Фамильяр и ночница - Людмила Семенова
Чувство вины слегка отравило вкус победы, и Рикхард взялся исследовать окрестность. Вода, которой он мылся, не вызывала подозрений, но почва никогда на его памяти не была столь болотистой и кислой. Также он обратил внимание на преждевременно опавшие листья, покрытые черными крапинками, — те уж очень походили на следы мертвой крови. Теперь оборотень укрепился в мысли, что нижний мир наступает на лес, а если духи не смогут дать отпор, он примется и за город. Только что же вдохнуло в него столько сил и раздразнило аппетит?
С этими тяжелыми мыслями Рикхард повернул обратно в город, надеясь, что в другой ипостаси будет легче найти решение. На заднем дворе он быстро вернулся в человечий облик и снова закрыл глаза, чтобы через мгновение ощутить под ногами деревянный пол. Колючая лесная земля, полная флюидов и вибраций, была, конечно, роднее, но и это дерево хранило толику исконного тепла.
Натянув тонкие кальсоны, Рикхард направился к постели и только теперь увидел, что Дана лежала с открытыми глазами, блестящими от гнева, и пристально на него глядела. Не желая наводить на нее сонный морок, он лишь вздохнул и зажег лампу.
— Я видела из окна, как ты вернулся! Вот, значит, кого мне прислали на помощь! Лесного нелюдя! — вполголоса произнесла Дана, резко сев в постели. — Что еще предстоит узнать? Ответь, с какой целью меня втянули в весь этот шабаш и сделали твоей любовницей!
— Постой, Дана, — промолвил Рикхард, садясь рядом и протянув к ней руку, — не горячись преждевременно. Конечно, я согрешил, введя тебя в заблуждение, но выслушай меня и попытайся понять. Ты не настолько опытная ведьма, чтобы принять такую истину сразу и не потерять душевное равновесие.
Дана перевела дыхание и спросила уже более сдержанно:
— Значит, ты оборотень?
— Я лесной дух-хранитель, — произнес Рикхард, — в моей природе поровну смешано человеческое и звериное начало, поэтому я могу оборачиваться. И теперь мы способны приходить в города, не боимся поездов и даже едим людскую пищу. Пришлось научиться, хоть и не от хорошей жизни…
Парень сбросил легкую иллюзию, маскирующую его истинное обличье, и Дана невольно вскрикнула. Тут же зажала рот рукой, вспомнив о хозяевах, но по-прежнему глядела на него расширившимися от ужаса глазами. У Рикхарда выпустились плотные грубые когти, во рту блеснули недлинные, но крепкие клыки, а глаза совсем окрасились в потусторонний бледно-фиолетовый цвет.
— Теперь ты всегда сможешь видеть меня таким, а для посторонних я останусь Рикко, простым парнем из соседнего края, — заявил лесовик и ободряюще улыбнулся, отчего у Даны вновь продрал мороз по коже. Кое-как выдавив ответную улыбку, она сказала:
— Сомнительное счастье, знаешь ли… Ты ведь мне полюбился именно тем Рикко, а не лесным чудовищем. Нельзя ли вернуть все обратно?
— Теперь уже нет: с тобой я больше не желаю притворяться. Эти иллюзии и личины изрядно надоедают, хотя тебе это трудно вообразить…
— Тогда скажи на милость, кто ты прежде всего — человек или зверь?
— Ни тот и ни другой, Дана! Я часть души леса, облаченная в телесную оболочку. Нам не чужда плотская любовь, да и чувства иного порядка, но мы не люди и не звери, мы сотканы из разных энергий и вечно бродим между мирами. Неужели после того, что я показал тебе в Дюнах и здесь, ты еще не осознала, что мироздание гораздо сложнее, чем кажется?
— Рикко, ты многое мне показал, но утаил главное — так что я теперь могу понимать? Я не знаю даже, по своей воле спала с тобой или под колдовскими чарами!
— Нет, милая, поверь, здесь все было чисто, — заверил Рикхард и потянулся к ней. Дана вначале болезненно поморщилась, но быстро сдалась и позволила коснуться своей щеки.
— Ну как мне загладить вину? — спросил парень. Знакомое тепло его руки немного успокоило Дану, хотя она все еще боязливо косилась на когти.
— Для начала рассказать все о себе. Ты же сказал, что мы будем питать друг друга, а как это возможно без доверия?
— Хорошо, — отозвался Рикхард, накинул рубашку и сел на стул рядом с кроватью. Дана тоже успела облачиться в просторную ночную сорочку, чтобы не сбивать с толку ни его, ни себя.
— Я один из первых духов-хранителей, которые начали носить людские имена, — заговорил лесовик, задумчиво глядя в окно. — Мой отец так его и не принял, хотя нам это, конечно, не мешает. А произошло это в ту пору, когда начался разлом. Многие племена, населяющие Маа-Лумен, взялись делить природные богатства края, а заодно и потустороннюю защиту, каждый старался возвеличить своих богов, потесняя других. Было уничтожено много людских алтарей, возведенных с любовью, а с ними гибли и наши защитные тотемы. Аура, оберегавшая край, стала ветшать, истончаться и через прорехи проникло зло из нижнего мира. Оно совсем отвело людям глаза и те уже не выбирали средств в борьбе за власть и богатство. Духи пытались вразумить людей и отстоять свою вотчину, но неверие ослабило их, а энергия, которой они испокон века питались, была отравлена черной аурой. Приспешники нижнего мира есть и среди ваших колдунов, а в то время им нашлось где разгуляться, Дана. Однажды, в пылу одной из таких междоусобиц, люди при поддержке могущественного жреца дочерна выжгли тот лес, где обитали мои родители. Так я лишился матери, а отец еле вытащил меня, потерявшего сознание от ядовитого морока.
Ненадолго Рикхард замолк, и девушка тоже хранила безмолвие, чувствуя, что его давняя боль ничуть не слабее человеческого горя. Затем он продолжал ровным и бесстрастным голосом:
— И мы с отцом оказались на севере Маа-Лумен, где уже рукой подать до вековых снегов и полярных ночей. Там же и владения Северного старца — одного из хозяев мироздания, который зимой бродит среди людей и собирает дань в виде страхов и заблудившихся душ. Поначалу пришлось нелегко: у духов-хранителей кровная привязанность к родным местам, и мы привыкали жить без куска собственной плоти, все равно что руки или ноги. Но по крайней мере, там было спокойнее, до севера раздоры еще не добрались. А кроме того, нас нашел один старый колдун-отшельник — толковый, честный и тоже когда-то
