Александр Бруссуев - Радуга 1
Саша задумалась, оглядывая экспонаты. Особой системы в хранении некоторых заурядных и не самых старинных предметов она не замечала. Если это и коллекция, то ее объединяла невидимая простому глазу характеристика.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что всех этих вещей касалась рука Бога? — спросила она, осененная внезапной догадкой.
— Ну, не обязательно рука, в этом случае, — он кивнул на стеклянный бак, — нога. В общем Божья Благодать.
— И даже этот камень с копытом?
— Как ни странно — да. Копыта у нас по определению носят не самые чистые в помыслах твари: демоны разные, бесы и тому подобное. На камне — отпечаток, что несколько несвойственно твердому осколку гранита. Божья воля заставила нечистого вдавить твердыню.
— А как можно определить эту Благодать? — поинтересовалась Саша, нисколько не смущаясь вопроса, будто интересовалась в Эрмитаже техникой производства малахитовых чаш. Чего-то она не испытывала ни удивления, ни здорового цинизма, свойственного людям, воспитанным на твердой платформе диалектического материализма.
— Не как, а кто? — ответил Шурик и начал старательно протирать стекла своих очков. Запотели, наверно, от долгих и убежденных речей. — Аполлинарий со своей семьей. Как-то у них передается такой навык по наследству.
Впрочем, Саша не нуждалась в этом дополнении. Она догадалась. Если есть начальник, то в их организации, напрочь лишенной бюрократической оболочки, босс должен обладать чем-то выдающимся.
Она скользила взглядом по замечательным в своей причастности к святости предметам, как, вдруг, одна вещь привлекала ее внимание. Это был меч с черной рукоятью. Казалось, он сделан из неведомого темного дерева с синим отливом, потому как по всему лезвию виднелись застывшие узоры, как структура на хорошо отшлифованном деревянном бруске. Меч был слегка искривлен, как плавная дуга. Но самым примечательным было то, что острие, от рукояти до жала, напоминало зубья пилы, не такие, правда, частые.
— Крутая вещица, — сказала Саша. — Впервые вижу такую форму. Откуда она?
— Говорят, в 1978 году нашли в одной могиле, где покоились два воина. (См. «Мортен. Охвен. Аунуксесса») Тоже из Карелии, между делом, из города Олонца, — ответил Шурик. — Это там, где Игры Дедов-Морозов и прочие фестивали.
— Ага, слыхала, — кивнула головой Саша, не сводя восхищенного взгляда с клинка. — Гуси, церковь Флора и Лавра, олонецкая низменность и никакой работы.
— Хочешь попробовать? — Шурик был само радушие.
— А можно?
— А сможешь?
Саша просто протянула руку и взяла меч. Несмотря на некоторую тяжесть, держать его было удобно и очень приятно. Она оглянулась по сторонам, чуть посторонилась, чтоб ничего не задеть, и крутанула клинком над головой. Меч с шипением рассек воздух.
— Вот это да! — восхитилась Саша. — Просто Пламя какое-то!
— Вот это да! — тоже выразил свой восторг Шурик.
— Понимаешь, Александра, не каждую вещь можно взять в руки, — сказал он. — Дело не в том, что нельзя. Просто существует некий барьер, через который не переступить. Желание внезапно пропадет руку протянуть, отвлечешься на что-нибудь другое. Словно, она, эта вещь, против того, чтоб ее брали. Я, к примеру, даже в мыслях не имел помахать мечом в свое удовольствие. Хотя это вроде бы вполне естественная мужская реакция на оружие, тем более, холодное. Меня, почему-то, гораздо больше занимает вот эта шальская землица.
— Ну, что я могу сказать по этому поводу, Александр! Каждому — свое.
— Это точно! Можно еще про быка и Юпитера добавить, — сказал Шурик. — Может, на обед двинем, или просто кофейку попить?
— Конечно, пошли! — ответила Саша, осторожно возвращая меч на прежнее место. — Ты не обижайся, я ж не в обиду, видит Бог! Кстати, а что за зеленые дробины были в той банке из-под зеленого горошка?
— Ничего особого — топливо какое-то, на котором летала та неведомая штука, врезавшаяся в озеро. Специалисты и секретчики, по-моему, до сих пор колдуют над расшифровкой состава, пытаются двигатель под эти зеленые какашки создать. Ученые!
10. Дело всей жизни
Саша Матросова с удовольствием валялась на диване. Она уже успела выспаться, вернувшись в Питер, но по-настоящему отдыхала только здесь, на даче. Слава Богу, Машенька разделяла ее любовь к таким вот поездкам загород, не нужно было придумывать поводы, тратить времени на уговоры и прочее. Иногда приезжали старые друзья, еще с институтских времен, как правило семьями. Сегодня не было никого, только Маша, камыш и вода.
