Алексей Оутерицкий - Немцы в городе
– Ясно.
Я стал застегиваться, а Викентьич продолжал меня разглядывать. Его взгляд был странным, словно он не верил собственным глазам.
– Чего?
– Да мышцы у тебя, словно совковые лопаты… Ну, эти, грудные. А говорил, в качалку не ходишь.
– Да я это, ну… дома отжимаюсь, в общем.
Мне здорово надоели все эти разглядывания и расспросы. Сначала тетка, теперь Викентьич.
– Ясно… Только другой робы все равно не получишь, будешь до завтра с этой своей кровью ходить. Я уже все прачечникам сдал, нового не получил еще.
– Ладно, похожу, – сказал я.
– Ну что там Аркадьич?
– Да обещал помочь.
– Я же говорил, нормальный мужик.
– Ну да. Только не раньше, чем завтра.
– Ясно… До завтра-то дотянешь?
– Да должен, вроде.
– Если что, скажешь. Попробую тебе что-нибудь найти.
– Договорились, – сказал я и побрел в кузницу…
Вечером позвонил Виталь.
– Может, хотя бы на выходные соизволишь оторвать зад от дивана? – без предисловий, даже не поздоровавшись, спросил он.
– На озеро? – вздохнув, спросил я.
– Ну да. Затаримся пивом, поплаваем… Ты там много заработал, на этом своем «Текстиле»?
– Целую кучу, аж не унести, – сказал я. И поскольку Виталь молчал, ожидая продолжения, сказал: – Не знаю, получится ли. Там у нас сплошные авралы… Боюсь, как бы не припахали поработать в субботу, внепланово. Ты бы позвонил в субботу, а?
– «У нас»… «внепланово»… – проворчал Виталь. – Работяга хренов. Ладно, договорились. Отбой…
Я пошел на кухню и сожрал где-то два кило зельца. Мог бы оприходовать и больше, но надо было оставить что-то на ночь и на завтрак, поэтому приходилось экономить. От неожиданной двадцатьпятки осталось всего около трояка – особо не разгуляешься.
Я выпил стакан кипятка и только тогда вспомнил, что опять не купил хлеба. А потом подумал, что на хрен этот хлеб вообще нужен, от мучного только разжиреешь, и пошел в отцовский кабинет, дрыхнуть.
– Так до сих пор и точишь? – спросил Викентьич.
Я выключил наждак и снял очки.
«Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края; прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января», – пел Лещенко.
– Ну так не дают же. То ворота, то еще чего.
– Сколько их всего?
– Сто.
– А сделал сколько?
Я посмотрел на ящики.
– Половину примерно. Сейчас сосчитаю.
– Да ладно, – сказал Викентьич, – это я так.
Он уже выходил, когда я спросил:
– Слушай, можно я по-быстрому на склад сгоняю?
– Зачем тебе?
– Да хочу посмотреть. Ну, будущее место работы… – И добавил на всякий случай: – Вдруг мне там не понравится, так я тогда лучше у вас останусь.
– Ну посмотри, – сказал Викентьич. – Да, слышь… Вернешься, давай сразу в кузницу, там Вакуле подсобить нужно. – Он заметил, что я посмотрел на ящики, и махнул рукой: – Подождут прутки, потом доточишь…
Я с усилием и скрипом открыл упругую, на мощной пружине, дверь, и попал в темный коридор. Постоял с десяток секунд, ожидая, пока глаза привыкнут после яркого солнечного света.
По лестнице быстро спустился мужик в костюме и очках. Я посторонился, давая ему пройти, но он остановился передо мной и спросил:
– Вы к кому?
– Да просто посмотреть. Я, наверное, работать у вас буду.
Он осмотрел меня с головы до ног.
– Кем?
– Грузчиком, наверное.
– А-а-а… тогда вам не сюда надо. Обойдите здание, там с торца есть еще одна дверь. Это вход на склад. Или идите на автомобильную рампу, она с противоположной стороны. Найдете мужчину с бородкой, он вам все покажет и объяснит. Он начальник смены.
– А здесь…
– А здесь у нас администрация.
– Спасибо, – сказал я. Потом пропустил мужика и вышел вслед за ним.
Работяги сидели на невысокой стопке поддонов, курили. Выглядели они разгоряченными – наверное, недавно что-то грузили. Поддонов на рампе вообще было до хрена и больше, наверное, сотни, а еще было множество тележек – пустых и с рулонами ткани. Машин возле рампы не стояло. Невдалеке застыл автопогрузчик. В кабине никого не было. Покрытие рампы состояло из крупных стальных листов, отшлифованных колесами погрузчиков.
«Прощай, среди снегов среди зимы никто нам лето не вернет… прощай, вернуть назад не можем мы в июльских звездах небосвод»… – пел Лев Лещенко. Наверное, где-то была установлена радиоточка.
