Ким Ньюман - Эра Дракулы
Вампир с толстой шеей и ботинками двенадцатого размера прохлаждался напротив того места, где убили Лулу. Он довольно нерешительно пытался изображать обыкновенного зеваку, а не детектива, дежурящего здесь на случай, если старая поговорка об убийце, который всегда возвращается на место преступления, — правда. Вокруг дверей Космински все вычистила до блеска полиция и любители сувениров. Борегар попытался представить последние секунды жизни вампирши. Констебль, чье скучное дежурство прервало появление явного злоумышленника в плаще, поднялся с места. Борегар тут же показал свою карточку. «Новорожденный» увидел слова «Клуб „Диоген“» и разыграл целую пантомиму, одновременно отдавая честь и ухмыляясь. Потом он встал перед дверью, загородив Борегара от улицы, словно наблюдатель, работающий на подхвате у взломщика.
Чарльз встал на место, где умерла девушка, и ничего не почувствовал, кроме холода. По слухам медиумы могли выследить человека по невидимому эктоплазматическому следу, словно гончие, идущие по запаху. Правда, те из них, кто предлагал помощь городской полиции, не добились значительных успехов. Ниша, в которой работал Серебряный Нож, оказалась небольшой. Лулу Шон была маленького роста, но убийце все равно пришлось согнуть тело жертвы и пинками затолкать его внутрь. Оттертые начисто пятна на кирпичах, бросающиеся в глаза на закопченой стене, словно торчащие в ране кости, безошибочно показывали, куда брызнула кровь. Больше ничего, подумал Борегар, от этого мрачного визита добиться бы и не удалось.
Он пожелал детективу спокойной ночи и пошел прочь, ища кэб. Вампирская проститутка на Флауэр-энд-Дин-стрит предложила сделать его бессмертным за унцию или две крови. Чарльз бросил ей медную монету и продолжил свой путь. Как долго у него достанет сил сопротивляться? Борегар осознавал, что ему уже тридцать пять и что он стал медлительнее. От холода ныли раны. Когда ему исполнится пятьдесят, шестьдесят, не покажется ли нынешняя решимость остаться «теплым» смешной, извращенной? Даже греховной? Не совершал ли он моральное самоубийство, отказываясь от вампиризма? Его отец умер в пятьдесят девять лет.
«Теплые» были кормом вампиров и их помощниками, они держали город на плаву днем. В Ист-Энде, а может, и в салонах Мэйфера уже появились вампиры, которые голодали так же, как и обыкновенные нищие. Сколько времени пройдет, прежде чем «отчаянные меры», которые защищал сэр Дэнверс Кэрью, станут рассматриваться всерьез? Тот агитировал за то, чтобы в лагеря загнали еще больше «теплых», не только преступников, но вообще любых здоровых индивидов, дабы те служили скотом для прокорма вампиров, чей род был важен для управления страной. Из Чертова Рва расползались истории, от которых у Борегара холодело сердце. Понятие преступления уже приобрело столь широкое толкование, что под него подпадали множество хороших людей, которые просто не могли прийти в согласие с новым режимом.
Наконец Чарльз нашел экипаж и предложил кэбмену два флорина за поездку на Чейни-уок. Извозчик коснулся полей шляпы рукояткой кнута. Борегар уселся за складными дверными створками. Внутри экипаж был обит красной тканью и походил на плюшевые гробы, выставленные в витринах магазинов на Оксфорд-стрит, он казался излишне роскошным для такого квартала. Возможно, на нем в Ист-Энд приехал какой-то важный посетитель в поисках любовных приключений. Дома терпимости в квартале находились на любой вкус. Женщины и мальчики, «теплые» и вампиры продавались за несколько шиллингов. Уличных проституток вроде Полли Николс или Лулу Шон нанимали за пару медяков или за унцию крови. Вполне возможно, убийца явился вообще не из этих мест, а был одним из франтов, ищущих в Уайтчепеле особых удовольствий. Здесь доставали всё — или заплатив, или просто отняв.
По долгу службы Борегар оказывался в местах куда худших. Он много недель провел в Афганистане, где изображал одноглазого попрошайку, шпионя за русским посланником. По данным разведки, тот вроде бы подстрекал к бунту горные племена. Во время бурского восстания Борегар организовал подписание договора с народом амахаггеров, которые развлекались тем, что вечерами тушили в горшках головы пленников. Чарльз немало времени провел за границей, на секретной службе Ее Величества, но, когда вернулся домой, удивился тому, насколько изменился Лондон. Борегар никогда не видел более странного, опасного и причудливого города. Из сердца Империи столица превратилась в губку, способную впитывать кровь Великобритании, пока не лопнет.
