Либба Брэй - Прекрасное далеко
На крыше спят горгульи. Земля гудит у меня под ногами. И меня опять тянет к башне и к камню, лежащему там. Я подхожу к яме. Каркас восточного крыла нависает над головой, ночные облака мечутся, словно их хлещут кнутом. Око Полумесяца светится, и в его слабом свете я вижу очертания камня… он похож на мой амулет.
У меня начинает покалывать пальцы. Дрожь пробегает по всему телу. Нечто внутри меня рвется на свободу. Я не могу это удержать, и я боюсь того, чем это может оказаться.
Я кладу ладони на камень. Сквозь меня проносится волна силы. Камень вспыхивает золотисто-белым сиянием, а мир вокруг чернеет. Как на негативе фотографии: позади меня здание школы, передо мной — каркас восточного крыла, а дальше — лес. Но я поворачиваю голову, и мне кажется, будто между мной и лесом что-то мерцает. Я моргаю, стараясь понять, что это такое, крепко зажмуриваюсь…
И когда я снова смотрю в ту сторону, я вижу очертания двери.
— Джемма, почему ты нас разбудила посреди ночи? — спрашивает Фелисити, протирая глаза.
— Увидишь, — говорю я.
Фелисити дрожит, она в одной лишь ночной сорочке.
— Мы могли бы по крайней мере взять плащи…
Энн обнимает ее за талию. Зубы у нее стучат.
— М-мне хочется вернуться в-в постель. Если миссис Найтуинг нас за-заметит…
Энн оглядывается, боясь увидеть за нашими спинами директрису.
— Обещаю, вы не разочаруетесь. Быстрее! Становитесь здесь.
Я показываю подругам место рядом с башней, ставлю лампу у их ног. Лампа бросает на девушек странный белый свет.
— Если это какая-то детская выходка, я тебя просто убью! — предупреждает Фелисити.
— Нет.
Я встаю над древним камнем и закрываю глаза. Ночной холод щиплет кожу.
— Джемма, ну в самом-то деле! — жалобно произносит Фелисити.
— Тихо! — огрызаюсь я. — Мне нужно сосредоточиться.
Голос сомнения жужжит в ушах: «Ничего не выйдет! Ты утратила силу!»
Но я не желаю слушать. Не в этот раз. Я медленно изгоняю страх. Земля вибрирует под ступнями. Сама почва, кажется, взывает ко мне, поддерживая чарами. В пальцах бьется энергия, и это одновременно и пугает, и возбуждает. Я открываю глаза и протягиваю руку, ищу тайную, скрытую дверь. Я не столько вижу ее, сколько ощущаю. И это — чувство изысканной жажды и радости. Рана желания, которая не может быть исцелена. Дверь нашептывает мне тайны, которые я не в силах постичь, на языке, которого я не понимаю. Завывает ветер. Он бросает на нас маленькие смерчи пыли.
Земля слабо мерцает. Снова появляются неясные очертания двери.
— Вот это да! — выдыхает Энн.
Фелисити осторожно протягивает руку.
— Ты уверена, что она ведет в сферы?
— В ночь пожара тварь из Зимних земель явилась, чтобы забрать Сару, — напоминаю я подругам. — А Евгения Спенс предложила себя вместо нее. Она бросила свой амулет — вот этот самый амулет — моей матери и запечатала дверь в сферы. А восточное крыло сгорело. И все следы двери исчезли.
— Но мы не знаем, та ли это дверь, — дрожа, говорит Энн. — Она может вести куда угодно. Даже в Зимние земли.
— Я намерена воспользоваться этим, — говорю я, цепляясь за мелькнувшую надежду.
— Н-но мы можем угодить в ло-ловушку, — возражает Энн.
— Мы уже в ловушке, — говорит Фелисити. — И я хочу узнать, что случилось с Пиппой.
Она берет меня за руку. Я подхватываю лампу.
— Энн?
Я протягиваю ей руку, в которой держу лампу, и Энн крепко сжимает мое запястье холодными пальцами. Я глубоко вздыхаю, мы шагаем вперед. На мгновение кажется, будто мы падаем, а потом все исчезает, и остается только тьма. Она пахнет затхлостью и чем-то сладким.
— Джемма? — шепотом окликает меня Энн.
— А что случилось с Фелисити?
— Я здесь, — звучит голос Фелисити. — Где бы мы ни находились.
Я держу лампу перед собой, она освещает несколько футов пространства впереди. Мы в каком-то длинном коридоре. Свет падает на высокий сводчатый потолок, сложенный из светлых камней. Сквозь щели в стенах тут и там свисают корни. За нашими спинами мирно дремлет школа Спенс, но она как будто отделена от нас огромным стеклом; мы идем дальше.
— Да?
Стены неясно светятся, словно путь нам освещают сотни крошечных светлячков, а позади нас они снова гаснут. Коридор извивается, поворачивает самым затейливым образом.
