Камиль Фламмарион - Неведомое
Анжель Эсперон, рожд. Бонне.
Удостоверяю, что рассказ моей жены безусловно верен.
Осман Эсперон,
капитан в отставке, кавалер Почетного Легиона.
Бордо
(Письмо 7)
XVIII. Случилось это в 1845 году, 28 октября; отец мой, тогда еще четырнадцатилетний мальчик, ходил с ведром за водой к колодцу, находившемуся метрах в 80 от дома моих родителей. Поутру в этот день он видел, как возвращался домой заболевший Ленуар, старик-крестьянин, служивший пастухом у помещика г. Бушвиля в Нанто-Сюр-Люпен (Сена и Марна). Чтобы дойти до конца, надо пройти расстояние около 20 метров от домика Ленуара. Было около четырех часов пополудни.
Остановившись отдохнуть, отец мой обернулся и увидел Ленуара, идущего к нему с узелком за плечами. Предполагая, что он возвращается на работу, отец мой взял свое ведро и вернулся домой. Брат его, Шарль, почти немедленно прибежал во двор и объявил: «Не знаю, что такое случилось у мадам Ленуар, она плачет и кричит: «Он умер!»
— Вероятно, дело идет не о старике Ленуаре, — возразил мой отец, — я сейчас видел его идущим к хозяину.
Не теряя времени, бабушка отправилась к чете Ленуар и узнала, что старик только что скончался, то есть в тот самый момент, когда моему отцу явилось видение.
А. Бертран,
учитель в Вильбере (СенаиМарна)
(Письмо 11)
XIX. Мы жили на даче. Мать моя занимала комнату рядом с нашей спальней. Матушка была уже старая женщина, но чрезвычайно здоровая, еще накануне ничто не предвещало ее близкой кончины.
К утру, часов в пять, я вдруг проснулся от какого-то шума, мне показалось — звонка. Я вскочил с постели и сказал жене: «Матушка звонит».
Жена возразила мне, что этого не может быть, так как на даче нигде не проведено звонков, и шум, разбудивший меня, вероятно, является скрипом колодца, находившегося у нас под окнами. Хотя обыкновенно скрип колодезного блока никогда не будил меня, я, однако, допустил это объяснение и не придал значения своему внезапному пробуждению. Затем я отправился на службу, в Лион. Несколько часов спустя жена известила меня с нарочным, что нашла матушку мертвой в постели; судя по признакам, можно было отнести момент ее смерти к пяти или шести часам утра, то есть приблизительно к той самой минуте, когда какое-то необъяснимое ощущение заставило меня предположить, что она зовет.
Е.Жерен,
стряпчий при гражданском суде (Лион)
(Письмо 13)
XX. Несколько лет тому назад у меня жила в доме старая няня, Софи, воспитавшая еще мою мать, потом меня и, наконец, помогавшая вынянчить и моего ребенка. По старости лет она могла заниматься только птичьим двором, и то от безделья.
Софи была для меня близким человеком, и я любил ее всем сердцем, как во времена детства. Для нее же я был всем на свете — ее божеством, ее кумиром. Но обращаюсь к своему рассказу.
Я возвращался один ночью в экипаже из далекого путешествия, как вдруг услыхал глухой голос, произносивший мое имя. Я круто остановил лошадь и вышел из экипажа.
Никого не видно. Я уже собирался опять сесть в экипаж, предположив, что это была иллюзия моего слуха. Вдруг вторично слышу свое имя, произнесенное уже в самом экипаже жалобным голосом, точно кто-то зовет на помощь. Я узнал голос моей бедной Софи. Я сел в экипаж очень встревоженный и вслед за тем опять услыхал в третий раз тот же голос, но уже тихий и ласковый, такой, каким няня, бывало, баюкала меня ребенком. Я почувствовал необъяснимое волнение. Даже теперь, вспоминая об этом, я испытываю тягостное чувство.
Увидав невдалеке свет на постоялом дворе, я заехал туда и занес в свою записную книжку случившееся со мной необыкновенное происшествие.
Час спустя я приехал домой; первым делом мне сообщили о кончине моей бедной старушки, последовавшей только что, после агонии, продолжавшейся около часу.
Жорж Паран,
мэр в Въеж Фати (Эн)
(Письмо 20)
XXI. Прочитав ваше воззвание, я считаю долгом рассказать вам об одном происшествии, случившемся здесь и сильно переполошившем жителей этого местечка. Вот что произошло.
Пятнадцатилетний мальчик, давно уже находившийся в услужении у М. У., был послан вести скот на водопой. Надо вам сказать, что отец этого ребенка заболел два дня назад воспалением легких, и что болезнь его тщательно скрывали от сына.
Шагах в тридцати от хлева мальчик увидел вдруг две руки, воздетые к небу, затем — фигуру в виде призрака, и услыхал жалобные крики и стоны. Потрясение было так сильно, что мальчик лишился чувств; он объяснил потом, что видел своего отца. Было около семи часов вечера.
На другой день, в четыре часа, отец его умер, а накануне вечером несколько раз требовал к себе сына среди сильнейших страданий.
