Александра Крючкова - Верите ли Вы в призраков? (сборник)
Стоя на станции, я подумала, что когда-нибудь ещё обязательно сюда вернусь, тем более что у меня остались ключи. Я попыталась нащупать их в кармане, но внезапно вспомнила, что забыла их на столе и не закрыла дверь на замок. Я хотела вернуться, но в этот момент подъехала электричка, и я зашла в вагон.
Меня окружали люди. Живые люди. Они разговаривали, улыбались и даже шутили.
Открывая дверь в квартиру, я услышала, что звонит телефон. Не снимая сапог, я подбежала и взяла трубку. Это была Женька.
— Как добралась до дома? Говорят, вчера после десяти отменили все электрички. Ты успела на последний поезд?
— Нет…
— А где же ты тогда ночевала?
— В нашем доме у станции.
Женька внезапно замолчала, а потом загадочным голосом спросила:
— Ну и… как?
— Нормально… Только почему ты ничего не говорила мне? Ни про Любу, ни про то, что Надя погибла в аварии, а Андрея убили?
— Ты не спрашивала, а я думала, что тебе неинтересно. А кто тебе о них рассказал?
— Баба Клава, кто ж ещё… Мы с ней вчера сидели на кухне до полночи. А потом она дала мне ключи от нашей половины, и я пошла к себе…
Женя снова замолчала и тяжело вздохнула:
— Ась, ты вроде ничего вчера не пила…
Я невольно вздрогнула:
— А к чему ты это сейчас сказала?
— Тот дом идёт под снос… В нём уже давно никто не живёт…
Я замерла… и еле-еле выдавила из себя:
— А как же… баба Клава?
— Она умерла… через год после Андрея… Её могила находится рядом с могилой моего деда…
09 ноября 1994
Чаепитие
Стояла зима. «Мороз и солнце…» Пётр Алексеич шёл по главной аллее своей больницы. Вчерашняя метель замела почти все дорожки, по которым обычно прогуливались «ходячие» пациенты. Снег скрипел под ногами. Всё было хорошо, но какое-то странное предчувствие не давало ему покоя.
Кто-то внезапно догнал его и хлопнул по плечу:
— Пётр Алексеич! С днём рождения тебя!
— А, Миша, спасибо-спасибо. Отметим в обед обязательно!
— Кого звать-то будешь?
— Как обычно: тебя, заведующую, медсестёр и из второго корпуса наших. Часов этак в…
— Придём! И с собой к «чаю» принесём что-нибудь вкусненькое!
— Жду!
Пётр Алексеич подошёл к знакомой двери своего корпуса. Открывая её по утрам, он вздыхал и мысленно думал о том, что открывает дверь в ещё один день своей жизни, которая с каждым днём становилась всё короче. В тот день открывать её совсем не хотелось — он стал старше ещё на один год, чёрт возьми!
Набросав краткий план и пригласив всех зайти к нему в ординаторскую на «чаёк» в обед, он отправился на обход больных.
Старушка из третьей палаты была совсем плоха. «Выписать её, что ли?» — вдруг подумал Пётр Алексеич.
В четвёртой палате у него внезапно снова защемило сердце. Одна из кроватей пустовала. Он собирался спросить медсестру, куда вдруг подевалась больная, но потом вспомнил, что вчера её перевели в другое отделение. «И слава богу!» — мысленно произнёс Пётр Алексеич и даже, наверное, перекрестился бы от счастья и облегчения, если бы не стоящая рядом медсестра.
Он вновь взглянул на пустующую кровать, тщетно пытаясь вспомнить, почему именно она вызывает в нём какие-то странные чувства, аналогичные де жа вю.
— Что-то не так? — взволновалась медсестра, которая очень боялась потерять своё прибыльное место работы в его отделении.
— Нет-нет, Ириша. Я просто задумался.
Когда все собрались «на чай» и заведующая поднялась, чтобы произнести «тронную речь», дверь в ординаторскую внезапно открылась, и на пороге появилась больная из третьей палаты:
— Я очень извиняюсь, простите, пожалуйста, но старушка умерла, кажется…
«Вот чёрт! Не успел выписать!» — ругнулся про себя Пётр Алексеич и снова отчего-то поймал себя на ощущении де жа вю.
Заведующая мгновенно опустошила стакан и сухо прокомментировала:
— Ну, если умерла, то и подождёт немножко. Видите, у нас тут совещание?
Больная из третьей палаты послушно кивнула и закрыла за собой дверь.
Зазвонил телефон. Охрана с проходной доложила, что к Петру Алексеичу пришла некая Вера, и поинтересовалась, что с ней делать? Пустить?
