Сергей Владич - Тайна распятия
— Построение Царства Божьего на земле? — переспросил изумленный Трубецкой. — Так вы претендуете не только на материальные богатства, но и на духовную составляющую жизни людей? — У Сергея Михайловича даже мороз по коже прошел. — Ничего себе претензии!
— Слава Богу! Мне приятно, что вы наконец начали воспринимать то, что я говорю, серьезно. На самом деле это просто, как все гениальное. Формула Царства Божьего на земле придумана не нами и давно известна: государство + деньги + Церковь. То есть, если у вас есть правильно построенная государственная машина, деньги, чтобы управлять материальной составляющей бытия, и Церковь, чтобы контролировать духовный мир, вы имеете все, что нужно для создания комфортного для всех мирового порядка. С этой точки зрения мы — лишь те, кто проектирует его во всех возможных деталях и затем воплощает в жизнь. Но об этом мы поговорим чуть позже. — Он вдруг сменил тон и тему и добавил: — А пока… Хочу сделать вам приятное. Вы мне почему-то симпатичны. — Герр Миссершмидт кокетливо улыбнулся.
Он нажал какую-то кнопку, и часть стоящего в кабинете огромного книжного шкафа отъехала в сторону, обнаружив довольно широкий проход. Герр Миссершмидт встал и шагнул внутрь. Не прошло и нескольких минут, как он вернулся, но уже не один. В кабинет, где находился Трубецкой, вслед за герром Миссершмидтом вошла любимая женщина и по совместительству жена Трубецкого — Анна Николаевна Шувалова.
* * *Сергей Михайлович сделал над собой огромное усилие, чтобы не кинуться к ней и не обнять ее после столь длительной разлуки. Но в присутствии этого герра Миссершмидта он воздержался от проявления своих чувств.
— Ну что же… Видите, с ней все в порядке, — сказал тот, — как я и обещал. Я вас оставлю, голубки, поворкуйте. — Герр Миссершмидт снова нажал кнопку, шкаф вернулся на свое место, а сам он вышел из кабинета и запер за собой дверь на ключ. Анна Николаевна и Трубецкой остались одни.
— Наконец-то, — Трубецкой нежно обнял и поцеловал супругу, — слава Богу, что ты жива и здорова.
— Я так по тебе соскучилась, — сказала тихонько Анна ему на ухо. — Ты только учти, что они все тут просматривают и прослушивают.
— Я и не сомневаюсь. Тем не менее расскажи, что с тобой приключилось?
— Ты уже практически все знаешь. Ты ведь получил мое письмо? — спросила она шепотом. Трубецкой кивнул. — Для начала мне в руки попался этот коптский манускрипт. Уж и не знаю, сознательно это было сделано или нет, но он там, в монастыре, хранился очень давно и был весьма надежно спрятан. Я на него случайно наткнулась, когда помогала библиотекарю разбирать завалы в хранилище. А уж когда его прочитала, то поняла, что это пахнет как минимум открытием.
— Это пахнет как минимум огромными неприятностями, — заметил Трубецкой. — Ты думаешь, что если вдруг заявишь на весь мир о том, что основная легенда Нового Завета есть просто плод чьей-то фантазии и на самом деле никто никого не распинал, что все современные догматы христианства есть результат целенаправленных усилий царицы Елены и императора Константина, принятые простым голосованием на Никейском соборе и имеющие лишь немного общего с истинным учением Иисуса Христа, то все это сойдет с рук?
— Знаешь, мне было, да и сейчас тоже, по большому счету безразлично, к каким последствиям все это может привести. Мне важно установить истину, и я просто нестерпимо хотела поделиться с тобой своим открытием. Там, в монастыре, мне вызвался помочь один ученый из Британии. Он тоже работал над каким-то проектом. Его зовут Натан Ковальский, и он очень хорошо говорит по-русски.
— Что-что? Как? Как, ты говоришь, его зовут? — Удивлению Трубецкого не было предела. — Натан Ковальский?
— Вы что, знакомы с ним?
— В общем-то, да, немного знакомы. Мы лет десять в одном институте проработали, пока он не эмигрировал.
— Ничего себе! Но он ничего мне об этом не сказал, хотя я не раз упоминала при нем твое имя… Странный тип. Впрочем, наше с ним сотрудничество не сложилось. Он стал чересчур любопытным, и в какой-то момент я его, что называется, отшила. Но потом мне вдруг стало казаться, что за мной следят и мешают работать. Начались какие-то сложности с получением книг… Я заподозрила неладное и решила отправить тебе пакет с наиболее важными документами почтой, но не через Ковальского, как он предлагал, а через местного водителя из бедуинов, который привозил в монастырь всякую необходимую утварь. А потом я однажды легла спать, а проснулась уже здесь. Я так рада, что мы теперь вместе! — Анна снова прильнула к нему.
