Джон Бойн - Здесь обитают призраки

Я взирала на нее, забавляясь и теряясь от подобной манеры речи; очевидно было, что сию тираду она слыхала не раз, — быть может, это дословная речь ее отца, поведавшего друзьям за ужином о визите королевских особ, — но столь взрослый синтаксис из уст столь юной девочки приводил меня в замешательство и немало тревожил.

— В итоге ее доставили в Лондон, — продолжала Изабелла. — Но у нее случилось прободение кишечника, и она скончалась. Король очень горевал. Он, как вы понимаете, сильно любил свою королеву. Пережил ее на четверть века и, однако, более не женился. Весьма достойный поступок, не находите? [22]Но он ополчился на прадедушку, ибо тот был хозяином дома, где случилось печальное событие. Более не приглашал его ко двору. Прадедушка ужасно огорчался: он был активным приверженцем короны. Как и весь наш род с самой Реставрации. Мы выступали на вражеской стороне в Войне Алой и Белой розы, но это было в стародавние времена. И со временем нам даровали прощение. Как бы то ни было, подобные события не проходят бесследно, как вы считаете? Кончина в доме?

— Но ты ведь сказала, что королева скончалась не здесь? — заметила я.

— Я веду речь не о королеве, — отмахнулась она, словно сочла мое возражение решительно несуразным. — Итак, о чем мы сегодня поговорим, Элайза Кейн? О короле Георге II? Или отправимся в глубь веков? Скажем, к Ланкастерам и Йоркам, раз уж я о них вспомнила?

— Еще дальше, — сказала я, открыв учебник и пролистав до намеченной главы. В классной комнате слегка засквозило, и я пожалела, что не прихватила теплый кардиган; впрочем, мне не хотелось его искать, бродя по пустому дому, мимо комнаты, где пускали кровь бедняжке Каролине Ансбахской. — Я предполагала, что мы начнем с пленения Эдмунда Тюдора [23]и корней сей победоносной, однако кровавой династии.

Я глянула в окно и вздохнула. Пока я не смотрела, кто-то из детей написал нечто на затуманенном стекле. Нечто столь вульгарное, что я не пожелала лишний раз привлекать к надписи их внимание.

Глава одиннадцатая

По воскресеньям мы с детьми посещали службы в деревенской церкви, и в первые недели, входя и шагая по проходу к семейной скамье у алтаря, я ощущала себя отчасти зверем в зоосаде. Все прихожане до единого эдаким ужасно ненавязчивым манером поворачивали головы, дабы создать впечатление, будто в действительности ни один не смотрит, и, однако, взгляды прожигали меня насквозь. Поначалу я полагала, что рассматривают они нарядно одетых детей, но постепенно заподозрила, что их больше интересует моя персона, — прежде не изведанное мною ощущение, ибо я не привыкла к тому, что на меня оборачиваются.

Меж этих бестревожных каменных стен душа моя воспаряла вместе с хором, почти незримым на галерее над дверьми, и я трепетно предвкушала воскресные утра и утешение, что дарила мне служба. Преподобный Диаконз читал вдумчивые проповеди; в отличие от проповедей, что мне доводилось слышать в Лондоне, слова его не создавали впечатления, будто он всякий раз заново переваривает и срыгивает их для очередной паствы, — впрочем, был он человеком молодым и призвание свое выполнял с воодушевлением. Когда он заговаривал о доброте и любви к ближнему, мысли мои нередко устремлялись к папеньке, и подчас нелегко бывало с собою совладать. Я прижилась в Норфолке — во всяком случае, так мнилось мне, — но внезапность моего отбытия из Лондона вскоре после скоропостижной папенькиной кончины разодрала мои чувства в клочья; ныне же, когда жизнь успокоилась, в одиночестве или в церкви помыслами я все чаще льнула к моему родителю. Я скучала по нему ужасно, вот в чем вся правда. Я скучала по нашим беседам; я скучала даже по насекомым книгам и сокрушалась, что ни одной не оставила на память, а отправила их все мистеру Хестону в Британский музей. «Я всегда стану о тебе заботиться, — сказал папенька по моем возвращении из Корнуолла. — Ничего плохого с тобою не случится». Но кто же позаботится обо мне теперь, когда он скончался? Кто защитит меня? Кто не допустит, чтобы со мною случилось дурное?

