Ирина Скидневская - Фэнтези-2005
— Но мы побеждаем, Хамар.
— Ты… видел одну ступень Лестницы… Скоро будут быть еще ступени. Хуже. Нет, сильнее. Это моя сердечная боль, теснит мое сердце. Бедный твой язык, плохой язык, тупой язык…
Я понял: завтра будет плоше, чем сегодня. Надо убираться отсюда, но как? Потом сообразим.
Вдруг он опять поднял руку, и я почуял неладное. Его пальцы прикоснулись к моему плечу… вошли в него. Я сидел ни жив ни мертв. С шаманами лучше Не шутить. Не рыпаться. Я и не рыпался. Как статуя застыл. Вот говно-то. Чувствую, будто я стал прозрачный и… никакой, вроде пустого воздуха. Он шарит внутри меня, щупает что-то, глядит внимательно, сволочь, внутренности мои будто глазами пересчитывает. Не больно, только… не по себе как-то… И судорогой крутило меня… Я испугался. Потом он вынул, сволочь, выблядок, руку.
— Тоже… Хозяина. Сдохнешь, если не будешь перемениться. Усвой. Да? А лучше беги. Да?
— Почему ты мне это рассказал?
Хамар почмокал губами, как старая перечница какая-нибудь, как говенная пенсионерша.
— Мне нравится твой… твое тело. Сильное тело. Красивое тело. Я… ухожу. Я уже почти в дороге.
— В дороге?
— Да. Путь… к Молодым Хозяевам… долог. Сначала моей… моему… телу… надо хорошо-хорошо закончиться.
— Умереть?
— Да, умереть, у твои… язык плохой… бедный. Слова простые… бедные…
— Зачем я тебе теперь, Хамар?
— Ты будешь… поцеловать меня и закончить меня. Умереть меня. Понял?
— Убить?
— Да. Сейчас. Я маг. Сам не будет могу. Будет долго мучиться. Мои боятся меня. Ты будет помогаешь мне?
Я задумался. Старое дерьмо сообщило мне массу полезных вещей. Это так. Но если я его убью, во что мне встанет его смерть? Мосел прикончил великого шамана! Порежем его на шмотья!
— Что со мной сделают твои люди, Хамар?
— Если откажешь… будут убить тебя.
Похоже, эта гнида все предусмотрела…
— А если не откажу?
— Ты будет мой муж. Одна… по вашему… три минуты… Да. Потом будешь один из двадцать три мои наследник. Будешь часть мои рода. Готов?
— Да.
— Минкаут! Ханган!
Хамар едва сумел повысить голос.
Вошли писец и с ним мелкий жрец какой-то, одет небогато…
Не буду я рассказывать, как у них тут заключают брак. Долго и неаппетитно. Словно говна поел. Напоследок я должен был поцеловать его и перерезать глотку. Одновременно.
Хамар потребовал:
— Не торопись. Пусть поцелуй будет подольше. Я чтобы будет почувствовал удовольствие…
Конечно, я едва прикоснулся к его губам своими и тут же пустил ему кровь. Прощай, Хамар. Пидоры не в моем вкусе. Передай привет своим, блин, Молодым Хозяевам.
* * *Вечером я кашеварил. И все жрали как положено. Как у людей.
* * *И мы полезли на этот гребаный вал.
В первый раз тогда я увидел вторую ступень Лестницы. Призрачные войны.
Сначала ты не пугаешься, просто ничего не понимаешь. Появляется прямо в воздухе цветное пятно, синее, или розовое, или сероватое такое, или черное с желтым, разного, короче, цвета. Из-за дымки видно одну какую-нибудь часть тела. Иногда лицо или корпус, и это лучше всего. Живо надо стрелять, пока не рассеялось. Можно поразить из простого оружия, если не зазеваешься. А если ладонь мелькнула или, скажем, лодыжка, то хрен попадешь. Нет, не попадешь никогда. Если только повезет. Дымка через секунду прозрачнеет, прозрачнеет, и нет уже никого. Потом, может, в пяти метрах, а может, в пятнадцати, еще раз этот гниляк призрачный проявится. И опять пропадает. И опять проявится… Если быстро двигается, например бежит, а особенно если бежит и петляет, ты его не выцелишь. Если не торопиться — можно такую зверушку взять… Из автомата я с полета метров брал такого гада.
Но это все мы поняли и подсчитали потом. А тогда, у вала, мы по первости вообще ничего не поняли. Какие-то дымные кляксы, и оттуда сыплется раскаленный дождь. То есть натурально капли металла, целые брызги металлические, и этот поганый металл остывает в воздухе или прямо на твоем теле. Сколько наших ребят полегло — думать Не хочется. А сброда каурского так вообще немерено. Наши сопротивлялись, конечно, только от неожиданности все-таки побежали.
Эти, призрачные, ходили на нас и с холодным оружием, и с убивающим звуком, и с прожигателями. Потом. А в тот раз брызги, значит, попробовали. Только брызги. Дерьмо, в общем-то. А половины наемных четверок с Земли — нет как нет. Легли на том валу. М-мать.
