Софья Ролдугина - Кофе для истинной леди
Пульс был.
Не «труп». Живой человек!
Поколебавшись мгновение, я решительно перевернула мужчину на спину. Неровный свет пятнами лег на удивительно юное лицо.
Не Винсент Фаулер. Чарльз Стаффорн.
Я в растерянности обернулась к Джону, но вопрос «Как же так?» замер на моих губах, не успев родиться.
Между окнами, на закрывающем стену светлом сукне расползались вычурные буквы. Буквы складывались в слова, слова — в предложение… Одно-единственное.
«Никогда не лги обо мне».
…Когда в комнату ворвался мистер Питман в сопровождении слуг, я была готова обнять его. Но, разумеется, не сделала этого, а наоборот — бросила нарочито холодным тоном:
— Почему так долго? Вы смелости набирались? — и, помолчав, добавила: — Позовите кто-нибудь врача…
* * *День выдался на редкость жаркий. С меня семь потов сошло, пока я добралась до условленного места, спешилась и привязала свою лошадь к ветке. Флегматичная гнедая Эллиса не обратила на меня ни малейшего внимания, впрочем, как и сам детектив. Он сидел на берегу ручья и беспечно покусывал травинку, глядя в зеленеющую даль. Жилет его лежал рядом, аккуратно сложенный. Рубашку Эллис, к счастью, не додумался снять, но расстегнул все пуговицы, нисколько не смущаясь моего общества.
И на долю секунды я ощутила острое сожаление, что не могу хотя бы распустить ворот амазонки. Конечно, Эллис — это Эллис… но все-таки он мужчина.
— Пришли пораньше, Виржиния?
— Как и вы.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
— О, вы так любезны… Могу я подстелить вашу жилетку?
— Разумеется.
Обменявшись дежурными репликами, ненадолго мы погрузились в молчание. Я вглядывалась в искристые переливы ручья, а Эллис… Бог знает, о чем думал Эллис.
— Ну, рассказывайте, — произнес он наконец и обернулся ко мне. Глаза его были сейчас голубыми, как летнее небо над нашими головами. — Мои информаторы из слуг, конечно, рассказали мне кое-что, но, ручаюсь, они знали далеко не все. Так кто оказался преступником?
— Чарльз Стаффорн, — помедлив, ответила я. Вспоминать о том, что творилось в последние дни, мне совершенно не хотелось. — Точнее, их было двое, Стаффорн и Синглтон. Но Синглтон скончался, а Чарльз, похоже, сошел с ума. Теперь вряд ли удастся выяснить, кому из них первому пришла в голову идея с записками и чего хотели добиться эти проходимцы.
— Значит, Стаффорн и Синглтон? — прищурившись, переспросил Эллис. — Что ж, насчет Синглтона я был почти уверен, но Чарльз Стаффорн — это неожиданность для меня. Впрочем, его участие объясняет, как попадали записки в покои Абигейл.
— Через тайные ходы и через окна, — подтвердила я. — Чарльз был дружен с близнецами. В детстве они часто играли в замке, и многие секретные переходы были Чарльзу известны. Например, он знал, как добраться в те покои, что находились над комнатами Абигейл… А оттуда спуститься по веревочной лестнице к окну — легче легкого. Задвижку можно открыть даже гвоздем. А если и не получится — то пропихнуть записку в щель, а там уж сквозняк бросит ее на пол или даже на кровать, если повезет…
-…а герцогиня, опоенная снотворным, ничего не заметит, — закончил за меня Эллис. — Зельда разобрала те травки, к слову. Это очень сильное снотворное с примесью. При долгом употреблении плохо действует на сердце… Медленный яд, как и любое лекарство в неверной дозировке. Записки, вероятно, писал Синглтон — слуги шепчутся, что у него нашли некие «компрометирующие документы».
— Да, кое-какую переписку, — кивнула я. Жар был повсюду — даже земля прогрелась, кажется, насквозь. Ручей искрился бликами и — ну же, спустись, окуни руки, ступи в прохладную воду… — Но зачем вся эта афера была нужна, так никто и не понял. Синглтон, видимо, принимал те же травы, которыми поил Абигейл, считая их безвредным снотворным. Он умер в ту же ночь, как сошел с ума Стаффорн — врач предполагает, из-за сердца.