После одной необычайно трогательной гомилии, готовая разрыдаться при воспоминании о нашей с папенькой счастливой жизни, я сказала детям, что хочу побыть в церкви и помолиться в одиночестве, и мы уговорились спустя несколько минут встретиться возле деревенского насоса у обочины дороги, что вела обратно в Годлин-холл. Прихожане, по обыкновению, разошлись, и я опустилась на колени, закрыв лицо руками, и вознесла Господу молитву о том, чтобы папенькина душа обрела покойное пристанище, и о том, чтобы папенька приглядывал за мною и защищал меня по-прежнему. Вновь подняв голову, я заметила, что плачу, а преподобный Диаконз, к моему смущению, убирает с алтаря реликвии и смотрит на меня. Я села на скамью, а он приблизился и выдавил улыбку.

— С вами все благополучно? — спросил он.

— Все хорошо, благодарю вас, — отвечала я, слегка покраснев. — Я должна просить у вас прощения, я не имела в виду столь глупо себя вести.

Он качнул головой и сел на скамью впереди, развернувшись ко мне. Лицо у него было доброе, и это мне понравилось.

— Вам не за что просить прощения, — пожал плечами он. — Вы мисс Кейн, да?

— Совершенно верно.

— Новая гувернантка Годлин-холла?

Я кивнула, и он несколько отвернул слегка омрачившееся лицо.

— Вероятно, это я должен перед вами извиниться, мисс Кейн.

Я воздела бровь, не постигая смысла его слов:

— Это еще за что?

— Вы приходите сюда не первую неделю. Я видел вас в деревне и на службах, но сам не зашел к вам. Не представился, скажем так. Надеюсь, вы не думаете обо мне дурно.

— Вовсе нет, — отвечала я; говоря по чести, меня даже не посещала мысль, что он может выступить в путь, дабы познакомиться со мною. Кто я такая, в конце концов? Всего лишь платная работница. Гувернантка. Я не хозяйка Годлин-холла, хоть и единственная взрослая женщина в доме. — Вы, надо полагать, человек весьма занятой.

— Ну да, ну да, — медленно кивнул он. — Но это не оправдывает меня. Следовало найти время. Я говорил себе, что мне надлежит с вами побеседовать, но… — Он легонько вздрогнул, словно призрак прошел по его могиле, и мне почудилось, что Годлин-холл чем-то его страшит. — В общем, мне очень жаль, — после паузы прибавил он, встряхнув головой, дабы изгнать оттуда застрявшие мысли. — Как вам живется?

— Неплохо, — отвечала я. — Дети просто чудесные.

— Необычные дети, кажется мне, — поразмыслив, промолвил преподобный Диаконз. — Души их, разумеется, чисты, но они так страдали. Изабелла — на редкость умная девочка. Не исключено, что однажды она выйдет за блестящего человека. Юстас тоже подает немалые надежды.

Я нахмурилась, из всей его тирады разобрав лишь одно слово.

— Страдали? — переспросила я. — Как они страдали?

Он замялся.

— Все мы страдаем, мисс Кейн, не так ли? Жизнь есть страдание. До великого Судного дня, когда те, чьи сердца и поступки чисты, наконец вновь обретут мир и упокоение.

Я уставилась на него в упор. Разумеется, я не была близко знакома с преподобным и все же сочла, что замечание это не делает ему чести.

— Вы утверждаете, что они страдали, — не отступила я. — Мне кажется, вы подразумеваете нечто особенное, отличное от страданий человечества. Что именно, позвольте спросить?

— В их жизни случилось великое потрясение, — отвечал он, опустив голову и разглядывая обложку молитвенника, на которой, отметила я, значились буквы «А.Д.». — За последний год вы… которая же это… уже шестая гувернантка Годлин-холла.

Я удивленно воззрилась на него. Эта весть была для меня положительно нова.

— Шестая? — переспросила я. — Мне кажется, вы ошибаетесь, я всего лишь вторая. До меня гувернанткой была мисс Беннет. Наверняка она долго здесь пробыла?

— Ох батюшки, вовсе нет, — сказал преподобный Диаконз. — Нет, мисс Беннет прожила у нас всего месяц. А то и меньше.

— Месяц? — переспросила я. — Я не понимаю. Отчего она так поспешно уехала? И если вы не ошиблись в подсчетах, где предыдущие четыре? Если я шестая гувернантка за год, они прослужили здесь немногим дольше.

Викарий неуютно заерзал — он как будто уже раскаивался, что затеял этот разговор. По лицу его судя, он предпочел бы укрыться в безопасности своего обиталища, предвкушая вкусный воскресный обед и дневную прогулку со щенком.

— Мистер Рейзен, — сказал он. — Вам надлежит побеседовать с ним. Он ведь занимается делами поместья.

Мистер Рейзен! Опять он! К своему великому смущению, при одном его имени я вспыхнула. Пожалуй, в последние дни он изредка приходил мне на ум.