Эмери - Лера Виннер
Он говорил, что мы будем путешествовать, что сможем ехать, пока нам не надоест или пока не найдем место, деревню или город, в котором захотел остаться. Обещал показать мне все то, что так любит в этом мире.
Рассказывая обо всем этом, он быстро собирал вещи – то немногое, что мог взять на первое время из этого дома. То, что непременно понадобится человеческому телу, коль скоро оно у меня появилось: одежда, белье, щетка для волос.
У нее, – у меня, – были длинные, светлые, легкие как пух волосы.
После мы под покровом ночи пробрались к нему, чтобы он тоже мог собраться. Серджио брал только самое необходимое – одежду, бритву, запас необходимой ему провизии.
Ни одного исписанного листа бумаги он с собой не взял.
– Почему? – спросила я.
– Потому что я не хочу, чтобы ты меня таким видела, – ответил он.
И я поняла.
То вдохновение, тот талант, что я могла подарить ему, не шел ни в какое сравнение с его былыми бледными потугами, а он желал стать для меня тем, кто все может. Тем, кто меня достоин.
Так началась наша жизнь. Для него новая, для меня – украденная.
Ни я, ни Серж не видели в этом ничего предосудительного.
Проведя в пути всю ночь и утро, на следующий день мы мылись в реке. Я все еще не сразу справлялась с телом, движения выходили неловкими, и он принялся помогать мне смывать дорожную пыль и еще не успевший выветриться запах чужой души.
Осторожно, не уверенная в том, что не сожму его слишком сильно и не причиню вреда, я коснулась его плеча. Впервые ощутила его под своей ладонью, узнала, какой теплой была его кожа. Какой он, оказывается, сильный. И хрупкий одновременно.
В тот день в тени старого клена Серджио впервые любил меня.
В его взгляде читалось благоговение, а каждое касание было таким нежным, словно это он мог причинить мне боль.
Впрочем, боль эта и правда была – короткая, резкая, заставившая меня сначала испуганно прижаться к нему, а потом разозлиться.
– Все хорошо. Так больше не будет. Это только в первый раз, – он поцеловал меня за ухом и принялся гладить по голове, улыбаясь.
Подобное и правда не повторялось впредь. Тело привыкло ко мне, – и к нему, – очень быстро. День ото дня, ночь от ночи мои движения становились все ловчее. Я полюбила запах лошадей и лета. Аромат яблок и леса. Ощущение бумаги под своей ладонью.
С каждым разом я все смелее тянулась к Сержу, без глупого человеческого стыда и утайки наслаждалась им, изучала его ставшими такими чувствительными пальцами.
Мне казалось, что если я лишусь возможности касаться его, для меня наступит небытие, вечная холодная пустота, но без него даже это было не страшно.
Мы приняли решение странствовать, пока не увидим место, которое нам обоим понравится, и каждый рассвет сулил нам новый путь.
– Ты знаешь, я думаю… Ты ведь принесла такую жертву ради меня, – сказал он однажды. – Ты была свободна, могла лететь куда пожелаешь, в мгновение ока очутиться где угодно. Никто и ничто не могло причинить тебе вред. Но ты добровольно заперла себя в этом теле, согласилась на человеческую жизнь со всеми ее лишениями.
– Это потому что я люблю тебя, – я удивилась так сильно, что даже приподнялась на локте.
Стоял знойный послеполуденный час, и мы лежали в тени на берегу пруда.
Мне не было жарко, но на дороге я заметила, что по вискам моего Сержа катятся капли пота и уговорила его сделать остановку.
Он совсем не щадил себя, зачем-то стараясь приблизить свои потребности к моим. Как будто не понимал, что это невозможно – просто потому, что он, в отличие от моего тела, продолжал жить.
– А я люблю тебя, – он отозвался мгновенно и столь серьезно.
Словно ни о чем другом речь и вовсе не шла.
В этом был весь он, настоящий Серджио.
Многие из подобных мне возвращались от людей другими, изменившимися. Одних превращали в бессловесных рабов под печатью молчания, иных боготворили.
Серджио Амани сделал меня равной.
Я не могла покинуть полученное тело, но могла нашептывать ему мысленно – слова и сюжеты. Оживлять их для него, превращая в ослепительно яркие картинки.
Где бы мы ни останавливались, Серджио писал. Неистово, страстно, отдавая делу всего себя. Как будто в этой жизни у него было лишь два дела – переносить на бумагу свои истории и любить меня.
Через несколько месяцев нам перестали быть нужны слова – достаточно стало того, что я просто сидела с ним рядом. Лишь изредка поднималась, чтобы принести ему еды или воды, без которых он не мог обойтись, но о которых забывал, погружаясь в работу.
Счастливые, легкие, беззаботные дни.
Они закончились вместе с зимой, когда весна была уже так близко.
Когда тело, которое я столь опрометчиво привыкла считать своим, сносилось.
Все эти месяцы я не забывала о нем, и всеми силами старалась поддерживать в нем крупицы жизни. Даже помня, что оно лишь на время, я хотела это время продлить, но тщетно.
Сначала пришел неприятный запах, после кожа сделалась дряблой.
– Оно умирает, – я первой произнесла это вслух.
– Значит, тебе нужно другое? – на долю секунды в глазах Сержа мелькнула обреченность и страх.
Он все еще не мог убить, но теперь уже готов был сделать это, если бы в противном случае рисковал потерять меня.
Я поморщилась, чувствуя, как плохо слушается меня это лицо и эти губы:
– Нет, не получится. Она пригласила меня сама. Кто, по-твоему, согласится на подобное?
– Я, – он ответил так тихо, что я едва расслышала. – Не оставляй меня, Эми.
Эта мольба была хуже того, что нам предстояло.
Не позволив телу ведьмы, – телу, с которым он был так нежен, – истлеть окончательно и стать безобразным, мы похоронили его под горой, и я стала жить с Серджио.
Оставаться рядом с ним бесплотной, не имея ничего, за что могла бы ухватиться в его мире, я не могла. Мне пришлось объяснить ему, что одно тело на двоих – плохое решение, временное. Чем дольше я соседствовала с ним, тем больше своих
