Эра Дракулы - Ньюман Ким
— Верно, — вздохнула она. — Чарльз, извини меня. Просто… знаешь, я горжусь тобой и думала, что заслужила право показать тебя обществу, почувствовать завистливые взгляды на моем кольце, позволить остальным сделать собственные умозаключения.
Ее гнев растаял, и она снова превратилась в нежную девушку, за которой он ухаживал. Памела тоже отличалась решительным характером. Он помнил, как покойная жена кнутом для лошадей отстегала капрала, который, как выяснилось, изнасиловал сестру бхисти. Правда, сердилась она при виде реальных злодейств, причиненных другим людям, и не устраивала сцен из-за воображаемых интриг против нее самой.
— Я говорила с Артом.
У Борегара неприятно засосало в желудке. То был верный признак, что у Пенелопы созрел какой-то замысел.
— Это о Флоренс, — продолжила она. — Миссис Стокер. Мы должны оставить ее.
Чарльз был поражен.
— Что ты имеешь в виду? Она иногда кажется занудной, но желает только добра. Мы знаем ее много лет.
Он всегда считал Флоренс ближайшим союзником Пенелопы. Миссис Стокер с большим искусством создавала обстоятельства, при которых парочки оставались наедине друг с другом, а предложения руки и сердца с легкостью вырывались на волю. Когда мать Пенелопы слегла от лихорадки, именно Флоренс настояла на том, что станет ухаживать за ней.
— Очень важно, чтобы мы открыто порвали с нею, говорит Арт…
— Это идея Годалминга?
— Нет, моя, — решительно произнесла она. — У меня могут быть собственные идеи, знаешь ли. Арт рассказал мне о делах мистера Стокера…
— Бедный Брэм.
— Бедный Брэм! Он — предатель королевы, которой ты поклялся служить. Его отправили в рабочий лагерь ради его собственного блага и могут в любой момент казнить.
Борегар предполагал нечто подобное.
— Арт знает, где держат Брэма? Как его дела?
Пенелопа жестом руки отмела вопрос как не относящийся к делу.
— Раньше или позже, но Флоренс тоже попадет в немилость. Хотя бы как соучастница.
— Едва ли я способен увидеть во Флоренс Стокер бунтовщицу. Что она сможет сделать? Организовать чайные встречи для жестоких убийц вампиров? Отвлекать политиков глупыми улыбками, пока душегубы лезут из кустов?
Пенелопа старалась сохранять терпение:
— Нас не должны видеть в обществе неправильных людей, Чарльз, от этого зависит наше будущее. Я — всего лишь женщина, но даже мне это ясно.
— Пенелопа, что тебя натолкнуло на такие выводы?
— Ты думаешь, я не способна на серьезные размышления?
— Нет…
— Ты никогда не считал Памелу настолько пустоголовой.
— А…
Она сжала его ладонь:
— Извини меня. Я не хотела. Пэм тут ни при чем.
Чарльз посмотрел на свою невесту и задумался, знает ли ее по-настоящему. Она довольно далеко ушла от детских фартучков и матросских шляпок.
— Чарльз, мы должны обсудить еще один вопрос. После свадьбы нам нужно обратиться.
— Обратиться?
— Если мы попросим, это сделает Арт. Кровная линия важна, а его линия — из самых лучших. Он — потомок Ратвена, а не принца-консорта. Это может сыграть нам на руку. Арт говорит, что кровная линия принца-консорта ужасно загрязнена, тогда как у Ратвена она кристально чистая.
Борегар представил, какой вампиршей станет Пенелопа. Черты ее лица словно вытянулись вперед, когда она склонилась к нему и тепло поцеловала в губы.
— Ты уже не молод. А мне скоро исполнится двадцать. У нас есть шанс остановить время.
— Пенелопа, это не то решение, которое следует принимать поспешно.
— Только вампирам везде есть ход, Чарльз. А среди них «новорожденные» ценятся меньше. Если мы не обратимся сейчас, то перед нами окажется множество опытных не-мертвых, смотрящих на нас так, как карпатцы — на них самих и как «новорожденные» — на «теплых».
— Не все так просто.
— Чепуха. Арт рассказал мне, как все происходит. Кажется, это очень просто. Обмен жидкостями. Даже касаться друг друга не надо. Кровь можно сцедить в бокалы. Считай это свадебным тостом.
— Нет, есть и другие соображения.
— Какие же?..
