Экземпляр (СИ) - Купор Юлия
Наконец, спустя пять лет после начала лечения, Муравьев нашел какой-то сложносочиненный «-ид», от которого Диане полегчало. Да, она стала очень много спать, чересчур много, порой Косте казалось, будто бы там, в мире снов, у его супруги есть какая-то другая жизнь, жизнь, где нет болезней и страданий, жизнь, где не нужно травить себя медикаментами, где у нее есть свой Черный Вигвам с великанами и карликами, которые разговаривают наоборот, и эта жизнь нравится ей гораздо больше, чем пыльная квартира на Фестивальной, 2, где не было ни великанов, ни карликов; это обижало Костю, он словно ревновал Диану к потусторонней жизни, но поговорить не решался, опасаясь, что его претензии будут звучать очень глупо.
Так продолжалось много-много лет. Диана существовала, сонная и вялотекущая, как равнинная река, словно бы меж двух миров, миром сна и миром яви, перестав, слава Муравьеву, думать о смерти, но перестав, однажды понял Костя, не потому, что ей полегчало, а потому что она нашла приемлемую для себя форму между жизнью и смертью. Словом, обстановка в квартире была еще та. Именно поэтому Костя так удивился, увидев Диану в хорошем настроении: обычно ее бодрости хватало на то, чтобы проснуться, а потом наступала апатия. Костя все пытался понять, как же она видит этот мир и видит ли, если, по ее рассказам, все мироздание залито черной холодной водой и в этой воде плавают, посверкивая чешуей, чудовища — чудовища, что являлись следствием неправильной работы отдельно взятого потонувшего в депрессии сознания.
А не важно, подумал Костя. Вот совсем не важно. Пусть у нас будет счастливый вечер — я, Диана, Лана Дель Рей, котлеты из кулинарии, испорченная шарлотка. Рислинг, купленный по акции в ближайшем супермаркете, задушевный разговор, Костя еще про Женьку рассказал, рассказал, каким он стал упитанным и солидным. Мы заслужили. Если это ремиссия — дай бог, чтобы это была ремиссия, — мы должны прожить каждый день как последний. Carpe Diem. Чуть позже он поймет, насколько был прав.
16
Костя все время думал о той случайной встрече с Балакиревым и все гадал, позвонит Женька или не позвонит. Телефонами они, конечно, обменялись, но это могло ровным счетом ничего не значить — так, элементарная вежливость. В глубине души Костя был уверен, что Женька не позвонит. Поэтому он очень удивился, когда на экране высветился Женькин номер. Выходит, их встреча на фуд-корте «Бруклина» была не случайной?
Незадолго перед этим Костя дозвонился в «Азию-Мобайл» («Скажите, вакансия в торговом центре «Бруклин» еще действительна?» — «Минуточку, сейчас узнаю. Да, вакансия еще в силе. У вас есть СНИЛС?») и вот теперь сидел, мучимый сомнениями: а может, стоило подождать, пока в городе появится подходящая работа? Может, ну ее, эту «Азию-Мобайл»? Рациональная часть Костиного сознания упорно подсказывала, что не было в Воскресенске-33 подходящих вакансий и не будет, точнее, была одна, и он ее потерял. Поэтому он обрадовался Женькиному звонку — наконец-то хоть что-то сможет отвлечь от назойливых мыслей.
— Братан, а ты сейчас в «Бруклине»? — жизнерадостно спросил Женька.
Костю смутили отчетливые женские голоса на заднем плане, особенно смутило то, что голосов было несколько. Почему-то сложилось ощущение, будто господин Балакирев звонил из сауны.
— По-твоему, у меня там общественная приемная? — сердито спросил Костя.
— Ага, — отозвался Женька. — Антиобщественная. Приезжай в «Бруклин», мне увидеться охота. Встретимся на первом этаже возле эскалатора! — дабы пресечь любые возражения, Женька быстренько отключился.