Мне на ногу две капельки попали. Я там выл и катался. Потом лечился, вылечил, почти все мое мясо горелое отросло как было, только на левую ногу я чуток прихрамывать стал. Но это — потом. А тогда, на валу у Земляной Язвы, я мало копыта не отбросил. Да я просто обязан был копыта отбросить, по логике вещей.
Рябой меня спас. Вынес меня на своем горбу. Километра два тащил, а может, и все три. Я бы не стал его тащить, я бы его бросил. Нас убить могли. Обоих. Несколько раз. А он все равно тащил меня. Здоровый черт, а не подумаешь…
— Зачем ты это, Рябой?
— Что — зачем, Мосел?
— Зачем вытащил меня? Сдохнуть мог же.
— А типа как еще? Не тащить тебя? Да ты че…
Святой. И не объяснишь ему. Надежный, в общем, мужик.
* * *Потом кашеварил Живчик, его очередь. А он кашеварит, как чухан твердолобый. На пределе терпимости. Рыжая не стерпела и миску ему в хайло запустила. Ну это, положим, глупости.
Потом должна была кашеварить Рыжая. В первый раз. Очередь, значит, ей вышла.
Стервоза, однако, уперлась. Мол, вчера не жратва была, а чистое дерьмо. Пусть, мол, опять Живчик работает. И пусть работает, пока не научится… Живчик, понятно, захотел разобраться, но я его остановил. Потому что разбираться должен был я.
— Дело не в очереди, Рыжая. Дело в том, что я так сказал.
— А ты кто такой, Мосел Капитаныч? А?
— Я здесь старший. И ты будешь делать, как я скажу. А я говорю: сегодня твоя очередь.
Она щурится нагло, из глаз своих щели сделала. Пацанву мелкую хорошо так пугать. И детишек.
— Я тебя не знаю, ты мне не старший.
Мы, понятно, отошли подальше. У меня еще очень нога болела. Но надо было сейчас заняться этим делом. Я знал: в первый же раз не займешься, она тебя еще и прессовать начнет. Авторитет потерять можно. Да, я знал таких. Что баб, что мужиков, всегда надо с первого раза — к ногтю. С самого первого раза.
Чему-то она там училась и била больно. В самом начале. Я специально дал ей ударить. Два раза. Потом я бил ее, пока она стояла на ногах, а когда упала — пока пыталась подняться. Потом — пока еще несла борзоту на словах. Потом она обещала слушаться.
* * *У Бегнизога я добыл своего первого призрачного. Череп ему снес и почувствовал большое моральное удовлетворение. Все ополчение Мадроша тайны там спалили на хрен, а ополчение самого Бегнизога разбежалось. И дружину князя Багура вырезали до единого человека. То есть кто-то из мадрошцев, может, остался в живых, а Багуровы люди все там остались. И сам князь Багур с ними остался. Мол, он князь, он людей своих не бросит, ну его и располовинили.
Мы отошли, да Морское братство отошло кое-как, да шаманы из вольного города Дацгазага. Шаманы там — образина на образине, какие-то скрюченные, мелкие, просто уродцы поганые. Хуже жидов.
Одним словом, побили нас. Как лепешку говенную сапогом размазали.
Мы уходим, а один к Рябому прицепился. В смысле, один шаман.
— Ты-ы-ы-ы-ы… — шипит, пищит, рожи корчит, норовит за одежду ухватить, — ты чуж-о-о-й…
Рябой ему пинка. А тот взвился, вся его шатия тут как тут, пляшут, подпрыгивают, шипят, чисто дерьмо на сковородке. Этот, первый, сучковатый уродец, язык русский знает, лезет опять:
— Ты-ы-ы-ы-ы-ы-ы! Н-не… н-нео… неотрекшийся! Да! Уйди! Будем убить! Ты убить будем!
Мы за стволы. Она за амулеты свои, за магическую дрянь. Чую, быть беде. Настроение у всех поганое, шлепаем, как шавки драные, вцепиться кому-нибудь в глотку очень хочется. Но с шаманами я связываться не стал. То еще дерьмо ходячее. Сую браслет уродцу под нос…
Он подпрыгнул, как ужаленный. Или как сумасшедший. В смысле, буйный в чистом виде.
— Ай! — кричит. — Ай! Будем уходит вся. Вся моя уходит. Ты будешь тише?
— Да, — говорю, — я, наследник дома Хамара из великого города Мадрош, буду с тобой тише и не буду громче. Пошел вон, ублюдок.
Он утрехал с радостными ужимками и компанию свою с собой прихватил.
* * *Обычный был бой где-то между Бегнизогом и Каменными Квадратами. Ничего особенного.
Мы отступали. Таины — простые, не призрачные — фукали по нас из магических трубок то «безумным туманом», то «тещиной печкой». Издалека фукали, почти ничего не долетало. Мы тоже вяло постреливали. Насмерть схватываться не хотел никто. Мы устали, их маловато было.
Тут вдруг прямо из земли вырос огненный фонтан в рост человека. И задвигался. Причем быстро, как всадник, почти как машина. Собой, своим огненным телом, эта хрень сожгла человек десять. Мы стреляем, стреляем, и хоть бы хны. Добралась тварь до воеводы Мангастена, брата князя Тангона. Он тогда, Мангастен этот, командовал арьергардом… Сгорел как свечка, пердануть не успел.