— Никто ничего не знает об обращении, Пенелопа. Ты не заметила, сколько «новорожденных» сбивается с пути истинного? Что-то звериное берет над ними верх и меняет их.
Пенелопа презрительно рассмеялась:
— Это же обыкновенные вампиры. А мы не будем обыкновенными.
— Пенелопа, возможно, у нас не останется выбора.
Она отодвинулась от него и встала. Глаза ее подернулись слезами.
— Чарльз, это многое значит для меня.
Ему было нечего сказать. Она улыбнулась и посмотрела на него искоса, слегка надув губки:
— Чарльз?
— Да.
Пенелопа обняла его, прижав голову к груди.
— Чарльз, пожалуйста. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Глава 15
ДОМ НА КЛИВЛЕНД-СТРИТ
— А денек-то нынче теплый выдался, правда? — сказал фон Клатка; его волки натягивали поводки. — Прямо как тогда, когда мы сражались с турками.
Костаки вспомнил былые войны. Когда господарь Дракула, гений стратегии, перешел Дунай, дабы усилить атаку, то оставил многих, включая Костаки, на поживу кривым ятаганам султана. Во время последнего сражения что-то не-мертвое вырвало ему горло и осушило его, случайно плеснув кровью из собственной раны в рот карпатца. Он проснулся «новорожденным» под кучей валашских трупов. Мало чему научившись за несколько жизней, Костаки снова встал под знамена Пронзителя.
— А тогда была хорошая драка, мой друг, — продолжил фон Клатка, и его живые глаза мерцали.
Они приехали на Оснабург-стрит с фургоном десятифутовых кольев, тех хватило бы для строительства целого ковчега. Маккензи из Скотланд-Ярда ждал их с констеблями в униформе. «Теплый» полицейский притопывал ногами от холода, которого Костаки не чувствовал уже много веков. Пар нетерпения тек из его носа и рта.
— Приветствую, англичанин, — сказал гвардеец и прикоснулся к краю фески, отдавая салют.
— Шотландец, если вы не против, — ответил инспектор.
— Прошу прощения. — Молдаванин, выживший в хаосе той части Оттоманской империи, которая сейчас стала Австро-Венгрией, он понимал важность различий среди малых народов.
Капитан Карпатской гвардии, Костаки одновременно выполнял обязанности нарочного и надзирателя. По приказу из дворца он отправлялся присматривать за полицией. Королева и принц-консорт серьезно заботились о законе и порядке. Всю последнюю неделю Костаки бродил по Уайтчепелу, ища следы злодея, прозванного Серебряным Ножом, а теперь помогал проводить облаву по одному адресу, отличавшемуся крайне дурной репутацией.
Они выстроились по обе стороны фургона: люди Маккензи, по большей части «новорожденные», и отряд Карпатской гвардии. Сегодня все поймут, что эдикты принца Дракулы — это не просто изложенные на пергаменте капризы, не стоящие потраченного на них времени.
Когда инспектор пожал ему руку, Костаки сдержался от обычной железной хватки носферату.
— Люди в штатском перекрыли пути к бегству, — объяснил полицейский, — дом полностью окружен. Мы зайдем с главного входа и обыщем его сверху донизу, собирая пленников на улице. Ордера у меня с собой.
Костаки кивнул:
— Хороший план, шотландец.
Маккензи, как и слишком многие на этой мрачной земле, был лишен чувства юмора. Без тени улыбки он продолжил:
— Сомневаюсь, что мы встретим сопротивление. У этих гомосексуалистов не хватит духа, чтобы бороться с нами. Английские педерасты не славятся воинственным характером.
Фон Клатка сплюнул кровь в канаву и фыркнул:
— Развращенные мрази.
Его волки, Берсеркер и Альберт, готовились вцепиться челюстями в мясо.
— Это точно, — согласился полицейский. — Ну, давайте начнем.
Дальше они пошли пешком, фургон двинулся следом. Другие кареты и экипажи сворачивали в сторону. Люди старались поскорее исчезнуть с улицы. Завидев это, Костаки обрадовался. Репутация Карпатской гвардии шла впереди нее.
Всего лишь несколько лет назад он был не-мертвым цыганом, который столетиями скитался по всей Европе, кормясь, где придется, но раз в поколение возвращался в собственный замок и наблюдал, вечно играя роль какого-то отдаленного потомка самого себя, как тот приходит в упадок. Теперь же он мог спокойно пройти по лондонской улице и не скрывать того, кем являлся. Теперь, благодаря принцу Дракуле, он всегда мог утолить красную жажду.