Пусть это буду я - Ида Мартин
Пятый этаж разительно отличался от всех остальных помещений дома. Облупившиеся, где-то раскрошенные до кирпича стены, черные от пыли и копоти потолки, сорванные с петель и валяющиеся посреди коридора и комнат двери. Свет сюда попадал через грязные треснувшие стекла. В нескольких комнатах окна и вовсе оказались побитыми, а пол усыпан осколками.
В одной из комнат на высоте метров четырех к потолку были приклеены горелые спички, а на стене красовался детальный рисунок обнаженной женской груди.
Во второй обнаружились вбитая в стену железная цепь и перевернутая миска, словно здесь кого-то принудительно держали. В угловой комнате, там, где у Люси была спальня, он нашел гору пивных банок и красные лакированные женские туфли, разбросанные по разным углам.
Так он неспешно бродил по заваленным комнатам и вдруг услышал шаги совсем неподалеку, словно кто-то торопливо ходил из стороны в сторону.
– Эй, – крикнул Коля, озираясь, – здесь кто-то есть?
Никто не ответил, но звук шагов стих. Коля принялся открывать сохранившиеся двери. Громко распахивал их и оглядывал сумеречные комнаты. Одну, другую, третью, а когда очередная дверь распахнулась, от неожиданности он отлетел к противоположной стене – посередине комнаты, не двигаясь, стоял человек в черном плаще.
– Эй, – окликнул его Коля. – Алле!
Но человек даже не пошевелился.
– Добрый вечер! – снова прокричал он и тут заметил, что у дальней стены в таких же недвижных позах на стульях сидят еще люди в плащах.
Первой его мыслью было: сектанты, и он попал на их тайное собрание. Розовый закатный свет окрашивал все вокруг в нереальные призрачные тона, и лиц их он различить не мог.
Однако в комнате стояла абсолютная, мертвая тишина. Испытав легкое замешательство, Коля все же двинулся к человеку, положил ему руку на плечо и развернул к себе. От резкого толчка человек покачнулся и с грохотом упал на пол. Это всего лишь манекен! И все остальные, сидящие на стульях, тоже манекены. Смешная, немного глупая ситуация. В отместку за свой кратковременный испуг, дурачась, Коля пару раз пнул пластикового сектанта. А потом подошел и раскидал в разные стороны сборище на стульях.
Комната наполнилась шумом и грохотом, безжизненные тела разлетелись по углам. Коля и сам не знал, зачем с ними сражался, но после победы весь взмок и подошел к пустому оконному проему, чтобы подышать свежим вечерним воздухом.
Взгляд мельком скользнул по симпатичному особняку напротив, и в окне последнего этажа Коля заметил темную фигуру, будто бы смотрящую прямо на него.
Испытав чувство неловкости, он поспешил вернуться к Корги, а когда вошел в комнату, чтобы расспросить его о том, что видел, застукал их с сестрой целующимися.
– Как продвигается ваша новая книга? – придумал он вопрос для Гончара.
– Нет никакой книги! – неожиданно резко ответил писатель.
– Как же нет, если вы ее пишете?
– Писать пишу, но книги нет. – Вдохновенный, устремленный в пространство взгляд писателя сделался непроницаемым. – Пока книга не закончена – это пустое место. Голая фантазия. Нет финала, а значит, и смысла. Только финал способен определить главную идею. А книга без идеи – это просто набор слов.
Мимо них шла шумная группа китайских туристов, и Олег Васильевич был вынужден замолчать, а Коля поторопился поскорее сменить тему:
– Сочинения за меня всегда писала Люся. Хуже всего было, когда нам попадался один вариант. Ей тогда приходилось выдавать одно и то же, но разными словами.
– А мы с сестрой, наоборот, всегда обдумывали один сюжет вместе, и эффект был такой, словно работа мозга поставлена на двойную мощность, – подхватил Гончар. – Мне очень легко писалось в те времена. У нее была отличная фантазия и рождались такие образы, до которых я не додумался бы. После ее смерти я не писал три года; считал, что никогда не смогу вернуться к этому занятию.
Внезапно он замолчал и, странно задергавшись, принялся разворачивать кресло.
– Что случилось? – заволновался Коля.
– Вон-вон, смотри. – Писатель выставил указательный палец вперед. – Видишь ту женщину в оранжевом платье? Кажется, это моя. Нет, точно моя. Катька. Как же я отвлекся и пропустил ее?
– Хотите, я догоню? – предложил Коля.
– Это бессмысленно. Она меня и не знает.
– Как? Вы же сказали «моя».
– Их тут много моих ходит. – Гончар загадочно улыбнулся. – Конкретно эта официанткой работает в кафе, чуть дальше по улице. Я за ней полгода наблюдал. Каждый день сидел часа по три в этом дурацком кафе. Вроде бы ее Юля зовут, но точно не помню.
– Но почему тогда вы назвали ее Катькой?
– В жизни ее зовут Юля, а у меня – Катька. В книге моей. Мне нужна была неоднозначная героиня, и я ее нашел.
– Типа прототип? – догадался Коля.
– Именно. Мне нужно видеть человека, понимать его, чувствовать, чтобы получилось достоверно. С этой девушкой мы немного общались, достаточно, чтобы я смог ее написать, но недостаточно, чтобы она вспомнила старика-инвалида спустя пять лет.
Писатель снова заговорил о Москве, отдельных домах, названиях улиц, о своих предках, достопримечательностях и истории, а Коля лишь рассеянно слушал и, провожая взглядом очередную юную красотку, размышлял о том, что в Москве девушки не такие, как в Первомайском. Расфуфыренные и как будто надменные. Стоило на ком-то задержать взгляд, как у нее тут же делалось такое лицо, словно он предложил ей нечто интимное.
В Москве его никто не знал, он стал обыкновенным и растворился среди множества других парней.
– Нам нужно развеяться, – объявил он сестре, вернувшись с прогулки.
– В каком смысле? – Люся замерла, стоя на низенькой двухступенчатой лесенке перед книжным шкафом. Вооружившись тряпкой, она протирала каждую книгу.
– Давай сходим куда-нибудь вечером? Отдохнем и повеселимся.
– Ты забыл, что это Москва и здесь все безумно дорого?
– В Первомайском у нас было полно друзей. Мы гуляли, ходили в кино, в клуб, катались на мотиках, да много чего делали. И девчонки всегда рядом, а сейчас пустота.
– Ты скучаешь по девушкам? – догадалась Люся.
– Мне нужен свежий воздух. Ты-то времени зря не теряешь, а я как дурак вчера подрался с бандой манекенов.
– Что значит, я времени не теряю? – Люся возмущенно взмахнула тряпкой.
– Думал, ты о манекенах спросишь. – Коля развел руками. – Если он тебе нравится, развлекайся ради бога, я не против. Но мне-то что делать? Чем себя занять?
– Продолжишь в том