— Между прочим, — Сергей Михайлович был явно обескуражен, — этот Натан Ковальский потом нарисовался в Лондоне, куда я летал делать перевод с твоего манускрипта, и пытался разведать, чем я там занимаюсь. Но я как чувствовал и ничего ему не сказал… А я-то думаю, как он там меня разыскал?! Только теперь до меня дошло, что он в Лондоне появился, видимо, не случайно. На кого же он, интересно, работает?
В этот момент дверь в кабинет снова отворилась, и к ним вернулся герр Миссершмидт.
— Прошу прощения, что нарушаю ваш интим, — вежливо произнес он, — но у нас мало времени. Мы бы хотели познакомить вас с одним нашим, так скажем, консультантом. Думаю, вы не пожалеете. Попрошу вас в соседний зал.
Сергею Михайловичу и Анне ничего не оставалось, как последовать за ним. Они попали из кабинета в довольно большую комнату, где, кроме длинного стола для заседаний и стульев, ничего не было. В конце комнаты у большого окна, через которое виднелись заснеженные вершины Альп, спиной к ним стоял человек. Когда герр Миссершмидт вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь, человек обернулся. Трубецкой и Шувалова испытали настоящий шок. Перед ними стоял Артур Александрович Бестужев, собственной персоной.
* * *Дело в том, что всего лишь несколько лет тому назад Артур Бестужев был респектабельным профессором и заведующим кафедрой Санкт-Петербургского университета, а Анна Николаевна Шувалова работала под его чутким руководством. Но однажды он оказался вовлеченным в весьма рискованную историю, связанную с самыми сокровенными тайнами средневекового ордена тамплиеров и, более того, вовлек в эту историю и Анну, и даже Трубецкого, с которым был знаком и дружил много лет. Для Бестужева попытка раскрыть загадки древнего ордена едва не закончилась трагедией, и, если бы не Сергей Михайлович с Анной, которые буквально вырвали Артура Александровича из рук современных последователей рыцарей Храма, вряд ли бы он сейчас с ними разговаривал. В последний раз они виделись с Бестужевым на Святой земле, где тот, находясь под впечатлением от случившихся с ними событий, добровольно избрал путь духовного очищения через уединение и покаяние. Затерянный замок в Альпах, принадлежащий какому-то из вариантов «мирового правительства», был последним местом на земле, где Трубецкой и Шувалова готовы были встретить Бестужева.
— Артур Александрович? — прервала наконец затянувшуюся паузу Анна. — Это не мираж, это — вы? Как такое может быть?
— Здравствуйте, Аня, Сергей. — Бестужев был спокоен. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций: он, видимо, прекрасно себя контролировал. — Это я, и я рад вас видеть.
Бестужев выглядел великолепно. Среднего роста, коренастый, он ранее был склонен к полноте. Ныне же Артур Александрович похудел, и ему очень даже шел приталенный костюм, а лицо с несколько крупноватым носом, волевым подбородком и хитрыми глазами сияло ухоженной, гладко выбритой кожей и легким загаром.
— Но как… — Анна даже не нашлась, что сказать, а Сергей Михайлович хранил молчание. — Вы что же, имеете отношение к тому, что мы находимся здесь? — после паузы спросила Шувалова. — Что тут вообще происходит? Как вы сюда попали?
— Я могу объяснить, если интересно. После того как мы расстались тогда, возле горы Фавор, я много путешествовал по Святой земле, побывал в Сирии и Египте, изучал древние рукописи, в том числе видел и такие, о существовании которых современная наука даже не подозревает. У меня была возможность познакомиться со многими просветленными людьми — провидцами, монахами, раввинами, священниками. И я пришел к весьма неутешительным выводам, думаю, примерно к таким же, к каким пришли и вы, изучая коптский манускрипт и рукописи в библиотеке Ватикана. Прежде всего я понял, что на протяжении всей истории человечества духовные устремления людей были банально поставлены на службу сугубо материальным целям. Практически везде государственная машина просто и цинично использовала веру в Бога сначала для подчинения, а затем и управления отдельными кастами, целыми народами и странами. Причем началось это все задолго до Христа. Вспомните Египет, Вавилон, Иудею, Индию и так далее. Политика и религия особенно тесно переплетались на протяжении последних двух тысяч лет. И это происходило повсеместно, начиная с императора Константина и заканчивая современными исламскими республиками, Ватиканом, некоторыми монархиями и квазисекулярными государствами. Я убедился, что этому процессу бесполезно сопротивляться, все зашло слишком далеко. Даже если кто-то попытается раскрыть глаза людям на то, как цинично эксплуатируются их духовные потребности, они не поверят и просто забьют его камнями — это в лучшем случае. А раз так, то человечество заслуживает консервации существующего порядка вещей. Пусть люди и дальше продолжают покорно подчиняться воле служителей разнообразных культов, вместо того чтобы самим взять и во всем разобраться, самостоятельно выбрать, в кого и как верить, отделить веру в Бога от церемониальных и иерархических надстроек, принимая решения сознательно, имея всю полноту информации и необходимый объем знаний. Я просто встал на сторону сильных. Их организация, мощь, здоровый цинизм — вот что поражает и, я бы сказал, завораживает.
