Лили Сент-Кроу - Предательства
А действительно ли Пепел спасал меня?
У меня наконец-то заработал мозг. Не поздновато ли?
«А теперь он (график, то есть) исчез». Значит, тот, кто должен был за мной присматривать, нарочно забрал его, так как знал, что на меня нападут.
И убьют. Не просто нападут, а убьют. Называй вещи своими именами, Дрю.
Я тихо выдохнула.
Кристоф. Сын Сергея. Он был прав: кто-то пытается убить меня. Но он не сказал всей правды. Я окружена ложью. Опасной ложью.
Смертоносной ложью. Сегодня там, в лесу, меня могли убить.
Я в любой момент могу умереть. Даже во сне. Я задрожала и обняла себя руками, пытаясь согреться. В комнате было холодно. Холодно еще и оттого, что она не моя.
Единственный человек, с которым я могла бы поговорить и который мог бы мне помочь разобраться во всем этом безумии, был внизу, в общей комнате. Мне не хотелось туда идти. По крайней мере, сейчас.
Я свернулась калачиком на кровати. Была ночь, и в Школе бурлила жизнь. В воздухе чувствовался неслышный шум дыхания и сердцебиения людей, населявших пространство вокруг. Но мне было одиноко, безумно и непреодолимо одиноко. Мне было даже хуже, чем когда я сидела одна дома и ждала, пока за мной придет папа.
Глава 12
Через два дня холодный фронт из Канады, наконец, сдал позиции. Лед растаял, река из плоской серой ленты превратилась в гибкую серебристую змею. Вместо твердой промерзшей почвы образовалась мокрая грязь. Грозы со штормовыми ветрами и ливнями, прогремев, умчались прочь. Дни стояли тусклые, окрестности окутывал плотный туман. Я сидела как в стеклянном шаре, наблюдая погоду из-за зарешеченных окон Школы. Я не могла находиться в комнате. Ощущения — словно в тюрьме. Поэтому стала посещать занятия.
Это был отдельный вид пытки. Сидишь, а в голове стучит молотом: «Он мне наврал» или «Меня хотят убить». Все остальные мысли разлетались прочь, и я совершенно теряла нить рассуждений преподавателя.
Дибс ходил со мной в столовую на завтрак и обед, но почти все время молчал. Просто сидел и иногда мог выдавить из себя «привет». Да, робость его не знала границ.
Кроме Грейвса со мной никто не разговаривал. Да и он тоже очень мало. И ни о чем важном. Только «У нас был кросс в парке» или «Спиннинг повел нас по магазинам» или «Я тут узнал про одного парня, прикинь, он такое учудил!». Я согласно угукала, кивала, изо всех сил старалась выглядеть заинтересованной. А потом в голове снова как загудит: «Он мне наврал». Или «Меня хотят убить. Может, даже в этой комнате». И все. Я смотрела прямо перед собой, потому что боялась, что начну изучать всех вокруг — вдруг у кого-то нехорошие намерения. Я даже не в состоянии определить возраст окружающих. Может, они уже старики, но я ведь никогда не узнаю.
Я не понимала, почему чувствую себя так, словно меня все предали. Кристоф частично вампир, вообще-то. Как и многие другие, кто мог желать моей смерти.
Как и я…
Наследственность никуда не девается. Это я выяснила, посещая двухчасовые занятия по истории, оказавшиеся, как ни странно, полезными. Как бы далеко в роду ни оказался кровосос, все потомки будут дампирами. Они получают силу, скорость, способность перевоплощаться и… жажду крови. Причем все они мальчики. На тысячу мальчиков приходится одна девочка, которая чаще всего погибает в юности. Вампиры находят ее до становления и высасывают всю кровь, получая огромный заряд энергии и мощи.
Весело, да? Так я, оказывается, большая редкость. Я и Анна. Интересно, а есть ли еще кто-то? Вероятно. Может, я и не такая особенная. Кстати, вервольфы — залог того, что я выживу. Им ни к чему моя смерть, верно? Ну, если только они не служат Сергею.
Но как это узнать наверняка? Никак.
Из Школы мне не выбраться. По крайней мере, пока.
Грейвс не будет со мной возиться. Остальные тоже. Что мне делать? Ходить за волками по пятам и ждать, пока они надо мной сжалятся? А вдруг кто-то из них почему-то (одному богу известно, почему) меня ненавидит?
Кстати, а я хоть когда-нибудь задумывалась о том, как незамеченной подобраться к сараю для лодок?
Я снова сидела на лекции по истории, примостившись на краю скамейки. Двери поменяли, стены в коридоре подлатали, но на панелях, которыми они были обшиты, еще виднелись выбоины и трещины, на пол местами положили новое покрытие, резко выделявшееся на общем фоне. Новые вставки пахли формальдегидом.
