Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Юрьевна Вико
– А между прочим, оккультизм – почти ругательное слово, – все-таки не преминула заметить Александра.
– Если не знать, что оккультизм включает в себя астрологию, алхимию и магию.
– Эти слова не лучше, – с усмешкой покачала головой Александра.
– Если не знать их смысл! – воскликнул он.
– Христианская церковь добавляет в этот же список сатанизм, спиритизм и много еще чего, – заметила Александра.
– А паства верит, что все это ересь от лукавого, – продолжил ее фразу Николя.
– Верит, – подтвердила она.
– Проблема подавляющего большинства современных людей, – Николя взял в руку бокал, – именно в том и состоит, что они привыкли… нет, точнее, их приучили, верить, а не познавать и решать самим. В каждом человеке спрятан алхимик. Стоит лишь отказаться от слепой веры – и он уже тут как тут!
– Для большинства людей слепо верить легче и проще, – сказала Александра. – И людей нельзя в этом винить, потому что для них это залог стабильности существования и душевного спокойствия и, следовательно, защита от стресса и депрессивных состояний. Разве этого мало?
– А я никого, в том числе верующих, не виню, – он пожал плечами. – Каждый свободен жить как хочет, если это никому не мешает. Если же мозги определенного сорта не могут работать без Библии, то их лучше не трогать вовсе. Потому что все другое для них наипервейшая «дьявольская кознь», – он усмехнулся, – а жизнь с соблюдением традиций, ритуалов и заучиванием прописных истин вполне устраивает…
– Должна выступить в защиту ритуала, – прервала его Александра. – Ритуал защищает жизненные ценности людей любого типа сознания, причем не только религиозные, но и культурные вообще, – с удовольствием отметила, что Николя слушает ее с нескрываемым интересом. – Ритуалы и есть та крепостная стена, которая ограждает психоядро человека от диких позывов натуры, соблазнов свободы, психических эпидемий моды, жестокости техногенного мира и информационной агрессии других культур. А что касается поиска непрописных истин, как говорит один мой знакомый, истина непостижима. Так стоит ли ее искать? – глянула лукаво.
– Удовольствие в самом процессе поиска, – улыбнулся Николя. – Период, когда люди задают вопрос «почему?», заканчивается в раннем детстве. «Почему помидор красный?» – спрашивают дети, а взрослые не находят ничего лучше, чем ответить: «От стыда за твое плохое поведение» или «Потому что ты плохо кушаешь».
Александра согласно кивнула, вспомнив, что маме действительно было важнее напоить ее морковным соком и вовремя накормить, чем отвечать на вопросы.
– Сейчас наконец пришло время, – продолжил Николя, – когда все больше людей, которые наелись досыта, получили крышу над головой и избавились от опасности быть сожженными на костре или сгнить в тюрьме за свободомыслие, ищут себя в этом мире.
– А современные технологии позволяют за минуты получать информацию, на сбор которой всего пятнадцать-двадцать лет назад понадобились бы годы работы в библиотеках, и дают бога-а-атую пищу для размышлений и выводов. Впрочем, как и свободу слова придуркам, которые без ошибок двух слов ни сказать, ни написать не могут, но брызжут ядовитой слюной на весь мир.
– Вот именно, Александра, вот именно! На весь мир! За это достижение Биллу Гейтсу надо памятник поставить. В любом случае, – продолжил Николя, – при свободном обмене информацией все больше людей приходит к пониманию того, что человечество – единый организм, в котором все взаимосвязано. Люди устали от ненависти, кроме тех, конечно, кто на ней делает деньги. Человечество же на новом витке развития подсознательно ищет общепланетарную объединительную идею и цель, и выражением ее должен стать символ, всем понятный и всеми принимаемый.
– Символизм – составная часть мистических доктрин, – заметила Александра скептически.
– И что? Разве это означает, что мистицизм как иррациональный способ восприятия мира должен противопоставляться восприятию логическому? Ведь большинство величайших научных открытий делаются людьми, обладающими иррациональным мышлением, которые зачастую выглядят в глазах окружающих шизофрениками.
– Разве только выглядят? – насмешливо спросила Александра. – Греческий термин «шизофрения» состоит из двух частей – «шиз», что означает «расщеплять» и «френ», что означает «мозг». Таким образом, шизофрения буквально означает «расщепление мозгов» и является поводом для пребывания в лечебнице.
– Не буду спорить, потому что врачом не являюсь, – с улыбкой сказал Николя, – замечу только, в контексте гениальности некоторых шизофреников, что первая часть термина по-арабски звучит как «ша-зз» и означает «аномальный», «исключительный», «не такой, как все». И такой смысл слова мне нравится больше.
– По-вашему получается, что, если ученый не шизофреник, ему гениальные открытия не светят? – язвительно спросила она.
– Ученые, обладающие так называемым рациональным мышлением, – сказал Николя, – обычно систематизаторы и чаще всего догматики, готовые с пеной у рта защищать каноны своей «научной церкви». Кстати, они же естественные союзники церкви религиозной, у которой собственные интересы, но с которой они с удовольствием объединяются в борьбе со всем экстраординарным в человеке.
Александра наслаждалась. Этот разговор был для нее… интеллектуальным сексом, гораздо более значимым, чем просто секс. Ведь умный и тонкий собеседник – это целый мир! Пространство же сексуального партнера ограничено размерами кровати. В лучшем случае. А то и вовсе душевой кабинкой…
А Николя продолжал:
– Эра Рыб в странах средиземноморской цивилизации, исповедующих иудаизм, христианство и ислам, прошла под знаками освобождения, равенства и братства, собранными вместе в революционном учении Иисуса Христа и повторенными многократно в различных интерпретациях.
– Французскими коммунарами, – уточнила Александра, – и масонами.
– И большевиками тоже, – добавил Николя и повернул голову ко входу, где на пульте заморгала красная, а потом зеленая лампочка. – Прислуга пришла, – пояснил он. – Сейчас займется вашей одеждой.
– Спасибо, – наклонила голову Александра.
– Но во все времена объединение людей, признающих общечеловеческую ценность идей свободы, равенства и братства, – продолжил он, – происходило через разъединение по неким признакам, будь то отношение к собственности, вероисповедание, расовая, национальная, этническая или классовая принадлежность. И почти всегда через насилие по отношению к иноверцам, чужакам…
– Инакомыслящим, инакоговорящим, инако одевающимся и инако себя ведущим, – согласилась Александра.
– Что такое свобода – понятно, – продолжил Николя. – Во времена Иисуса – избавление от власти Римской империи, а в последующие периоды истории – и от любых иных насильственных форм управления.
– Николя, а вы считаете себя свободным человеком? – спросила она с неподдельным интересом, но, заметив его недоуменный взгляд, пояснила: – У нас в России сейчас личная свобода прежде
