Не буди Лешего - Юрге Китон
— Не хочу злоупотреблять, Алёшенька, — девушка головой только встряхнула и своё дело продолжила. — Всё ж таки лечение ваше лесное мне непонятное. А если вода эта мёртвая постепенно убьёт всё человеческое?
— Да она просто мясо сращивает, — попробовал настоять на своём. А сам смотрю, что небо потемнело вдруг и ветер усилился. Шум какой-то, гул по лесу идёт. Будто кость гремит и железный доспех.
— Гостятушка, давай ты потом меня долечишь? — ссадил её с колена своего. Подтолкнул к крыльцу. — Иди-ка в дом.
— А что такое, Алёшенька? Погода, кажется, портится? Серчает Стрибог?
— Ни при чём он, — говорю ей, шкуры свои натягивая.
— Ой, а это, кажется, мой стежок? — она руку к рубахе прикладывает. — Думала, Лешего чинила одёжу, а это твоя, стало быть?
— В дом иди, — опять её толкнул. И успел едва. С неба громыхнуло. И свалилась сверху нечисть костлявая.
* * *
Первый удар отбил топором. Сверху пришлось. Закрыл голову. И второй отбил, но не совсем успел. Рог мне сшибло последний, что целый был. Третьим ударом в землю вошёл. Ну хоть не достал меня Костейшество. Надо бы отвечать, а то порубит ведь.
Так мы и дрались, пока я не понял, что уже в звериный вид перекинулся.
— Что забыла гнилая груда костей в лесу моём? — у Костейшества спрашиваю.
— Ты еще поговори мне, Лесная труха! Где жена моя? У тебя сидит? — Кощей знай мечами размахивает.
— Ты мне лес попортишь, костлявая тварь, — отвечаю, злой уже сам как есть. Кощей-то, к тому же, горит огнем, как бы на лес не перекинулось.
— Мара где? У тебя? Выходит пусть! Я обоих убью на полянке здесь, — наступает костлявая нечисть, глаза крутятся, желваки ходуном, а суставы скрипят устрашающе. Тысяча лет, как не больше ему, как бы не развалился Кощейшество.
— Есть у меня средство верное, тебе для костей подходящее, — подхватил я горшочек с мазями и об рожу разбил Кощееву.
Костяному, видать, не понравилось.
— Погоди, тут ещё отвары есть, — вдогонку разбил бадью с варевом, которым Гостята мыла меня. Зря Гостята, что ли, старалась? Хоть послужит для дела взвар щиплющий.
— Да ты страх потерял, Леснейшество, — Кощей глаза вытер, замер вдруг. А я не успел, я как раз в него ступой запускал, той самой, в которой Гостята купалась. Вытащил я её с утра на солнце, чтобы высохла. Может, полетать ещё придётся. Не среагировал Кощей, ступа аккурат накрыла его голову. Попробовал он сломать средство летательное изнутри, но не вышло. А я, повернув топор плашмя, забил её в землю, вместе с Кощейшеством.
— Мудрёно дерёшься, Алёша, — раздалось из-под земли. Я на ступу сверху сел.
— Пока ещё мхом не порос, как вы, нечисть древняя, — сижу на ступе, с Кощеем разговариваю, а сам на Гостяту смотрю. Не ушла она в дом, осталась на пороге. Вжалась в дверь и стоит вся ни живая, ни мертвая. Побелела лицом, губы бледные. Не ожидала увидеть Костейшество? Или на меня любуется?
— Понимаешь ты, Алёша, что не будь ты мне друг, я б убил тебя? — спрашивают из-под земли.
— Косточкам как твоим в земельке лежится? — спрашиваю в ответ. — Не принимает Мать Сыра Земля, плохо там тебе?
— Нечисть ты окаянная, жену мою не видел, спрашиваю? Или разговаривать разучился, не понял мой вопрос? — земля разлетелась вверх и в стороны, вылез Кощей перед ступой. И тут тоже Гостяту заметил.
— О, так ты тут с девицей! — он вылез, отряхнулся, пригляделся к ней. — Не пойму никак. Селянка, что ли?
— Тебе какое дело? — спрашиваю. — Мары тут нет.
— А была? — Кощей ко мне поворачивается.
— Была ещё по осени, — признался я таки. — Тогда же и улетела.
— А Василиса была у тебя? — внезапно Кощей ещё спросил.
И я тоже мховая бестолочь, при Гостяте уточнить решил.
— А которая?
— Ну… такая… с косою, красивая, — Кощей на морду показывает.
— А побольше подробностей нет у тебя? Они все нынче с косами и ничего с лица.
— Ну я сколько раз говорил тебе — если Василиса, любая — гони взашей!
— Ты про Варвару так говорил!
— Да не один ли бес.
— Ты бы хоть подарки разные дарил. Они же встретятся. Сравнят ступы-то.
— Да Яга красна девица стала, попутала, бери, говорит, сразу несколько, всё равно же тебе пригодится небось!
— Пригодились?
— Ну что ты начинаешь, Алёшенька!
— А это ты, нечисть костлявая, всем в округе девицам разболтал, что меня Алёшей зовут?
— Я стесняюсь спросить, Алёшенька, откуда тебе ведомо, что ведомо то всем девицам?
— Я не виноват, они сами летят, я, если что, к лесу привязанный.
Так мы с Костяным препираемся. Он вылез весь, землю отряхивает. А Гостята тихонько по двери вниз. Кощей первым заметил и мне тычет в бок.
— А там твоей девице не худо ли?
— Гостята! — я окликаю её. Она молчит.
— Варево то щипучее, которым ты в морду мне плеснул, она варила? — Кощей спросил.
— Она, она, — отвечаю я.
— Колдовка, что ль, чуть я не издох, — Кощей мне на лекарку жалуется. Да я тоже, так то, не пойми как цел, ведь лечила меня, припаривала.
— Не колдовка я, — прошептала всё же. От двери отлипла, а ноги не держат.
— Я пойду, — говорит, — и тихонько в лес.
— Гостята, — опять я кличу её. Не надо было речей про девок. Да вроде она не слушала. Наверное насмотрелась на нас. Морды у нас больно страшные. Что я зверь лесной, что Кощей — одна кость. Кости, череп, плащ и глаза горящие. Тут любой станет дурно — на нас глазеть. Как бы не свалилась здесь замертво.
— Я это, Гостята, — я к ней подхожу и ей говорю, — ты не бойся меня. Я не обижу тебя.
Она нас с Костлявым обходит стороной. Вопрос задает:
— Шутил так со мной Хозяин Лесной?
* * *
— Шутил так со мной Хозяин Лесной?
Это она у меня, стало быть, спрашивает?
— Всё это был морок? — ещё вопрос. Я на морок похож? Я же здесь стою.
— Ты куда собралась?
Видать грубый и злой мой голос лесной. Гостята трясётся от страха. Вспомнил, когда за мужа просила, бежала следом, за лапы хватала. И страха никакого не было. Прокричалась после обморока и больше ведь не боялась меня. А тут опять.
— Ты если уходишь, водицу возьми. Помнишь ещё, приходила зачем? — отдал две фляги ей. — Вот тебе две, одну для Рады, вторая тебе. Ну и попросту не растрачивай, если в лес не захочешь опять на поклон.
Она воду