Этот факт могут подтвердить вам сотни лиц, самых уважаемых в Шамбере.
К-Дюфор,
аптекарь в Шамбере (Корреза)
(Письмо 5)
XXII. Следующий факт я нахожу стоящим вашего внимания. Г Дестрюбе, капельмейстер 14-го полка, человек, вполне заслуживающий доверия, однажды ночью внезапно проснулся, услыхав голос, звавший его: «Нарцис!» Услыхав этот зов, Дестрюбе, узнавший голос своего отца, приподнялся на постели. Это происходило между полуночью и половиной первого. Несколько часов спустя Дестрюбе получил телеграмму, извещавшую его о кончине отца, последовавшей именно ночью в тот самый час, когда он услышал его голос.
Дестрюбе, стоявший гарнизоном в Сен-Максанте, отправился на похороны в Вобекур (Меза) и там узнал, что последнее слово, произнесенное его отцом, было «Нарцис!»
Если этот факт может быть полезен вам в ваших интересных изысканиях, то я считаю за счастье сообщить его вам, а мой друг Дестрюбе готов подтвердить все вышесказанное.
Сорле,
капитан 137-го пехотного полка в Фонтенэ-ле-Конт (Вандея)
(Письмо 27)
XXIII. Моя старая тетка, г-жа де Тирие, за четыре-пять часов перед смертью затихла и казалась углубленной в размышления «Ваши боли усилились?» — спросила ее сиделка, потом сообщившая мне об этом случае. «Нет, милая моя, но я позвала сюда Мидон на свои похороны», — отвечала старушка.
Мидон была ее прежняя служанка, жившая теперь в Эльмоне, деревне, лежащей в шестидесяти километрах от Нанси, где находилась г-жа де Тирие. Женщина, присутствовавшая при последних минутах моей тетки, была очень удивлена, увидав несколько часов спустя эту самую Мидон, явившуюся с траурным платьем в узелке и говорившую, что слышала, как звала ее барыня, «чтобы она присутствовала при ее кончине и отдала ей последний долг».
Ад'Арбуаде-Жюбенвилль,
отставной смотритель над лесами и водами,
кавалер Почетного Легиона в Нанси
(Письмо 30)
XXIV. Отец моей матери жил в Генинге, где состоял мэром. Вскоре после осады этого города он получил известие, что отец его, живший в Рикс-гейме, опасно захворал. Велеть оседлать верховую лошадь и поскакать туда сломя голову было делом одной минуты. На полпути он увидал фигуру своего отца перед головой коня, который взвился на дыбы. Первой мыслью деда было, что отец его скончался, и, действительно, прибыв в Рикс-гейм три четверти часа спустя, он убедился, что отец отошел в вечность как раз в ту самую минуту, когда ему явилось видение.
Мать моя, Маделена Зальцман, тогда молоденькая девушка, несколько лет спустя вышла замуж за Антуана Ротеа, нотариуса в Альткирхене (Эльзас), где он занимал эту должность в продолжение 30 лет. Я унаследовал его профессию и после войны 1870 года поселился во Франции, в Оркво (департаменте Верхней Марны).
Е. Ротеа
(Письмо 40)
XXV. Моя мать скончалась в субботу 8 апреля 1893 года. В предыдущую среду я получила от нее письмо, в котором она писала, что не особенно страдает от своей болезни сердца, и рассказала мне о поездке, предпринятой ею 1 апреля в Васселону, неподалеку от нашего поместья. В тот день, 8 апреля, я спокойно пообедала в полдень, но в два часа мной вдруг овладел приступ невыносимой тоски. Я поднялась к себе в спальню, бросилась в кресло и разразилась рыданиями: мне представилась матушка лежащей на своей постели мертвой, в белом кисейном чепце с рюшами, которого я никогда у нее не видела. Старуха-служанка, встревожившись, пришла ко мне и удивилась моему отчаянию. Она уверяла, что у меня расстроены нервы, и помогла мне докончить мой туалет. Я вышла из дому в полусознательном состоянии. Пять минут спустя я услыхала позади поспешные шаги своего мужа, принесшего мне телеграмму: «Матушка при смерти, не проживет и ночи».
— Она умерла! — воскликнула я, — я знаю, я ее видела.
Я вернулась домой, и мы собрались ехать с первым же поездом. Было половина третьего по парижскому времени, когда я увидела свою мать на смертном одре, а три часа спустя мы узнали из телеграммы о том, что она неожиданно скончалась, в половине четвертого по сграсбургскому времени. Она вовсе не болела и легла лишь за два часа до смерти, жалуясь на озноб и сонливость; она не предчувствовала смерти и заставила моего отца прочесть ей какое-то письмо. Детей своих она не требовала к себе, но я все-таки думаю, что она вспомнила обо мне, умирая. Я приехала в Страсбург в 11 часов утра, когда матушка была уже положена в гроб, но женщины, одевавшие ее, описали мне бывший на ней кисейный чепец таким точно, каким я его видела в своем видении.