Олег Мизгулин - Морок
— Чурифть-тьуф-тш-шип-ду-у-у-пкт-Гви-ка-а-а! Чфить-чвить!
Лес будто старый больной астматик выкашливал одно и то же:
— Чурифть-тьуф-тш-шип-ду-у-у-пкт-Гви-ка-а-а! Чфить-чвить!
Это стало похоже на речь, на фразу, на мантру, которую лес отпускал за короткий промежуток. Живое чудище выдыхающие из лёгких заклинание или проклятие… Воображение — вещь уникальная в том творческом плане, что позволяет выпестовать из прозаических, казалось, контуров фантастические видения. Художники-абстракционисты подолгу курят кальян и уходят в себя, лишь для того, чтобы приблизить себя к нео-реальности. На текущий момент Зорин проклинал воображение, потому что оно не несло в себе никаких позитивных моментов. Одну лишь слабость в желудке и неуверенность в следующих шагах. Он взглянул на небо. Далёкой точкой сапсан «заедал» в вышине в четырёхсекундном интервале. Визуально. Солнце не менялось и не могло измениться, ничтожных мгновений было ему мало, облака… тоже мало о чём говорили. Внешне всё выглядело пристойно. Вот только:
— Чурифть-тьуф-тш-шип-ду-у-у-пкт-Гви-ка-а-а! Чфить-чвить… Чурифть-тьуф-тш-шип-ду-у-у-пкт-Гви-ка-а-а! Чфить-чвить…
Отдаленно эффект напоминал захлопывание ушных раковин ладошками в самом шумном оживленном месте. Помнится в детстве, Вадька практиковал это на вокзалах, в залах ожидания, а случалось, и в классе. Людской, монотонно гудящий улей, адаптированный для восприятия, начинал гримасничать, как только ладонями перекрывались доступы шума. Чередование положений открыто и закрыто делало заедание подчеркнуто забавным и комичным. Кто бы мог подумать, что Холм разнообразит игру для своих гостей. Нет, он не прихлопывал ладонями уши, создавая диссонанс потока. Он всего-навсего сократил пространство и время до четырёх секунд, и кто бы посмел Его упрекнуть в неоригинальности.
Олег нашёл себе новое развлечение. Раздавливал каблуком земляной комок, который тут же, пусть и не сразу, восстанавливал форму.
«Четыре секунды — это цикл. Круг. — Подумал Зорин. — По кругу вертит всё, что присуще Холму, так? Но мы чужаки и нас не вертит. Следовательно, не будет вертеть и то, что мы принесли на плечах или… В тех же карманах…»
Поглощённый этой мыслью, он подошёл к Олегу и выхватил полупустую пачку сигарет из его нагрудного клапана. Бросил к ногам Головного. Даже у нелогики должна быть логика. Удовлетворенно хмыкнул, когда пачка и не подумала возвращаться на исконное место. Олег, проследивший за его манипуляциями, довольно осклабился.
— Ну, правильно! — Он нагнулся и поднял сигареты. — Это ведь наше барахло. Мы пришли с ним сюда. А буксует то, что было до нашего прихода. Вот только костёрчик, а? Как же, не пойму… Его же не было изначально на Холме? Почему он не тухнет?
— Костёрчик стал собственностью Холма до того, как всё началось. Как и нарубленные дрова. Как и ком, который ты давишь. Всё просто, Олег. Мы это мы. А вся это хламыга с её временем — отдельно.
Зорин присел на корточки и с яростью вырвал с корнем траву. К лицу поднёс только свой кулак. Оскверненный газон незримо вернул свой прежний вид. Без памяти на катаклизм. Вадим потянул было снова, но не стал рвать, отпустил. Играться расхотелось… В душе тоскливой мелодией выла серенада безысходности. Неотвратимость грядущего, а грядущее могло быть только плохое, ощущалась во всём своём непотребстве.
— Чурифть-тьуф-тш-шип-ду-у-у-пкт-Гви-ка-а-а! Чфить-чвить… Чурифть-тьуф-тш-шип-ду-у-у-пкт-Гви-ка-а-а! Чфить-чвить…
«Ну и кому это нужно? — Подумал, а быть может, прошептал Вадим. — Кому это надо?»
Он глянул на Олега. Тот невозмутимо продолжал опускать пятку на неиссякаемый земляной ком.
— Всё! Прекрати! — Вырвалось у Вадима. Получилось крайне резко и неожиданно для самого себя, а уж Олег, тот прямо-таки вздрогнул.
— Хватит! — Уже легче произнёс Зорин. — У тебя жена ушла, а ты в бирюльки играешь!
Скоро час как её нету!
Олег посерьёзнел и вернулся на свой стульчак. Накренился вперёд к огню, хотел, вероятно, бросить дровишку в костёр, скорей по привычке, а потом что-то вспомнив… передумал. Поглядел на Вадима. Олегов лоб, испещренный глубокой бороздой, излучал уверенность.
— В том-то и дело, что не прошло часа. И полчаса не прошло. И пятнадцать минут не вышло… У тебя сколько ща на котлах? По-прежнему тридцать шесть? А Люську мы ожидали увидеть когда? Через минуту другую, так? Только где минута, а где другая? Время жмётся в четырёх секундах, а по сути, стоит на месте. Согласен?