Я подтянула колени к груди и устроила на них блокнот. Из-под карандаша выходили причудливые арки и каменные стены. Я стала заштриховывать каждый кирпичик, из-под плит пустила пробиваться травку. В середине листа, однако, оставалось большое свободное пространство.
Грейвс присел рядом со мной, а по другую руку от него сел, поставив локти на колени, парень по прозвищу Спиннинг: черные, как у эмо, зачесанные набок волосы, шоколадные глаза, тонкие запястья, солдатские ботинки и ускользающая улыбка. Ирвинг уселся на пол, обняв руками колени. Все остальные меня всячески избегали. Даже Дибс в классе делал вид, что совсем меня не знает. Я заметила: стоило Ирвингу раскрыть рот, Грейвс и Спиннинг обменивались многозначительными взглядами.
Как раз в тот момент Блондин что-то бубнил про основные правила взаимодействия между дампирами и вервольфами. Я заштриховала еще один кирпичик.
— Дампиров обучают тактике, а вервольфов — логистике, что ставит и тех и других в выгодную позицию по силе. Вервольфы, в отличие от дампиров, лишены чувствительности к инвазии вампиров, а у дампиров отсутствует способность к консенсусу и сотрудничеству, свойственная вервольфам. Эти черты прекрасно дополняют друг друга. И только когда мы смогли договориться, нам удалось очистить от вампиров и удержать за собой огромные территории.
— А раньше? — поинтересовался Грейвс.
У побледневшего Блондина из-под верхней губы показались клыки, но других признаков трансформации не появилось.
— Раньше? Мы погибали. Мы были близки к полному истреблению. Война против вервольфов начиналась в любой момент, когда того желали носферату. Тех, кого не брали в плен, убивали, или они оставались жить по милости Принца крови. В качестве Сломленных.
Я навострила уши. «Со сломленной волей», — прозвучал у меня в ушах голос Кристофа. Я оторвалась от листочка.
— Сломленные? Что это значит?
И тут же почувствовала себя дурой. Наверное, не стоило задавать подобный вопрос в окружении волков. Для них это больная тема.
Господи. По аудитории пролетел шепоток. Спиннинг опустил плечи и откинулся на спинку скамьи.
— Может, кто-то хочет ответить на этот вопрос? — Блондин оглядел аудиторию. — Нет? Ну, тогда придется мне. «Сломить» человека, даже дампира очень просто. Лишение сна, временный недостаток протеинов, постоянная пропаганда — иначе говоря, «промывание мозгов» — и все. С вервольфами или с оборотнями — как мистер Грейвс — сложнее из-за их устойчивости как к физическому воздействию, так и к убеждению.
— Они упрямые, — тихо пробурчал Ирвинг, и снова аудитория заволновалась. Если не прислушиваться, то можно подумать, что это смех.
— Они стойкие, — поправил Блондин самым надменным тоном, на какой был способен. — И тем не менее, это возможно. Наиболее распространенный способ — приковать жертву цепями внутри татры. Это полый каменный прямоугольный параллелепипед, достаточно большой, чтобы позволить жертве находиться в нем стоя, но недостаточно просторный, чтобы повернуться, наклониться или сесть. Цепи прикреплены к ошейнику, на внутренней стороне ошейника расположены шипы, вот так. — Он показал ухоженными руками в воздухе. — Поэтому жертве приходится с большой осторожностью двигаться даже в таком ограниченном пространстве. Сырое мясо кладут на пол или же снаружи под дверью. Запах еды сводит с ума, а потом мясо начинает гнить. Каждый день из отверстия над головой жертвы льются потоки воды. Есть опасность захлебнуться или получить воспаление легких. Кроме того, к делу подключают похитителей снов — существ, выращенных Магараджей.
Внимание мое обострялось с каждой секундой. Сидящий рядом Грейвс напрягся.
— Похитителя снов, — продолжал Блондин, — сажают в непосредственной близости от вервольфа, кормят его падалью и разрешают петь. Кто-нибудь знает, какой эффект имеет их песня?
— Я знаю, что происходит, когда они засовывают язык тебе в рот и начинают пить, — тихо сказал Грейвс. — Да, и поют. Я помню.
Я этого не помнила. То ли я была без сознания, то ли мне снился на редкость яркий сон, то ли мое подсознание собрало по кусочкам все впечатления и выдало их за воспоминание. Но я помню, что было после того, как Грейвс оторвал от меня похитителя снов, а Кристоф прекратил мою истерику.
Кристоф. Он врал. И не сказал мне ничего. Сволочь. И еще кто-то врал. Может быть, Анна. Но она тоже светоча. Ничего не понимаю. Вампиры ведь враги, верно? Кто стал бы с ними сотрудничать?