе темно-серый костюм с большой серебряной брошью на лацкане, очевидно старинной. Блуза цвета слоновой кости застегнута под горло, черные волосы безупречно уложены. Лицо, как всегда, тщательно накрашено. Ребекке приходит в голову, что многие, наверное, считают директора красивой женщиной.
— Садись, — говорит Адриана Лопес, коротко улыбаясь холодной улыбкой.
Ребекка садится в кресло, стоящее возле письменного стола. Директор смотрит ей прямо в глаза, но вдруг ее взгляд отвлекается на что-то.
— Извини, — говорит она и тянется за волосом, приставшим к шерстяному свитеру Ребекки. — Я немного педант.
Ребекка не знает, что сказать.
— Ты наверняка гадаешь, о чем я хотела поговорить с тобой, — говорит директриса и кладет волос в мусорную корзину.
— Нет. Я думаю, что знаю о чем.
У директрисы темные глубокие глаза.
Камень на сердце никуда не исчез. Ребекка с трудом выдавливает из себя слова.
— Кто вам рассказал?
— Рассказал что?
— Юлия или Фелисия? Может, Ида? Или медсестра? Она имеет право рассказывать? Или Мину?
Зачем она назвала Мину? Она ведь хочет ей доверять, должна доверять, если они друзья. Но почему у Мину был такой виноватый вид?
— Что они должны были рассказать о тебе? — спрашивает директриса.
Ребекка чувствует, что вот-вот заплачет. Она плотно сжимает веки.
А может, отпустить ситуацию? Позволить себе упасть и посмотреть, поймают ли они ее. Перестать бояться, что ее тайну разоблачат. Разоблачить ее самой.
— Я думаю, лучше будет, если мы начнем все сначала, — говорит директор.
Ребекка открывает глаза. Растерянность на лице Адрианы Лопес кажется искренней, и Ребекка думает, что, возможно, ошиблась. Может, это и правда обычный разговор?
— Ребекка, как ты думаешь, о чем я хотела поговорить с тобой?
И сразу признание становится невозможным. Тайна снова берет ее в свои тиски. Ребекка поднимается с кресла, на ходу подхватывая сумку.
— Извините, мне нужно выйти, — говорит она.
— Подожди, — слышится голос Адрианы Лопес, но Ребекка уже закрывает за собой дверь.
Она бежит по коридору к главной лестнице. Густав ждет ее внизу в вестибюле. Ждет, чтобы снова убедить в том, что все хорошо. Но она не может встретиться с ним сейчас. Сейчас она на грани паники. Ей нужно немного побыть одной.
Ребекка продолжает идти вверх по лестнице, сворачивает в коридор. И тут силы вдруг покидают ее. Она прислоняется к стене и медленно сползает вниз.
Сердце бешено колотится.
Только сейчас она понимает, куда пришла.
Прямо напротив — дверь в туалет, где умер Элиас. Теперь эта дверь заперта. На ней полно листочков и надписей:
НАМ НЕ ХВАТАЕТ ТЕБЯ!!!!!!
IT'S BETTER 2 BURN OUT THAN 2 FADE AWAY[7]
ПРОСТИ
LIVE FAST DIE YOUNG & LEAVE A GOODLOOKING CORPSE[8]
ПРОСТИ ЗА ВСЕ ЭЛИАС
ПРОСТИ МЕНЯ
И глубоко выцарапанные слова, которые кто-то попытался зачеркнуть:
ХОРОШИЙ ПИДАР — МЕРТВЫЙ ПИДАР
Ребекка читает послания одно за другим. У самого пола красиво написано черной тушью:
ONLY THE GOOD DIE YOUNG
ALL THE EVIL SEEMS TO LIVE FOREVER[9]
Люминесцентные лампы на потолке, тихо зажужжав, начинают мигать. И гаснут.
— Так и есть, — вдруг произносит чей-то голос, но в то же время не голос, а как будто отражение ее собственных мыслей, хотя и это тоже не совсем верно. Этот голос совершенно не похож на тот, который ночью в парке дал ей задание сплотить остальных. Тот голос был гостем. Этот вторгся в сознание насильно.