Колеса кэба громыхали по дороге, убаюкивая, словно мягкий шум волн под килем корабля. Борегар еще раз подумал о причастности некоего тайного общества к этому делу — например, Герметического Ордена Кола или Друзей Ван Хелсинга. Лишь одна деталь не позволяла назвать убийства ритуальными: не хватало безошибочной подписи, вроде пяти зернышек апельсина, посылаемых Ку-клукс-кланом предателю, или холодной рыбы, которую оставляли рядом с сицилийцем, бросившим вызов мафии. Здесь же единственной отличительной особенностью являлась лишь подчеркнутая жестокость. То были деяния безумца, а не заговорщика. Конечно, такое умозаключение не могло стать весомым доводом для уличных пустомель вроде тех, что во время дознания объявляли эти жалкие свежевания победами «теплых». Конечно, тайные общества вполне могли использовать злополучного сумасшедшего, непрестанно подталкивая человека в определенном направлении, превратив его в нацеленное оружие. Для свершения кровавого дела достаточно было лишь нажать на спусковой крючок.
Наверное, Борегар задремал, надеясь, что кэбмен постучит по двери, когда они приедут. В какой-то момент он вдруг почувствовал злость и пришел в себя — он привык доверять своим периодическим приступам раздражения. Несколько раз они спасали ему жизнь.
Кэб ехал по Коммершиал-роуд, но не восток, а на запад. В сторону Лаймхауса. До Борегара доносился запах доков. Заинтригованный Чарльз решил посмотреть, к чему это приведет, надеясь, что причина столь непредвиденного поворота событий кроется не в банальном желании кэбмена убить или ограбить пассажира.
Борегар ослабил рычажок на рукоятке трости, из ножен выскочили несколько дюймов сияющего лезвия. Клинок свободно выскользнет наружу, если понадобится. Но это была всего лишь сталь.
Глава 9
КАРПАТСКИЙ КВАРТЕТ
Прежде чем вернуться в Тойнби-Холл, Женевьева зашла в паб напротив Спиталфилдз-маркет. Ее здесь хорошо знали, как и в любом шумном баре на Уайтчепел-роуд, которую в народе прозвали «Четвертью мили ужасов». Как показал опыт Анджелы Бердетт-Куттс, недостаточно сидеть в окружении душеспасительных трактатов и мыла в уютной церкви и ждать, пока туда придут падшие души, желая стать лучше. Реформатору необходимо самому познакомиться с наиболее отвратительными выгребными ямами пьянства и разврата. Конечно, по сравнению с марсельским борделем в 1786 году, дворцом в Санкт-Петербурге времен Екатерины Великой или замком Жиля де Рэ в 1437 году «Десять колоколов» будней ночью 1888 года больше напоминали кондитерскую «Компании газированного хлеба». Если бы проститутки увидели мисс Ди в прежние годы, когда превратности длинной жизни довели ее до тяжелых обстоятельств, то они пришли бы в немалое замешательство. Иногда она выглядела так, что рядом с Полли Николс или Лулу Шон показалась бы посудомойкой на фоне герцогинь.
В раскаленном воздухе «Десяти колоколов» стояли густые запахи табака, пива и пролитой крови. Как только Женевьева вошла внутрь, клыки в ее верхней челюсти выскользнули из десенных ножен. Она крепко сжала губы, дыша через нос. Животные, привязанные под барной стойкой, скулили и пытались вырваться из кожаных ошейников. Вудбридж, трактирщик, обладатель похожего на бочонок живота, выволок свинью за ухо и дернул ее за голову: забился кран, вставленный животному в шею. Толстяк вычистил спекшуюся кровь и повернул ручку, пустив брызгающую струйку в стеклянную кружку. Нацеживая пинту, он перекидывался шутками на густом девонском диалекте с «новорожденным» носильщиком, работавшим на рынке. Женевьева прекрасно знала затхлый вкус свиной крови. Та сдерживала красную жажду, но не утоляла ее. Вампирша сглотнула слюну. Вот уже много ночей у нее не хватало времени и возможностей завести постоянного спутника. Работа отнимала столько сил, что питалась Женевьва редко и не слишком хорошо. За ней стояла мощь столетий, но даже старейшина не могла выйти за определенные границы. Ей нужен был добровольный партнер и вкус крови во рту.
Она знала большинство завсегдатаев если не по имени, то по крайней мере с виду. Роуз Майлетт, «теплая» проститутка, которая, по мнению Женевьевы, приходилась матерью Лили, надрезала палец перочинным ножом и сцеживала кровь в крохотные рюмки для джина, которые продавала по пенни за штуку. Сын Вудбриджа Джорджи, парень в фартуке, с заячьей губой и мягким лицом, бегал между столами, собирая пустые бокалы и вытирая оставшиеся от них мокрые круги. Джонни Тэйн, работавший сверхурочно с тех пор, как увидел, что Серебряный Нож оставил от Полли Николс, сидел за угловым столом с парочкой детективов, униформу которых скрывали твидовые пальто. Клиенты, как обычно, разбились по группкам: сезонные рабочие надеялись на рыночные перемены, солдаты и моряки искали девочек, а «новорожденные» жаждали кой-чего большего, нежели жидкой свинины.
