Юрий Волузнев - Черное зеркало
Он коснулся губами краешка ее мягкого рта. Таня чуть отстранилась, полускрытым в ресницах мерцающим взором посмотрела в его глаза…
Он вжался в ее оказавшееся таким желанным, бьющимся в нетерпеливой дрожи пышное тело. Покачиваясь в танце, он чувствовал, как горячие волны набегают одна на другую, как жаркое дыхание соединяет их пьющие друг друга губы и как судорожно пробегающий по зубам влажный кончик языка трепещет, доводя его до высшей, критической точки возбуждения…
Внезапно интимную обстановку взорвали гнусавые, с каким-то завыванием вопли.
Всех как заклинило. Взгляды устремились к обеденному столу, за которым в пьяном непотребстве, с закрытыми глазами раскачивался на стуле Виктор Максимович и, дирижируя себе пустым фужером, издавал противные звуки.
— Ну-ка, встань, приятель! — потряс его за плечо Петька.
Но мужик закапризничал, начал вырываться, нечленораздельно ругаясь и отпихиваясь.
Серега подскочил к нему, схватил за воротник и резко выдернул из-за стола.
Мужик затрепыхался, замотал руками, как тряпичная кукла, и дико захлопал глазами.
— Что делать с этим козлом?! — злобно тряся обмякшего Виктора Максимовича, прошипел Серега. — На лестницу вышвырнуть?..
Барин подошел ближе.
— Гость все-таки… Как-то негуманно… — неуверенно сказал он. — Дать ему стопаря, что ли?.. Пусть отрубится и в прихожей полежит, пока не проспится…
Налил стопку, сунул под нос начинающему приходить в себя мужику.
Серега отпустил его. Тот постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, обвел окружающих мутным взглядом. Потом заметил стопку, схватил ее и опрокинул в рот.
Как ни странно, но через пару минут Виктор Максимович очухался. Как-то робко огляделся, чего-то вдруг очень испугался. И бочком, бочком направился к двери.
— Ты куда, мужик? — поинтересовался Игорь.
— Я пойду…
— Куда ж ты такой пойдешь, мудила!.. — хмыкнул отошедший от бешенства Серега.
— Ничего… не впервой…
В прихожей отыскали его плащ. Помогли надеть.
— Точно доедешь? — усомнился Барин.
— Доеду, доеду…
— Ну хрен с тобой… Погоди!
Барин отошел к столу, взял недопитую бутылку и, плотно завинтив горлышко пробкой, сунул ее тому в карман.
— Это тебе на посошок… Только сразу не пей. Дотяни до дому.
Дверь захлопнулась. И Виктор Максимович, так никем и не опознанный родственник усопшей Ларисы Липской, исчез в туманной дали бескрайних просторов бытия…
— Козел! — вполголоса ругнулся Серега, закуривая сигарету. — Только уболтал бабу, только потекла…
— И у меня… — отозвался Игорь. — Я уже неделю на простое. Лопну скоро… Представляешь, даже на соседку стоит…
— Это на ту, что была-то?.. — хохотнул Серега.
— Ну…
— Правильно, Игорек! Всякую шваль на х… пяль. Бог пожалеет — хорошую даст.
Внезапно Игорь заметил, что в дальнем углу дивана оживленно беседуют Гоша и Эдичка. Глаза у Гоши туманно сияли, рука мягко похлопывала Эдичкину коленку. Игорь толкнул Серегу плечом:
— Убери от него Эдичку.
— А что, голубой, что ли?
— Черт его знает. За ноги не держал. Но похоже.
Серега заржал:
— Корректирует Эдькину сексуальную ориентацию?.. Давай я его вырублю.
— Сам уйдет…
Серега поднялся. Но тут заиграла музыка, и Иришка, подбежав к дивану, вытянула Эдичку на середину.
— Давай потрясемся!
— Ну вот и уладилось. А ты боялся… — хмыкнул Серега и пошел к своей блондинке.
После получасового бешеного ритма сменяющихся один за другим однообразных хитов все попадали кто куда. В это время вернулся с трудом дозвонившийся в дверь Юрик. Снова зазвенела посуда, под потолком сгустились облака сизого дыма.
Петька сидел на диване и, окруженный дамами, рисовал что-то такое, отчего те заливались визгливым смехом. Мужиков не подпускали.
— В чем дело? — сгорая от любопытства, тянулся в их сторону Барин.
— Сейчас увидишь! — хохоча во весь свой широкий рот и сверкая белыми зубами, отмахнулась Марина. Потом схватила рисунки и, развернув веером, показала собравшимся.
Это были шаржи. Пьяная Петькина фантазия разыгралась не на шутку. И каждый из присутствующих был не только поразительно узнаваем в этих рисунках, но и снабжен пикантными, свойственными именно ему аксессуарами.
