Демонический Любовник - Дион Форчун
Мужчины за столом бескопокойно заерзали и переглянулись.
– С каким результатом? – осведомился дознаватель.
– Он остановился в Буффало, доехал до Ниагары и оказался по другую сторону подвесного моста.
– В Канаде?
– Нет, в реке, – ответил спящий, бесстрастное лицо которого странным образом контрастировало с вызывающим тоном его голоса.
Мужчины, сидевшие в тускло освещенной комнате, переглянулись. Журналист пожал плечами; юрист начал возиться с бумагой и ручками, а зрачки в глазах секретаря расширись и снова сузились, как у кошки. Молчание нарушил старик, сидевший слева от председателя.
– Мне это не нравится, – сказал он. – Мне это совсем не нравится. Я не могу одобрить таких методов. Ради всего святого, давайте полагаться в подобных вопросах на решения разумов куда более высших, чем мы, а не вершить правосудие своими собственными руками.
– Дух, появившийся в Братстве, – ответил председатель глубоким, раскатистым голосом, -Может привести лишь к катастрофе, – и он посмотрел на секретаря так, как если бы тот был ответственным за эту американскую смерть. Зрачки странных глаз секретаря исчезли совсем, а радужки заполнились зелеными отблесками, напоминавшими отсветы огня в черном опале, но журналист внезапно выступил в его защиту.
– Сейчас не время для полумер, – сказал он. – Убедитесь, что ваша политика верна, а затем пойдите и добросовестно выполните свою работу. Посмотрите, как изменилось наше положение с тех пор, как новый дух вошел в Братство, ведь из простых антикваров мы превратились в силу, с которой приходится считаться в международной политике.
Один за другим они заговорили с чувством собственного достоинства, но секретарь сохранял молчание; казалось, что именно его, хотя к нему никогда и не обращались напрямую, все остальные считали ответственным за этот новый дух. Наконец, каждый высказал все, что хотел, и за круглым столом воцарилась тишина. Секретарь поднял свои странные глаза и посмотрел на председателя.
– Мне привести его в чувства? – осведомился он.
Председатель угрюмо кивнул. Смуглая рука секретаря быстро проделала несколько своеобразных захватывающих движений над лицом спящего, поэтому тот слегка пошевелился и уютнее устроился на кушетке. Однако было очевидно, что его смертельная
неподвижность сменилась нормальным сном. Через минуту или две он вновь зашевелился, проснулся, сел и ошеломленно посмотрел на лампу. Секретарь налил чашку дымящегося кофе из вакуумного термоса и протянул ему, ибо приближалась ночь и человек дрожал от холода. Горячее питье быстро вернуло его в нормальное состояние сознания и он поинтересовался, удалось ли им узнать какие-либо новости о Германе Хаусмане, и ему повторили все то, о чем он говорил. После известия о самоубийстве он присвистнул и пристально посмотрел на секретаря.
Вскоре встреча закончилась, присутствующие стали расходиться по двое и по трое; у двери каждый из этих трезвомыслящих людей, умудренных жизненным опытом, сделал странную вещь, развернувшись и поклонившись так, как если бы выходил из церкви, ибо в полумраке в конце комнаты можно было различить смутные очертания алтаря, на котором горел красный огонек.
В числе последних уходящих был старик с длинной белой бородой. Остановившись возле секретаря, он протянул его старую жилистую руку. После почти незаметного колебания, секретарь пожал ее своими тонкими смуглыми пальцами.
– Лукас, – сказал старик, – Никто не ценит того, что ты делаешь для Братства, выше, чем я, и я молю Бога, чтобы тебе никогда не захотелось получить того, чем ты не должен обладать.
ГЛАВА 2
Оставшись в одиночестве, Лукас выключил электрический вентилятор и в комнате воцарилась почти осязаемая тишина. На миг он замер, все еще держа руку на выключателе, как если бы не знал, что собирался делать дальше, а потом подошел к столу и остановился, уставившись на разбросанные бумаги, не делая при этом попыток их собрать; он явно был глубоко погружен в свои мысли, воспроизводя в памяти события прошедшего вечера и пытаясь понять их значение. Было вполне очевидно, что он был не на лучшем счету; даже если его сторонники и защищали его, его противниками были самые влиятельные члены Братства и вечерние события помогли вывести на поверхность давно назревавшее недовольство. Действия Лукаса не одобрялись, он это прекрасно понимал; а если его действия не одобрялись, то ему следовало быть готовым исправиться или возникли бы серьезные проблемы, ибо одно дело вступить в оккультное общество, и совсем другое -выйти из него.
Он хорошо знал своих руководителей, людей высочайших идеалов, обладавших также и непоколебимым чувством справедливости, и понимал, что за неповиновение не стоит ждать прощения. Сперва придет приказ явиться в Ложу и объясниться; если это их не удовлетворит, ему прикажут вернуть в архивы все знаки отличия, символы и манускрипты, и он будет торжественно предупрежден по формуле тысячелетней давности, что в будущем он может пользоваться оккультными силами искючительно на свой страх и риск; и затем ему будет велено уйти и никогда больше не общаться со своими собратьями.
Стоило ему, однако, начать упорствовать в своих злых намерениях, и особенно использовать в своих извращенных целях те силы, которые он обрел, и тогда бы нечто, находившееся на другом плане существования, расправилось с ним. Ни один человек не поднял бы и пальца против него, никто бы не воззвал к закону, не упомянул бы имени его со злым умыслом, но все равно бы с ним что-нибудь случилось, и после этого он уже не успел бы совершить ни добра, ни зла за то короткое время, которое бы ему осталось просуществовать.
Лукасу все это было прекрасно известно и он, засунув руки в глубокие карманы брюк, медленно ходил по комнате, высчитывая свои шансы на спасение, реши он выбрать курс на
неповиновение.
Шесть лет назад, обладая возможностью построить перспективную журналисткую карьеру, он внезапно покинул Флит Стрит [1], и к удивлению и неодобрению своих коллег занял пост секретаря в обществе, занимавшимся сравнительным изучением фольклора. Они так и не смогли понять, почему он так поступил, а Лукас не просветил их на этот счет; но правда заключалась в том, что он управлял мирским пристанищем, которое должно быть даже у самых тайных из оккультных обществ, а именно такому обществу он и посвятил свою жизнь. Как было справедливо замечено этим вечером, он поднял Братство на совсем иную позицию, нежели та, которую оно занимало, когда он взял управление их делами в свои руки. Он увидел, что они занимались изучением ради изучения, и