Я подошел, на меня уставились три пары глаз.
– Привет, – сказал я.
Один кивнул, второй что-то буркнул, третий не отреагировал никак.
– Я это… ну, наверное, работать у вас буду.
– А сейчас ты где?
– В ремонтно-механическом. – Я зачем-то кивнул в сторону невидимого отсюда ремонтно-механического, словно они не знали, где он находится. – Попросили неделю там отпахать, прежде чем сюда оформить.
– И чего ты от нас хочешь? – спросил самый старший, ему было где-то под тридцатник.
– Да так… посмотреть просто. Ну, как тут у вас чего.
– Ну, смотри, – равнодушно сказал второй, чуть старше двадцати, в желтой майке без рукавов, открывающей неплохие бицепсы. На его плече был выколот парашют, крупные буквы «ВДВ» и еще что-то расплывчатое, шрифтом помельче.
Они потеряли ко мне интерес и просто сидели, затягиваясь дымом. Я помолчал, потом вспомнил:
– Мне сказали, тут такой мужик должен быть. С бородой.
– Это Сансаныч, – сказал тот, что постарше, – он на складе сейчас. Ну, там, внутри. – Он неопределенно мотнул головой.
– А туда свободно можно?
– Валяй, – сказал десантник. – Можешь с торца зайти, а можешь отсюда, с рампы. Если только в коридорах не заблудишься… Вон, в те ворота иди.
Я посмотрел на распахнутые ворота, через которые, наверное, электропогрузчики вывозили на рампу ткани для погрузки, или работяги вручную выталкивали тележки. Рядом была серая, в тон воротам, дверь. Наверное, там был закуток кладовщиков или что-то в этом роде. Я хотел двинуться к воротам и тут в их проеме внезапно появился мужик с небольшой аккуратной бородкой.
– Опять сидим, – сказал он.
Трое переглянулись и третий наконец подал голос. Это был усатый парень примерно возраста десантника, с лицом, густо усеянным неглубокими оспинами.
– Задолбал уже, – сквозь зубы процедил он.
– Саныч, тут к тебе, – сказал десантник.
Кажется, своим появлением я им помог, дав возможность переключить внимание начальника на меня.
Бородатый подошел, смерил троицу недовольным взглядом, затем уставился на меня вопросительно.
Я прокашлялся.
– Я к вам… ну, это. Устраиваться.
– А сейчас где?
– В ремонтно-механическом. – Я опять мотнул головой в сторону ремонтно-механического. – Временно. Попросили неделю отработать.
– А-а-а… – сказал бородатый.
Я думал, что он скажет или спросит что-то еще, но он молчал, ожидая, что скажу я. Я опять прокашлялся.
– А у вас это… ну, правда, что у вас сто восемьдесят можно заработать?
Кто-то из работяг хмыкнул.
– Можно и больше, – сказал бородатый. – Это если выходить по субботам, на срочные погрузки. Тогда за ту же работу платится вдвойне… Тебе уже есть восемнадцать?
– Ну да, – сказал я.
– Вот и хорошо. Значит, при желании сможешь работать по субботам. Иначе со стороны инспекции по охране труда могли бы возникнуть претензии, потому что это идет сверх недельной часовой нормы.
– Да мне и так пока хватит, – сказал я и тут что-то произошло.
Что-то произошло или мне показалось, что что-то произошло. Во всяком случае вокруг все изменилось. Ну, или вроде бы так. Воздух стал каким-то не таким. Ну, или как будто не таким. Зато солнце точно светило по-прежнему. Потом на секунду все вокруг раздвоилось и опять обрело резкость. А может, мне так показалось.
Лев Лещенко пел: «И ничего не говори, а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-асматри-и-и-и»…
Потом… потом бородатый посмотрел на меня и я увидел, что у него налились кровью глаза. Трое вскочили и мне показалось, что они сейчас бросятся на меня. Я попятился. Десантник хрипло сказал:
– Сто восемьдесят, говоришь, захотелось…
Он надвигался на меня, поигрывая налитыми бицепсами, а я пятился, пока не уперся спиной в высоченную стопку поддонов. Двое его дружков и бородатый тоже приблизились и я оказался в полукольце.
Внезапно я почувствовал невероятную ярость и желание переломать им кости. И еще у меня появилась уверенность, что я смогу это сделать, и, главное, так надо. Даже удивительно было, почему я до сих пор медлил. Я быстро огляделся, нагнулся и схватил обломок поддона. Это была нижняя его доска с увесистым деревянным кубиком на одном конце и торчащими крупными гвоздями на месте двух отсутствующих – идеальная палица, чтобы вправить мозги любому.