Естественно, все одинаково гоготали над чужими портретами, но по-разному и с большей долей критичности воспринимали свои. Игорю сразу вспомнилась аналогичная сцена из «Незнайки».
Эдичка покраснел как рак и быстро куда-то засунул свое изображение. Гоша презрительно усмехнулся и даже не прикоснулся к рисунку.
Больше всех потешался Барин.
— Я на основе твоих шаржей всем нам визитные карточки закажу, — в перерыве между приступами хохота пообещал он.
— Клево! — оценила свой портрет Иришка и повесила его себе на шею.
Гоша подошел к ней. Скорчил кривую мину.
— Ты хоть в Эрмитаже-то была?
— Была, была… — Она пренебрежительно скользнула по нему взглядом. — Не пальцем деланная… Эдуард!
Иришка схватила Эдичку за рукав и потащила за собой:
— Ты мне нужен. Пойдем-ка на пару слов…
Игорь налил два стопаря и примирительно обратился к Гоше:
— Бухнем?
Тот брезгливо поморщился:
— Благодарю за любезность. Будет надо — сам себе налью.
— Ты чего кислый такой? Бродишь как тень отца Гамлета…
— Слушай, иди к своим!..
— А тебе не кажется, Гоша, что мы сегодня твою сестру поминаем?
— Нет, не кажется. Вы тут такой бардак устроили… Те, кто действительно поминал, давно уже ушли.
— Ну извини…
Игорь отошел и подсел к Барину, который настраивал гитару. Затем взял несколько аккордов, прокашлялся. После чего потребовал водки.
— Иначе не тот кайф, — объяснил он.
Игорь придвинулся к Тане. Обнял за талию, прижавшись к ее мощному телу и зафиксировав ладонью основание полной груди. Та дернулась слегка, но не отодвинулась.
Барин запел:
— На Театральной площади немного театрально
Стоял я, опершись рукой на Оперный театр…
Бренчал незамысловато, однообразными аккордами, но зато пел проникновенно и трогательно. С душой.
За первой песней зазвучала вторая, затем третья… Постепенно лицо Барина как-то скривилось. Он запнулся, всхлипнул… И вдруг слезы ручьем потекли по его обветренным щекам.
Марина нежно погладила седую шевелюру:
— Бедненький…
Барин налил полный стакан, залпом выпил. Вытер глаза:
— Простите, ребята. Не могу больше…
Игорю была не совсем понятна эта вселенская тоска людей шестидесятых, какой-то надлом и душевная боль. Но чувствовалось, что им в отличие от более молодых было открыто нечто такое, что на всю оставшуюся жизнь каким-то осколком застряло в сердце, отпечаталось в душе и, несмотря ни на какие передряги, держало их на плаву…
В комнату незаметно проскользнули Эдичка и Иришка.
Игорь поднял глаза.
Иришка, вся раскрасневшаяся, с победоносным взором, усадила Эдичку рядом с собой на диване.
Компьютерный гений имел такое глупое и счастливое выражение лица, что Игорь даже удивился. Он никогда в жизни не видел таких счастливых физиономий. Глаза сияли, излучая флюиды неземного блаженства. Рот непроизвольно растягивался в бессмысленной, растерянно блуждающей улыбке. И казалось, будто сам Эдичка был окружен каким-то радужным ореолом…
Игорь перевел взгляд на сестру и показал кулак.
— Брат, не бери в голову, — отмахнулась она.
Гоша поднялся из кресла. С какой-то неопределенной, кислой миной оглядел Иришку с ног до головы и, неприкаянно послонявшись по комнате некоторое время, наконец куда-то исчез.
Вновь забулькало из бутылок. И кто-то, обдумывая очередной тост, снова вдруг вспомнил о Ларисе.
— Земля ей пухом! — провозгласили собравшиеся и продолжили веселье. Юрику была позволена еще одна соточка.
В оконное стекло громко стукнуло. Все обернулись.
— Что это?
— Да так… — махнул рукой Игорь. — Барабашка развлекается.
— Налить барабашке! — скомандовал Барин.
Идея была единогласно одобрена, и полстакана водки выплеснули в темный угол.
— Мужики! — внезапно завопил Серега. — Хватаем телок — и айда в кабак!
— Чего ты разошелся! — поднял голову Барин. — Я тебе покажу «телок»!.. Девки, не обижайтесь на дурака… Какой еще кабак! Мы тут все свои… Чего тебе еще не хватает? Приключений на задницу?..
— Не отрывайся от коллектива! — крикнул Петька, незаметно для Игоря притиснувшись к покладистой Тане и шаря у нее под подолом.
Но Серегу уже понесло. Он потащил свою блондинку в прихожую.
Барин обреченно махнул рукой.
Серега, поманив Игоря, зашептал ему прямо в лицо:
