Затерянные в Чарусах - Владимир Васильевич Бойков
Валерий перестал жевать, вздохнул от тяжести в горле и увидел, что у старухи с какой-то невероятной интенсивностью начали выпадать волосы. Они прядями сползали с головы, скатывались по плечам и медленно, словно птичий пух, плавно покачиваясь и кружась в воздухе, опускались на пол. На лысом розовом черепе надулись огромные вены и принялись медленно пульсировать, угрожающе набухать, синеть. Вдруг одна лопнула, брызнув фонтаном крови, а из открывшейся черной раны потек обильный гной. В ужасе Валерий отвел глаза. Стены горницы колыхались в призрачном свете, потолок причудливо искривлялся.
— Морсику… морсику принеси, — словно сквозь сон услышал Валерий. Он почувствовал губами край сосуда и стал судорожно глотать противную соленую жидкость. Потом увидел Пелагию, которая держала у его рта глиняную кружку. Ее волосы были на месте и даже в большем порядке, чем когда он пришел. Валерий поискал глазами Николая. Тот наклонился над ним и стал смотреть на гостя узкими и длинными, совсем как у козы, зрачками.
— Дай ему настоечки перечной — пусть поспит.
Валерий глотнул приторную жгучую жидкость и сразу же впал в забытье. Потом почувствовал, что лежит на лавке, а хозяева, поглядывая друг на друга, споря и перемигиваясь, обшаривают его карманы.
10.
Сознание, вернее сказать осознание реальности бытия, возвращалось постепенно. Сначала казалось, что приснился очередной сюрреалистический кошмар, потом, обнаружив себя на совершенно прозаическом сеновале, Валерий подумал, будто его каким-то чудом занесло к родственникам в деревню. Подобным чудом обычно являлась элементарная пьянка, но о таковой следовало хотя бы что-то помнить. Случалась, правда, на этой почве и почти настоящая амнезия, но, во-первых, очень не часто, а, во-вторых, подобную потерю памяти всегда сопровождала невыносимая головная боль, каковая сегодня напрочь отсутствовала.
Когда же Валерий решил поспать еще хоть немного в надежде, что проснется дома в кровати, и попытался поуютнее завернуться в одеяло, то вздрогнул от неожиданности и окончательно вспомнил все. Он был накрыт… шкурами. Да, он уже спал под такими в этой болотной деревеньке. Сердце стукнуло несколько раз весьма ощутимо, но осмысление происходящего почему-то не вызывало тревоги. Как будто он не заблудился так страшно, а всего лишь попал в забавное приключение. Даже воспоминания о жутких превращениях Пелагии казались смешными, и это почти настораживало. Следовало бы паниковать, а он безмятежно потягивался, с удовольствием предаваясь прелести осеннего утра. Высунул голову из-под шкур и стал рассматривать окружающую обстановку. Сквозь щели сарая струился свежий утренний свет. Пахло ароматными травами. Где-то вдалеке пересвистывались птицы. Опять вспомнился вчерашний ужин и вновь он не мог понять, что с ним происходило. Сон в бреду, бред наяву, или это все-таки… явь… Уж больно люди здесь странные. Может, они и есть те самые лесные оборотни, которых он так боялся в детстве? Оборотни, вурдалаки, кикиморы. Из тех сказок, что читала ему на ночь старшая сестра, получавшая удовольствие от его страха, потому что сама она ни во что подобное давно не верила. Нет… невозможно. Конечно, это галлюцинации. Профессор предупреждал: багульник, газы…
Валерий вышел во двор и проверил карманы. Все было на месте. Спички, складной нож, бумажник и даже забытая пластинка жвачки.
Дверь в избе приоткрылась. Из проема бесшумно выскользнула Пелагия, задрала юбку и, постанывая от удовольствия, стала мочиться прямо у крыльца. С притворным удивлением, но, нисколечко не смутившись, заметила вчерашнего гостя. Она спокойно доделала свое дело, быстренько и даже с некоторым кокетством поправила одежду, подбежала к нему, противно хихикая. Поцеловала взасос, подмигнула и, пакостно похрюкивая, убежала в дом. Валерий сплюнул, вытер губы. — «Кикимора», — подумал брезгливо и передернулся от отвращения.
В его новом обиталище было прохладно. Пришлось принести несколько вязанок хвороста и растопить печь. Потом захотелось прилечь и спокойно поразмышлять, как вести себя дальше в этой дурацкой деревеньке. И, чем больше он думал, тем больше растерянности и вопросов возникало в голове. Вспомнился разговор с необычным профессором, потом перед глазами всплыл образ намыливающейся Лидии. Ее высокая грудь, с маленькими сосками, ее детские ладошки, шлепающие по воде. И это личико, любознательное и абсолютно невинное…
…В памяти, как будто из небытия, возник незнакомый, переливающийся разноцветными огнями праздничный город. Его улицы были заполнены людьми, готовыми веселиться по любому поводу. Пьяные дебильные лица, шум, гам, крики. Вереницы автомобилей ползали внутри толпы, неутомимо сигналя. Их владельцы искали место парковки в непрерывно сжимающемся пространстве. Наверное, им не терпелось принять участие во всеобщем разгуле. И никто не замечал приближающейся опасности: этот непрерывно усиливающийся ветер… Сначала совсем осторожный, способный гнать по улицам обертки от чипсов и мороженого, фантики от шоколадок, рваные пакеты. Потом в его нарастающем потоке замелькали головные уборы, зонтики, какие-то тряпки, и вдруг сами люди, кувыркаясь и истошно вопя, понеслись во вздымающемся смерче в призрачную грязно-черную даль. И, догоняя их, крутясь, лязгая друг о друга, все так же нервно сигналя, в свирепой свистопляске скрылись в небытие автомобили. И город стал чист и тих…
Неожиданно Валерий проснулся. Перед ним стояла улыбающаяся Лида. Он посмотрел на нее и тоже заулыбался.
— Пойдем завтракать, — позвала Лида.
Валерий встал, увидел на столе дымящийся картофель в глиняной миске, с кусочками сала, кружку с молоком и мед в берестяном туесочке. Недолго размышляя, он принялся за еду, а Лида все смотрела на него и смотрела…
— Ты тоже поешь, — сказал Валерий, но девушка мотнула головой, дав понять, что не хочет.
В горницу вошел Николай. Увидев Лиду, он помрачнел и затоптался в нерешительности, не зная, что говорить и что делать.
— Вы… уже завтракаете? А там Пелагия еду приготовила… Пойду я тогда, раз так…
— Может с нами? — предложил Валерий. — Заодно поговорим. У меня много вопросов.
— Вопросы никуда не денутся, в отличие от ответов, — изрек Николай уже в дверях. — А вообще приходи, коль надумаешь.
Лида сидела насупившись. Личико ее перестало сиять, губки недовольно сжались.
— Я тоже пойду. Надо клюкву просушить. Сом с Мисосом вчера в болота ходили — твои мешки искать. Один дед нашел, тут неподалеку, а второй Мисос только к вечеру притащил. Где-то за Читовыми топями ты его утерял. Это далеко отсюда.
— Как же он его разыскал? — удивился Валерий.
— Чутье у него какое-то. Говорят, он тонул не раз и всегда из трясины вылезать умудрялся. Всю жизнь его вроде бы знаю, а совсем человек чужой, непонятный. А ты ешь, ешь, я посуду попозже заберу…
Валерий остался один. Он перестал жевать, и все