Костя собрался, вышел из подъезда, в одной руке держа сигарету со свисающим хвостиком пепла, а в другой — телефон. Сначала он хотел поехать на машине, потом сообразил, что, скорее всего, без алкоголя не обойдется, а такси вызывать было лень (да и не любили местные таксисты кататься на такие мизерные расстояния), поэтому он, как и в то утро, когда впервые после долгих лет встретился с господином Балакиревым, решил пройтись пешком. На этот раз наушники были заряжены по полной, поэтому Косте удалось погрузить себя в депрессивное болото, состоявшее в равных пропорциях из русского и зарубежного рока; в некоторых моментах Костя ловил себя на точном, почти стопроцентном попадании в сюжет («Агата Кристи» вообще была идеальным саундтреком для его жизни), а иногда это попадание было случайным (вряд ли Том Йорк, когда писал альбом OK Computer, думал о маленьком уральском городке), но все вместе создавало на редкость цельную симфонию звуков, картинок и запахов.
А вот и треклятый «Бруклин» с его металлическими сиденьями в дырочку, похожий на зал ожидания маленького регионального аэропорта — а по сути, он и был своеобразным залом ожидания. Эскалатор, разумеется, не работал. Возле эскалатора хлопотали мужики в спецовках и о чем-то ожесточенно матерились. Женька стоял чуть поодаль, картинно подпирая стену. Богатый, упитанный, в хорошем дорогом пальто. В очередной раз Костя поразился тому, каким же солидным человеком стал Евгений Николаевич. От него за версту разило респектабельностью и «Олд Спайсом» — «Олд Спайсом», правда, сильнее. Он был похож на человека, собравшегося на долгожданное свидание, разве что в руках не было букета.
— Я же обещал тебя в рестик сводить, — сообщил Женька, неожиданно экранизировав Костину мысль о свидании.
— Ой, блин. Твои ухаживания становятся назойливыми. Я что, девчонка из «Тиндера»?
— Хуже в сто раз. Хорош ломаться. Предлагаю выбор — «Аризона» или хинкальная на Дзержинского. М?
— Ну ты серьезно? Хинкальная?
— Там Азамат работает, — Женька, судя по всему, решил одним махом снять все возражения, будто Костя, услышав про неведомого ему Азамата, сразу же бросится бежать в эту хинкальную на Дзержинского.
Увы, в этом случае личный бренд не сработал. Костя помотал головой.
— Ну, значит, пойдем роллы жрать.
«Аризона» располагалась буквально в двух шагах от «Бруклина» — надо было пройти через вещевой рынок, который почему-то сегодня не работал, хотя был не понедельник, свернуть на улицу Мичурина, дойти до ближайшего светофора, и вуаля — наткнуться на огромную вывеску единственного в городе суши-бара. Костю всегда удивляло, почему названия всех воскресенских заведений в той или иной степени были связаны с Америкой: торговый центр «Бруклин», суши-бар «Аризона», был когда-то клуб «Дикий Техас», впрочем, клуб этот прикрыли еще в нулевых, когда там произошла перестрелка, и какое-то время здание клуба пустовало, а потом на его месте открыли «Пятерочку». «Аризону» открыли полгода назад — раньше там находился ресторанчик, где готовили вкуснейший шашлык из баранины, но в этом ресторанчике произошла потасовка (нормальное явление для Воскресенска-33), и ресторанчик закрыли; словом, шашлычная канула в Лету тем же способом, каким погибали почти все культурно-досуговые заведения города. Мироздание настойчиво пыталось окультурить Воскресенск-33, но гордые и свободолюбивые воскресенцы отчаянно этому сопротивлялись.
Столкновение Эроса и Танатоса всегда заканчивалось победой Танатоса. Вот и единственный в городе интим-шоп — по злой иронии судьбы он находился на Столетова, на первом этаже дома, где жили Костины родители, — закрыли после того, как его разгромили местные гопники. Костя понимал, что, скорее всего, и «Аризону» ждет подобная участь, но, с другой стороны, он с удовольствием понаблюдал бы за дракой, которая произойдет в этих стенах, — уж очень колоритным был интерьер суши-бара. Драка в таком антураже смогла бы стать малобюджетной версией фильма с Джеки Чаном, не иначе. По крайней мере, это было бы весьма эпично. Жаль, в Воскресенске-33 нет ни якудза, ни «Триады».
На крыльце ресторана Женька остановился, достал из кармана пачку сигарет и сосредоточенно закурил.
— Скажи честно, — произнес он после некоторого раздумья. — Ты пошел со мной, потому что надеешься, что я верну тебе работу?
— Ты обвиняешь меня в меркантильности?
