Долина зверей - Элджернон Генри Блэквуд
— Он ушел туда, чтобы спасти свою жизнь. Я дальше не пойду.
Такое ослиное упрямство не могло не взбесить Гримвуда. Он уже начал осознавать, что едва ли сумеет уговорить индейца сдвинуться с места. Но силой мало чего добьешься. Однако для таких, как он, принадлежащих к высшей расе, что могло быть естественнее, чем ставка на силу? Не зря же среди знакомых он пользовался славой грубого и жестокого человека.
— Насколько я помню, в поселении ты считаешься христианином, — Гримвуд попытался зайти с другой стороны. — А неповиновение сулит адские муки. Ты это знаешь!
— Я христианин там, где живут люди, — последовал ответ, — но здесь правит Красный Бог. Это долина Иштота. Ни один индеец не пойдет туда охотиться, — сказал как отрезал.
Вне себя от ярости англичанин отбросил спальник, встал, обошел костер. Поднялся и Тушалли. Они стояли друг против друга — два человека среди девственной природы под взглядами бесчисленных невидимых лесных глаз.
Тушалли замер, опустив руки, хотя и чувствовал, что этот ничего не понимающий бледнолицый готов ударить его.
— Вы пойдете один, мистер Гримвуд.
Англичанин чуть не задохнулся от злости.
— Я же заплатил тебе! — прорычал он, — И ты будешь делать то, что говорю я, а не ты! — Крики его разбудили эхо.
Но индеец твердо стоял на своем.
— Я дальше не пойду.
Этого Гримвуд снести не мог.
— Ты слишком часто повторяешь одно и то же, Тушалли. — И ударил его в лицо.
Индеец упал, поднялся на колени, вновь повалился на бок, потом все-таки сел. И все это время его взгляд не отрывался от глаз англичанина.
А тот угрожающе навис над индейцем.
— Этого достаточно? — выкрикнул он.
— Я дальше не пойду. — Ответ не заставил себя ждать, хотя из разбитой губы индейца уже струилась кровь. Но в глазах его не было страха. — Это долина Иштота. Иштот все видит. Он видит и ВАС, — последнее слово Тушалли выделил особо.
Гримвуд, вновь было занесший руку для удара, вдруг замер. Затем рука его упала. Он не мог сказать, что именно остановило его. Возможно, он испугался собственной ярости. Знал, что дай ей волю, и он будет махать кулаками, пока не забьет индейца до смерти. А может, дело было не только в этом. И его сдержала спокойная твердость Тушалли, умение терпеть боль, прямой и загадочный взгляд. И что-то было во фразе «Иштот все видит».
Короче, он так и не понял, почему не ударил второй раз. Но англичанину стало как-то не по себе. Всем своим нутром он ощутил тишину окружающего их леса. И дыхание этого леса, молчаливо взирающего на него, способного вот так запросто убить человека, разом охладило его пыл. Кулаки Гримвуда разжались, дыхание выровнялось.
— Ну ладно, я по натуре не такой уж злодей, но твое упрямство выведет из себя и святого. Даю тебе еще один шанс. У тебя впереди ночь, чтобы все обдумать. Ты понял, Тушалли? Посоветуйся со своим… — предложения он не закончил. Язык не повернулся произнести имя Бога. Гримвуд вернулся к своему спальнику, забрался в него и через десять минут уже крепко спал, утомленный не столько долгим дневным переходом, сколько недавней вспышкой ярости.
Индеец же так и остался сидеть у едва тлеющего костра.
Ночь правила лесом, небо сияло мириадами звезд, лесная жизнь, тайные законы которой шлифовались миллионы лет, текла своим чередом. И краснокожий, с младенчества живущий вблизи этой тайны, растворился в кустах, как делали это его четвероногие учителя.
Он двигался, возможно, не подозревая, что двигается. Мудрость его, почерпнутая у вечной матери-природы, не подвела. Мягкая, крадущаяся походка, ровное дыхание. Ни звука, ни шороха. Звезды видели его, но молчали. Легкий ветерок знал о его местонахождении, но не выдавал…
Холодный рассвет забрезжил меж деревьев, выхватывая из темноты серую золу и лежащего рядом человека, с головой забравшегося в спальник. Человек ворочался, потому что видел сон. Перед ним возникла темная фигура. Прошептала: «Возьми, — и сунула в руку искусно вырезанную палочку. — Это тотем великого Иштота. В долине белые Боги оставят тебя. Позови Иштота… Позови, если посмеешь», — и темная фигура исчезла из сна и памяти…
Проснувшись, Гримвуд первым делом заметил отсутствие Тушалли. Костер не горел, не бурлил котелок с чаем. Не оставалось ничего иного, как подниматься и самому разжигать костер. Душу наполняли смятение и тревога. Лишь одно он знал наверняка — проводник покинул его.
Холод пробирал до костей. Не без труда от разжег костер, вскипятил воду для чая. Индеец ушел. То ли удар в лицо, то ли страх перед Богом, а может, и то и другое погнали его прочь.
И он, Гримвуд, остался один. То был непреложный факт.
Когда он скатывал спальник — автоматически, кляня про себя на все лады индейца, — его рука наткнулась на деревяшку. Он уже хотел выбросить ее, но обратил внимание на необычную форму. И тут же вспомнился этот странный сон. Сон ли? В руках он держал тотем, сомнений не было. Значит, это был не сон. Тушалли ушел, но, следуя только ему ведомому кодексу чести, краснокожий позаботился о его безопасности. Гримвуд хмыкнул, но все же сунул тотем за пояс.
— Кто знает, может, и пригодится, — пробурчал он себе под нос.
Да, думал он, ситуация сложная. Он один в девственном лесу. Опытный проводник, знающий лес как свои пять пальцев, покинул его. Что же ему делать? Слабак повернул бы назад, идя по своему же следу. Но он, Гримвуд, из другого теста. Да, он встревожен, но сдаваться не собирается. Да, у него есть недостатки. К примеру, вспыльчивость и грубость. Но и решимости ему не занимать. Он настоящий игрок. Он пойдет вперед. И через десять минут после завтрака, предварительно припрятав оставшуюся провизию, Гримвуд двинулся вниз, в загадочную долину — Долину зверей.
В рассветных лучах она казалась особенно красивой. Деревья смыкались за ним, но он этого не замечал. Долина манила к себе…
Гримвуд шел по следу гигантского лося, которого хотел убить. Воздух пьянил, как вино, то и дело попадались пятнышки крови на листьях, на земле. Постепенно он все более проникался очарованием долины. Могучие ели вздымались к небу. Гранитные утесы сверкали на солнце… Долина оказалась гораздо больше, чем он предполагал. Он чувствовал себя в полной безопасности, словно попал домой… Здесь можно остаться навсегда и обрести покой… Оказалось, что в одиночестве есть своя прелесть. Впервые в жизни душа его успокоилась.