Голос Энн пробуждает в туннеле эхо:
— Только бы нам не потеряться, Джемма!
— Ты можешь помолчать? — сердится на нее Фелисити. — Джемма, надеюсь, ты не ошибаешься.
— Идемте, идемте, — говорю я.
Мы подходим к какой-то стене.
— Ну вот, тупик, — произносит Энн дрожащим голосом. — Я так и знала.
— Ох, да уймись ты! — рявкает Фелисити.
Но это должно быть здесь. Я не собираюсь отступать. «Высвободи магию, Джемма. Почувствуй ее. Развяжи ее силу».
Не знаю, что это взывает ко мне. Как если бы сами камни пробудились. В стене появляются очертания новой двери, по краям пробивается ослепительный свет. Я толкаю дверь. Она распахивается, выбросив в воздух облако пыли, как будто была заперта долгие века, — и мы ступаем на луг, полный благоухающих роз. Небо над нами ярко-голубое с одной стороны и золотисто-оранжевое, закатное — с другой. Это то самое место, которое так хорошо нам знакомо, но которого мы так давно не видели.
— Джемма, — мурлычет Фелисити; ее переполняет благоговейное ликование. — Мы это сделали! Мы наконец-то вернулись в сферы!
Глава 9
— Как здесь прекрасно! — кричит Фелисити.
Она кружится на месте до тех пор, пока не падает в высокую траву, продолжая хохотать.
— Ох, это самая волшебная, великолепная весна, какую я только видела! — бормочет Энн.
И это действительно так. Длинные бархатные канаты мха свисают с деревьев, их много, они образуют тонкий зеленый занавес; ветви покрыты розовыми и белыми цветами. Мягкий ветерок сбрасывает цветки на нас. Цветы ложатся на мои волосы, их аромат нежен, как сад после дождя. Я растираю цветок между пальцами и вдыхаю запах; я хочу быть уверенной, что это происходит на самом деле, что я не сплю.
— Мы и правда здесь? — спрашиваю я, пока Фелисити закутывается в длинный хвост мха, словно это горностай.
— Да, мы здесь, — заверяет меня подруга.
Впервые за много месяцев в моей душе пробуждается настоящая надежда: если я могу это сделать, если я могу войти в сферы вместе с подругами, значит, не все еще потеряно.
— Но это не наш сад, — говорит Энн. — Где это мы?
— Я не знаю, — отвечаю я, оглядываясь по сторонам.
Высокие каменные плиты, стоящие вроде бы в случайном порядке, напоминают мне о Стоунхендже. Между ними вьется грязная тропинка, уводящая от двери в глубь сфер. Дорожку едва можно рассмотреть, наверное, ею не пользовались очень давно.
— Вон там какая-то тропинка, — говорю я. — Идем по ней.
Когда мы отдаляемся, дверь тает в камнях.
— Джемма! — пугается Энн. — Она исчезла!
Сердце как будто стиснули тугой петлей. Я пытаюсь не потерять рассудок. Шагаю к камням — и светящаяся дверь вновь появляется.
— Ох, слава небесам! — говорю я с облегчением.
— Идемте! — просит Фелисити. — Я хочу увидеть сад. Я хочу…
Она не договаривает.
Мы идем по тропинке между камнями. Несмотря на то что на них оставили множество отметин время и грязь, камни горделиво демонстрируют резные изображения множества женщин. Иные из них молоды, как мы; другие — старые, как сама земля. Некоторые, без сомнения, воительницы, они держат мечи, подняв их навстречу солнечным лучам. Одна сидит в окружении детей и оленят, а ее длинные волосы волнами падают на землю. Другая, одетая в металлическую кольчугу, сражается с драконом. Жрицы. Королевы. Матери. Целительницы. Все возможные качества женщины представлены здесь.
Энн, разинув рот, уставилась на женщину с драконом.
— Как ты думаешь, кто они такие?
— Наверное, они из Ордена, а может, и еще старше, — говорю я.
Я провожу рукой по изображению трех женщин на длинном судне вроде баржи. Та, что слева, совсем молода; та, что справа, немного старше; а в центре высечена старая карга, держащая над головой фонарь с таким видом, словно кого-то ждет. Картина рождает странное ощущение, словно я мельком заглянула в будущее.
— Они удивительны, правда?
— Что в них действительно удивительного, так это то, что на них нет этих чертовых корсетов, — хихикает Фелисити. — Ох, Джемма, давай поспешим! Я просто не в силах уже ждать!
Тропинка ведет нас через поле высокой пшеницы, мимо аккуратных рядов оливковых деревьев и грота, где раньше стояли руны Оракула. И вот наконец мы оказываемся в саду, который привыкли считать нашей территорией.
Как только мы ступаем на знакомую землю, Фелисити бегом бросается вперед.