Суть ее работы объяснил, конечно же Аполлинарий. После экскурсии в Хранилище он вручил ей телефон, папку с координатами и позывными лиц, принимавших участие в работе их организации, а также банковскую карточку, куда будет перечисляться зарплата.
Телефон был бы самый обыкновенный, если бы не ряд специфических функций: во-первых, одна из шаблонных SMS содержала магическую фразу «имела место» и фиксированный адрес получателя, во-вторых, при активации функции «невидимость» никакие супершпионские службы не могли засечь местоположение абонента, в-третьих, установленная симка не требовала внесения платежей, в какой-бы стране ни находился, ну и в-четвертых — связь была везде, хоть посреди океана.
Координаты и позывные были, словно бы составляющие их список люди не обладали фантазией: «метео 16–25, диспетчер», «метео 16–26, диспетчер» или «метео 17-1, диспетчер». Звонить им самой Саше не нужно было, только принимать сообщение. Если же никаких сообщений от этих лиц не поступало, но, наоборот, поступала директива руководства «проверить», тогда нужно было обзванивать одного за другим, задавая всегда один и тот же вопрос: «У вас имело место?»
Банковская карточка была веселого окраса: нежно голубого с оранжевыми и зелеными разводами. Банк, выдающий такие веселые кусочки пластика, был неизвестен Саше, но многообещающе выставлял на обозрение слово VISA. К полноводной реке российских кредитных учреждений он не имел никакого отношения. «Мы не привыкли иметь дело с жуликами», — сказал Аполлинарий и вздохнул. — «Да и вообще грех это — и работать в банках, и пользоваться их услугами. По Библии — грех. Но что же поделать».
— Вы, Александра Александровна, теперь одна из смотрящих за Радугой. Дело это нехитрое, но крайне важное, — объяснял Аполлинарий, снова превратившись в брата-близнеца Олега Борисова. — Люди могут поступать, как им вздумается, думая, что они — хозяева мира и цари природы. А вздумается им, насколько нас учит история веков, тешить свое самолюбие, мериться длиной своих достоинств и уничтожать все вокруг себя: и людей, и животных, и природу, мать нашу. Мы на это не отвлекаемся, у нас другие функции. Бог пообещал больше не уничтожать человечество, в доказательство действенности этого договора всегда выставлял Радугу в облаке. Пока есть Радуга — не будет кары небесной. Все в порядке, Бог помнит свое обещание, можно дальше заниматься всякой ерундой. Мы, точнее наша организация, следим за этим, отмечаем и говорим про себя: «Ну вот, пронесло. Можно жить дальше». Теперь, имея на своем вооружении такие мощные средства мгновенной связи с любым уголком Земли, мы можем заявлять, что в любой конкретный момент времени над поверхностью нашей планеты где-нибудь, да висит Радуга-дуга. Это значит — хорошо.
— Поэтому и все контакты замкнуты на метеослужбы? — спросила Саша.
— В сущности — да. Конечно, вся система основана на доверии, на человеческом факторе, но в меру своих возможностей любое сообщение проверяется и анализируется на предмет истинности. Сотрудники метеостанций получают некоторые материальные вознаграждения, независимо от количеств Радуг, обнаруженных ими. Если же они ленятся и не выполняют возложенных обязанностей, или, наоборот, начинают умышленно фальсифицировать явления, они уничтожаются, — с коротким зевком произнес Аполлинарий.
— Это как? — удивилась Саша.
— Бритвой по горлу — и в колодец, — развел руками «Олег Борисов». — Как же еще? Нас обманывать нельзя. Мы не склонны к неуважению.
Все это прозвучало настолько обыденно, что не вызывало сомнений: при уличении в нечистоплотности никаких снисхождений не бывает. Наверно, правильно. Никаких сверхъестественных требований не выдвигается. Заметил Радугу — отметь в журнале и сделай сообщение на указанный номер. Никаких унижений, никакого подавления национальных, или религиозных чувств. Не выполнил, значит — решил навредить. Это уже не прощается.
— А как же в Китае, Индии, Африке? — спросила Саша. — Там же вредить — значит, самоутверждаться.
— Африка традиционно в расчет не берется. У них там не везде дожди идут, а если и идут, то сезонно. Пусть себе живут, как хотят. Они теперь, вооружившись автоматами друг за другом бегают, пуляются. Того и гляди в набеги на Европу будут собираться. Как эти сомалийцы, обласканные мировыми гуманитраными организациями — провокаторами. В Индии, Пакистане, Афганистане — тоже. Хватает других мест пока, где Радуга не заставляет себя ждать. Ну, а Китай — это, конечно, сложность. Экзекуции не помогают в борьбе с фальсификациями. Их метеорологи сообщают, что Радуга у них возникает по нескольку раз на дню по всем возможным наблюдательным пунктам. Может быть, конечно, дело в специфике их зрения: глаза, как запятые, вот и видят, что ни попадя. Кстати, знаешь такую расхожую фразу, что вся продукция в мире, даже китайская, делается в Китае?