Ещё бы Вадим не был согласен. Он и сам этот румпель просёк, но где-то оставлял запас для надежды. А вдруг время всё-таки идёт, они с Олегом поймали обманку, а Люся просто задерживается. Такой бы исход его устроил больше, нежели подсунутый сценарий с замороженным временем. Вадим хмуро сверлил топтание секундной стрелки. Лесная мантра перестала напрягать ухо, уже хорошо… Была ли это привыкаемость или мозг так защищался от сумасшествия, Вадим не знал. Ведал одно: солнце не сдвинулось к закату ни на шаг, тени не поменяли длину, а сокол — тот, что в вышине, продолжал глючить: пропадая и появляясь точкой в разных секторах.
— Ну и кому это нужно? — Спросил он вновь себя, но поскольку произнёс достаточно громко, вопрос услышал Олег.
— Да не кому. Просто очередной закидон Его Величества Холма. Мало ли их было…
— Закидон? Да не-е, не простой закидон. — Вадим помотал головой. — На кой хрен кому-то там понадобилось останавливать время за минуту до Люсиного появления? Скажешь, случайно? А я так думаю, это определённый умысел. Кого там или чего, не знаю, но умысел!
Головной почесал бровь и уклонился, как показалось Вадиму, от развития разговора. Он сосредоточено замолчал, хотя если помнить Олега, тот всегда был охоч до праздных бесед. Особенно когда беседы рулили в сторону неразрешенных загадок. Вообще сказать, что парень изменился, значит, ничего не сказать. Его будто подменили. Вадим не тешил иллюзию в отношении себя: вряд ли он сам оставался прежним, но Олег, Ваня и, конечно же, Люся оставались немногими, кому Холм промыл мозги. Хорошо, надо думать, промыл, если троих в группе нет. Наталью он, правда, сбрасывал из этой троицы. Та, не иначе, шагнула в силу слабых нервов и прямодушия. Люся же вариант одиозно стойкий, с неё вся эта каша и заварилась. К тому же девушка не раз высказывалась в пользу контрсилы, сама её и представляла, сама же и пошла с ней договариваться… Что, если игра с задержкой времени (не с её задержкой: «я вернусь ровно через пятнадцать минут») — есть не более, чем Люсина партия. А конкретнее, партия её двойного дна… Вадим поёжился от самой такой мысли. Она казалась чудовищной и, тем не менее, претендовала на достоверность.
Олег сидел у костра неприкаянно просто, словно никаких бед и не было в природе. Словно кроме них и не было никого. А были изначально два тёртых лба-лесовика как в старое доброе время, котелок ухи на две персоны, нехитрый чай и разговор за жизнь. Подобная безмятежность вышатывала Вадима. Если бы он не знал, что их было всё-таки пятеро, а не двое, возможно б он убаюкался Олеговым настроением, до того ему было всё по… А ещё жгло сознание, что он, Вадим, остался один. Давно один. Несмотря на то, что их сейчас двое. Олег, тот самый человек, на которого он мог опереться и всегда подставить своё плечо, неожиданно сдулся. Как звено стал шатким и ненадёжным.
— Чё ты молчишь? — В отличие от спокойного Олега, Вадим не мог сидеть, и даже стоя вертелся как на шарнирах. То и дело снимал с плеча ружьё, грел в пятерне цевьё и вновь закидывал. Сказывалось, вероятно, перевозбуждение.
Олег поглядел так, как возможно он сам, командир группы, глядел когда-то на своих малоопытных товарищей. Естественно, в лучшие времена…
— Хочешь услышать, что я думаю?
— Не хочу! Догадываюсь… Мне нужен совет, напарник! Предложение, план, намётка хотя бы.
Олег покривил губами в знак того, что не владеет ситуацией.
— Ну… Какой план… План наш как у партизан. Сидеть в кустах и ждать известий с хутора. Не знаю, Николаич… Если честно, получись у тебя собрать всех снова, это бы ничё не дало. Ровным счётом!
Он замолчал так, словно понял, что сболтнул лишнее. Вадима это не удивило. Что-то в этом роде он и ожидал.
— Давай договаривай, коль начал! На минуту представь себя в моей шкуре и распиши свои действия как от лица ответственного за поход!
— Да знаю я, Николаич, твои чаяния! Сам служил. Отвечал за личный состав. Знаю! Только здесь не армия, не совсем это подходит… И в твоей шкуре я не хочу быть! В хорошем смысле не хочу! Ты ослеплён идеей спасти своих туристов. Добро! Только от чего спасать? Ты разговаривал со своим болотом? И я тоже разговаривал. Всем пятерым, и каждому было предложено пройти дистанцию, а там, как вариант… Забрезжит свет в окошке. Не факт, разумеется, не факт, что это всё не лажа, но… С другой стороны, хотели бы нас убить, убили бы! И ничё б предлагать не стали. Это, во-первых! А во-вторых: представь, что ты вернул всех в строй. Дальше то что, Николаич? Спускаться? Наташка на грани и ещё один спуск её добьёт. Кто с катушек слетит следующий? Ваньку держит юмор, я… перегорел. Сам наверно видишь! Люся… даже не обсуждается! Ты, Николаич! Ты следующий! Тебя сейчас уже кошмарит, усидеться не можешь, а дальше будет только хуже! Так кто прав, Вадим? А?! Только вот не горячись и не спускай собак! Раскинь мыслёю не как командир, а как рядовой! Попробуй отойти в сторону от своих обязательств!