«Только её мне тут ещё и не хватало!» — недовольно пробурчал про себя Пётр Алексеич. Это была его тайная любовь, которую он ото всех прятал, в том числе и от своего родного коллектива. Заведующая являлась близкой подругой его жены, поэтому Пётр Алексеич совсем не хотел видеть Верочку у себя на работе. Ни сейчас, ни когда бы то ни было вообще. Тем более, они договорились: он заедет к ней вечером после «чаепития», если же, конечно, будет не в совсем плохом состоянии, чтобы вести машину.
— Не надо пропускать, это моя бывшая пациентка… Я сам спущусь, — грустно ответил охране Пётр Алексеич и, извинившись перед собравшимися, вышел.
Он быстро спускался по лестнице. Сердце заныло сильнее.
В дверях на первом этаже Пётр Алексеич внезапно столкнулся с кем-то и остановился.
Перед ним стояла девочка лет двенадцати невысокого роста, с растрёпанными, слегка завивающимися тёмными волосами и большими красивыми глазами. На её ресницах блестели снежинки…
«Опять снег!» — подумал Пётр Алексеич и невольно содрогнулся.
Девочка выглядела бедной — старый полушубок, который ей явно мал, чёрная длинная юбка, вероятно доставшаяся по наследству от старшей сестры, стёртые сапожки… И ещё у неё почему-то отсутствовали варежки и шапка…
Девочка молча смотрела ему прямо в глаза, гипнотизируя своим взглядом. Будто она пришла именно к нему. Пётру Алексеичу даже вдруг показалось, что он уже видел эту девочку. Де жа вю преследовало его сегодня с самого утра.
«Эти глаза уже смотрели на меня, эти же ресницы, брови, господи, да где же я её видел? Только нос не такой… Стоп! А какой нос я имел в виду? Что стало с моей памятью?! Неужели я так стар? Почему она молчит? Как она сюда попала?» — размышлял Пётр Алексеич.
В этот момент сверху раздался голос заведующей:
— Пётр Алексеич! Вы ещё здесь? С проходной позвонили, сказали, что Вера уже ушла, она вас попросила ей позвонить. Идите же сюда!
— Да-да, иду, — откликнулся ещё заворожённый Пётр Алексеич.
Заведующая заметила девочку.
— А ты, деточка, что здесь делаешь? Посещение больных с пяти до семи! Сейчас охрану позову!
Девочка продолжала пристально смотреть в глаза Пётру Алексеичу, будто заведующей не существовало.
Внезапно он вспомнил! И ужас отразился в его зрачках.
Девочка развернулась, вышла на улицу и пошла прочь. Заведующая спустилась по лестнице к юбиляру, который держался рукой за сердце, и удивлённо спросила:
— Вам плохо, Пётр Алексеич?
— Это была пустая кровать её матери… Ровно год назад…
— Чья кровать? Чьей матери? Вы выпили, друг мой, всё хорошо, всё пройдёт.
— Я был пьян ровно год назад и зарезал её мать на операционном столе. Как я мог это забыть?
— Пётр Алексеич, что это вы такое на себя наговариваете? Разве вы выпиваете на работе? — засмеялась заведующая и, взяв Пётра Алексеича под руку, повела его в ординаторскую продолжать «чаепитие».
27 мая 1990
Печать
Который день шёл дождь. Она стояла в холодном коридоре. В открытое кем-то окно дул сильный ветер. Осенние запахи, доносящиеся из парка, серое хмурое небо, затянутое облаками… — всё это говорило о том, что лето уже закончилось, хотя август был в самом разгаре.
Девочка набрала чей-то номер, но никто не поднимал трубку, впрочем, разве в заброшенном доме кто-то живёт, кроме… призраков? Зачем и кому она всё время пытается дозвониться?..
Даша услышала рядом с собой кошачье мяуканье. В темноте светились два зелёных глаза. Что-то мягкое и пушистое потерлось об её ногу. Она повернулась и увидела кошку, в зубах которой шипела и извивалась полудохлая крыса. Кошка снова провела крысой по ноге Даши.
— Спасибо, дорогая! Но я не голодна… — улыбаясь, прошептала девочка, погладив кошку по голове и почесав её за ухом.
Вдоль тёмных аллей — фонари. Их мягкие бледные огоньки тускло мерцали, освещая дорогу. Ей не хотелось возвращаться в душную палату, где по белым простыням ползали рыжие тараканы, по-деловому шевеля усиками.
Она любила бродить по старому парку, гулять вокруг заброшенного пруда.
— Даша! — окликнул её чей-то голос.
Девочка обернулась.
— Это ТЫ! — воскликнула она и побежала к нему на встречу.
Он гладил её по голове, играя с мягкими волосами, щекотал по выступающим на худеньком тельце рёбрышкам. Она прижималась к нему, такому большому и сильному, в поиске защиты и приюта.
— Где ты был всё это время? Почему ты так долго не приходил? — грустно спросила девочка.
— Мне пришлось много работать, понимаешь?