— А что там с Чарльзом?
Хоть бы ветерок — но нет, мертвая тишина. Жарко.
— Повредился умом, я же говорю. Отчего — никто не знает. С помощью ключа Синглтона он проник в старую спальню Абигейл, увидел надпись — ту, о которой я вам в записке говорила, помните? — и с тех пор почти все время находится в беспамятстве. А когда приходит в себя, повторяет одно, как заведенный: «Он заставил меня носить их, я не виноват».
— Видимо, речь идет о записках, — Эллис вздохнул. — Жаль, что нельзя никого допросить. Интересно ведь, что свело этих двоих… Я сейчас могу только предполагать, — он бросил на меня острый взгляд и, убедившись, что я внимательно слушаю, продолжил: — Доминик Синглтон, вероятно, просто помешался на идее, что близнецы — бастарды. Вполне вероятно, с его-то судьбой и сложным отношением к чистоте крови. Уж не знаю, как он пронюхал про то, что первые записки писала сама Абигейл, но воспользовался ситуацией с умом. Напугал бедную герцогиню едва ли не до смерти, пытался подставить Фаулера — ручаюсь, идея с куклой-Рут принадлежала именно Синглтону, а изображал баронета, пользуясь внешним сходством, Стаффорн. К слову, о Чарльзе Стаффорне, — Эллис блаженно вытянулся на траве, заложив руки за спину. Я старалась не глядеть в его сторону. — Я тут узнал, что последние полгода он фактически жил в Дэлингридже, уезжая лишь ненадолго. У Стаффорнов не все ладно в семье, вот мать и отослала его на время. Так что у Чарльза было достаточно возможностей сначала сойтись с Домиником, а потом — подбрасывать записки. Что же касается его мотивов… О, мотивы могут быть самые разные. Синглтон его чем-нибудь шантажировал, или свою роль здесь сыграла какая-нибудь обида на герцогиню, или элементарная ревность к Фаулеру — Чарльз, верный друг близнецов, мог почувствовать себя преданным, когда они перестали посвящать его в свои проказы. Вон, даже в дом терпимости не взяли с собою, — довольно едко произнес Эллис. — Юношами вообще управлять несложно… Жаль, что меня не было в замке. Я бы наверняка распутал это дело пораньше, да и загадок бы не осталось. Что там у нас из неизвестного? Автор третьей группы записок и загадочной надписи?
— Пожалуй, — рассеянно согласилась я. Воспоминания о тойночи обдали меня ознобом. — Абигейл до сих пор считает, что виноват во всем Доминик, а надпись на стене сделала я. И мне не хочется разуверять Абигейл. Боюсь, это может плохо сказаться на ее здоровье. Она и так сейчас переживает из-за ссоры с сыновьями.
— Опять? — понимающе усмехнулся Эллис. Я вздохнула — мне было не до веселья.
— Да, опять. Крис и Дэнни так и не простили ей то, что она назвалась умирающей. Пусть даже это было нужно для дела. Еще вчера они укатили в Бромли на поезде. Фаулер поехал с ними. Одно хорошо — перед отъездом Абигейл имела с баронетом долгую беседу. Уж не знаю, о чем они разговаривали, но за своих сыновей герцогиня сейчас спокойна.
— Это она напрасно.
Эллис прикрыл глаза. Дыхание его было ровным, как у спящего. Дрожало знойное марево, бликовал ручей…
Я хотела спросить: «Почему вы считаете, что напрасно?», но потом подумала, что некоторые вещи лучше не знать. Знания в жизни — как сладость в кофе. Немножко переложишь — и пить уже невозможно.
Впрочем, есть один рецепт, который носит название «кофе для настоящей леди». Сладкие сливки, сахар в кофейной основе, шоколад, приторный запах ванили… Считается, что леди должны такое любить. Я люблю горький кофе.
Но моего мнения, увы, никто не спрашивает.
Леди положено любить сладости.
И тайны.