— То, что здесь написано, правда, — продолжает голос. — Хорошее не может выжить в нашем мире. Ты слишком хорошая, Ребекка.
Ребекке становится страшно. Похожий страх преследовал ее наутро после смерти Элиаса. И вчера, когда она почувствовала, что за ней наблюдают.
Значит, это был ты, думает она. Ее пульс стучит в ушах. Кто ты?
Встань.
Тело Ребекки мгновенно поднимается, так же естественно, как если бы команда исходила от нее самой.
Открой дверь на чердак и иди вверх по лестнице.
Ноги автоматически начинают двигаться. Только теперь она видит, что дверь на чердак полуоткрыта.
Ребекка пытается закрыть дверь. Но натыкается на противодействие силы, намного превышающей ее собственную.
В глазах темнеет, из носа идет кровь и, стекая по губе, попадает в рот. Во рту остается сладковатый привкус металла и земли.
— Не сопротивляйся, — мягко говорит голос. — Это бесполезно.
Чердачная лестница узкая. Ребекка медленно начинает подниматься наверх.
— Что ты хочешь? — Ребекка спрашивает голос, хотя знает ответ заранее. Именно так умер Элиас. Именно так это было.
Вот она уже наверху, на последнем пролете лестницы. Здесь две двери. Одна — хлипкая деревянная, ведущая к чердачным кладовым. И другая — стальная — выходит на улицу. На крышу.
Ребекка видит, как ее рука тянется и нажимает ручку стальной двери. Дверь открывается, ветер бьет Ребекке прямо в лицо. Голубое небо, быстрые легкие облака.
Элиас страдал. Я освободил его от боли. Я помогаю вам, Ребекка.
Пожалуйста, умоляет она. Пожалуйста, я не хочу умирать. У меня четверо младших братьев и сестер… Мои родители… Густав… Мину… Паника мешает ей сформулировать свои мысли.
Они справятся. Лучше исчезнуть сейчас и навсегда остаться в их памяти идеальной.
Ноги Ребекки шагают через порог. Крыша покрыта черным блестящим толем, который скрипит под ногами, когда она идет к краю.
Ты больше никогда не будешь страдать.
Голос в голове гипнотизирует ее. Он говорит так, будто он, единственный во всем мире, заботится о ней по-настоящему, но Ребекка изо всех сил старается не слушать его.
«Я хочу страдать! — беззвучно кричит она. — Я хочу жить! Я хочу жить!»
Ноги останавливаются за шаг до края. Она видит внизу школьный двор, мертвые деревья и черный асфальт, которым залили расщелину. Отсюда сверху он выглядит, как шрам. Она видит дорогу, по которой проезжает автобус. Несколько школьников бегут к остановке. Если бы хоть кто-то из них посмотрел наверх…
Пожалуйста, умоляет она. Пожалуйста, позволь мне жить.
И вдруг она чувствует, как постороннее присутствие в ее теле ослабевает. Ноги становятся уже не такими чужими. Если она постарается еще чуть-чуть, то сможет отвернуться от края, если только постарается…
Ребекка сжимает кулаки. Она близка к тому, чтобы вернуть контроль над собой.
Нет. Я должен сделать это.
Голос снова здесь. Он снова набрал силу. Ребекка отчетливо чувствует, как он пытается взять над ней верх. Она чувствует давление посторонней воли. Но теперь у нее есть преимущество. Она подготовлена. И заметила в противнике слабость.
Ребекка сопротивляется. Головная боль становится невыносимой. Кажется, мозг вот-вот лопнет. Голову давит, распирает. Ребекка обхватывает голову руками, как будто это может уберечь ее от разрыва. Из носа течет кровь.
Постороннее присутствие постепенно ослабевает. Ребекка, покачиваясь, стоит на краю крыши, видит далеко внизу школьный двор. В животе у нее холодеет.
